Член совета Лиги банкиров Молдовы, основатель Moldova Agroindbank Григоре ФУРТУНЭ рассказал корреспонденту NM Инне КЫВЫРЖИК, почему другие банки «косо» смотрят на Agroindbank, что общего между деньгами, выделенными правительством трем проблемным банкам, и саранчой, а также о том, какие двери откроет для Молдовы меморандум с МВФ.
МВФ отменил переговоры с Молдовой по новому меморандуму о сотрудничестве из-за отставки главы Нацбанка Дорина Дрэгуцану. Есть мнение, что эта отставка неслучайна и связана с желанием молдавских властей оттянуть начало переговоров. Насколько необходима Молдове программа сотрудничества с фондом?
Первое. Я не хочу связывать это с «желаниями или нежеланиями властей». Человек на такой высоченной должности должен все понимать и решать самостоятельно, исходя из собственного понимания ответственности за любой свой шаг, любое свое решение.
Второе. Какой бы ни была программа с МВФ, она в первую очередь сигнал для других международных финансовых институтов, да и местных инвесторов, о том, что с этой страной, точнее с ее правительством, можно работать. А уж о внешних кредитах на поддержание реформ под символический процент и говорить нечего: они много раз и много правительств Молдовы выручали. Ответ может быть только один: программа сотрудничества с МВФ необходима как воздух, но жутко неудобна для партий и правительства, которые не желают и не способны реально проводить реформы и обуздать коррупцию.
Лига банкиров недавно выступила с заявлением, в котором высказала свое несогласие с монетарной политикой Нацбанка. Но Центробанк свои действия оправдывает необходимостью сокращения темпов инфляции.
Восемь-девять лет назад под воздействием неизвестных мне обстоятельств и соображений было внесено одно изменение в Закон о Нацбанке. Согласно ему, получается, что главный банк страны несет ответственность только за состояние розничных цен, то есть инфляцию. И все, что после этого изменения делает Нацбанк, будь то манипулирование денежной массой или всевозможные ограничения, делается для регулирования роста цен. В принципе, это популярная мировая практика. Правда, когда речь идет о нормально функционирующей экономике. Но когда в экономике серьезные сбои, подходы меняются, варьируются. При необходимости и желании внести изменения в Закон о Нацбанке не составило бы труда.
Раньше Нацбанк с правительством согласовывали совместную ежегодную стратегию, где обозначались цели и видна была ответственность, которую берет на себя правительство. Сам Центробанк публиковал в «Официальном мониторе» свои директивы по денежно-валютной политике. И, хотя эти документы не имели силы закона, возникала определенная ясность при разработке проекта госбюджета. Потому что эти документы содержали регулирующие моменты для различных сфер деятельности и видов бизнеса, содержали ясные ориентиры и для деловой среды, и для коммерческих банков. Сейчас правительство и парламент не особо интересуются этими делами. Мы не ощущаем сотрудничества правительства с Нацбанком и наоборот. Поскольку это не одностороннее движение. Видим лишь, что руководители этих важных структур общаются через СМИ.
А что с валютным курсом — это вне зоны ответственности Нацбанка?
Раньше Нацбанк обязан был следить и за курсом национальной валюты. Теперь его от этого как бы освободили. И я считаю, что совершенно напрасно. На протяжении ряда лет в стране наблюдалась определенная стабильность и тема валютного курса не была так остра, хотя иногда давала о себе знать. Нацбанк говорит, что зона его ответственности только инфляция, а что касается курса лея, то это дело рынка. С этим согласиться нельзя. Любой рынок, в том числе и валютный, требует постоянного внимания. Там всякие вещи происходят. Например, спекулятивные игры, которые должны встречать какой-то отпор.
Поэтому Лига банкиров выступила с заявлением?
Коммюнике Лиги банкиров по валютной политике неслучайно. Оно — результат наблюдений за эволюцией решений Нацбанка. Возьмем, например, нормы обязательных резервов коммерческих банков. Чем они выше, тем дороже кредиты. Банк, заключивший договор депозита, будет платить проценты в полном объеме, а не сокращая процентные выплаты соответственно изъятой части депозитов на образование этого резерва. Увеличение нормы резервирования влечет за собой сокращение объема денег, которые могут быть предоставлены в виде кредитов национальной экономике (а целью и было сжатие денежной массы через доступный рычаг). В нынешней обстановке получается, что возможное предложение кредитов урезано примерно на 30%. Зато стоят кредиты гораздо дороже. Кто из бизнесменов может позволить себе при таких условиях брать кредиты? За редким исключением только сфера торговли, где оборачиваемость товаров короткая — им необходимы краткосрочные займы.
Для крестьян и фермеров, которым нужны кредиты для покупки импортного оборудования, техники, посадочного материала, химпродукции, племенного скота и так далее и где оборот средств составляет не меньше полугода, такие займы не выгодны и даже разорительны. Заемщик вынужден все доходы тратить на выплату процентов. Кто на такое пойдет? Бизнесу нужна прибыль, нет прибыли — нет бизнеса.
Еще хотел обратить внимание на ставку рефинансирования. Давайте взглянем на нее с другой точки зрения. Государство предоставило трем коммерческим банкам (Banca de Economii, Banca Sociala, Unibank) более 12 млрд леев необеспеченных кредитов под 0,1%. Как себя чувствуют остальные коммерческие банки? Они покупают недостающие средства у Нацбанка под проценты, соответствующие ставке рефинансирования, которая за год увеличилась с 3,5% до 19,5%. К тому же эти банки приобрели ценные бумаги под 7%, а теперь должны пополнять свой оборот по 19,5%. Это удар по коммерческим банкам, которые еще не обанкротились. Такие шаги Нацбанка вызывают, мягко выражаясь, недоумение.
Но если Нацбанк смягчит эту политику, инфляция поползет вверх?
Сказки Нацбанка. Он мог выдать 12 млрд леев необеспеченных кредитов и не мог не повышать ставку рефинансирования? Что за разговоры? Сколько из этих миллиардов пошли на скупку валюты из валютных резервов НБМ? Экономика на ладан дышит! Нацбюро статистики сообщает, что рост экономики составляет 3,6%. Я сомневаюсь, что это «физический» рост.
А какой?
Рост, на мой взгляд, был следствием взрывного увеличения денежной массы, которая спровоцировала обесценение национальной валюты.
Как еще повлияла на рынок денежно-кредитная политика Нацбанка, помимо увеличения процентных ставок по кредитам?
Необеспеченные деньги (кредиты, выданные НБМ трем банкам под гарантии правительства.— NM), которые попадают в обращение, ведут себя как саранча. Они, как сумасшедшие, «разбегаются» в поисках добычи. Представьте, что у вас на руках есть 10 тыс. леев. Как вы себя поведете в нынешней ситуации? На крупную покупку этих денег недостаточно, вкладов в леях вы опасаетесь. Что вам остается делать? Скорее всего, побежите в обменно-валютные кассы и обменяете на инвалюту. А если у компании 300 млн леев? Ясно же, немедленно кинется конвертировать: лей же страшно лихорадит.
При нормальной экономике в обмене нет ничего необычного, это рутина. Но когда валютный рынок штормит, экономическое поведение меняется, деформируется. И неважно, физическое вы лицо или юридическое. У вас только одна мысль на уме: вы хотите как можно быстрее отделаться от дешевеющего лея. Вот почему необеспеченные деньги ведут себя как саранча и «бросаются» на поглощение инвалюты.
На моей памяти еще денежная реформа 1948 года. В то время мне было девять лет, мы жили в селе. Помню, тогда объявили, что старые деньги изымаются из обращения и их можно обменять либо что-то на них приобрести, но только в тот же день. Разумеется, времени на то, чтобы добраться из села в банк, у моего отца не было. Он кинулся, разумеется, в сельпо, такая же идея пришла в голову не только моему отцу. Люди сметали с полок все, что было в наличии. Помню, отцу достались какие-то цепи, топор и лопата. Тогда было абсолютно неважно, нужны тебе эти вещи или нет. Уж лучше получить что-то, чем оказаться на следующий день с пустыми бумажками на руках.
Такова психология поведения и сегодняшних участников рынка. Растерянность и неуверенность — самый жуткий итог всей этой истории. Завоевать доверие к нацвалюте трудно, а потерять легко.
Оздоровит ли ситуацию на рынке ликвидация трех банков?
Это не имеет отношения к рынку. Это имеет отношение к публичным финансам. Ведь в Banca de Economii, прежде всего, были государственные деньги в виде остатков на счетах различного назначения: пенсии, пособия, разовые вознаграждения, выплаты, деньги на поддержку сельского хозяйства и т.д. Кроме того, люди держали вклады в этом банке. Где еще деньги держать, как не в банке государства? Огромное количество соотечественников, по большей части пенсионеров, так продолжали считать, пока не столкнулись с проблемами у банкоматов.
Сейчас же, по слухам, поскольку официальное решение на этот счет не было опубликовано, то ли правительство, то ли Нацбанк будут давать соответствующие деньги тем банкам, которые приютят у себя этих держателей депозитов Banca de Economii. Но это очень обесцененные деньги. Вот и все. Я нигде не видел информацию, во сколько оцениваются выведенные из страны активы этих трех банков, которые могут быть возвращены для погашения госкредитов.
Какой из этого вывод?
Из всего произошедшего можно сделать один вывод: в Нацбанке нет практики, либо понимания, либо желания работы с моделированием ситуации вообще и макромоделированием в частности. Если Нацбанк дал какому-то банку необеспеченные кредиты на сумму 100–200 млн леев, основным обеспечением которых выступают государственные ценные бумаги, это одно дело, а если он выдал миллиарды — это уже другая история.
Выбрасывая на рынок в сжатые сроки 11–12 млрд необеспеченных леев, ты должен понимать, к каким последствиям это приведет и как этим последствиям можно противостоять. Я думаю, никто не проводил такой анализ и не сделал прогнозы.
Сейчас продолжается подготовка к ликвидации трех упомянутых банков. Некоторые банкиры обращают внимание на явные нарушения, которые допускаются при этом госорганами. Для этого есть закон. Кто принимает решения о ликвидации? Нацбанк. Он принял решение о ликвидации? Нет. Так к чему они готовятся? У комитета по финансовой стабильности при премьер-министре, по решению которого якобы готовятся к ликвидации, даже нет юридического статуса. То есть за такое решение никто не несет ответственности. Покажите мне регистрационный номер этого комитета? Это всего лишь совещательный орган, который был создан по желанию премьер-министра. Это трибуна в гайд-парке, где собрались и поговорили. Разговоры можно принять к сведению, а можно и не принять.
Законным может быть только решение Нацбанка, опубликованное в «Официальном мониторе», или решение суда в случае банкротства. Выполнять какие-либо операции с активами или пассивами ликвидируемых банков можно только после решения о ликвидации. Нужно делать все по закону. В ином случае это может вылиться в огромный юридический процесс за пределами страны, который инициируют иностранные акционеры, пользуясь такими ляпами. Молдова может заплатить за это огромные деньги. Власти объясняют ситуацию тем, что если бы Нацбанк принял решение о ликвидации без предварительной подготовки банков, то была бы заморожена выплата пенсий. Мы не можем обсуждать, что было бы. Нужно законное решение, в котором должно быть все прописано.
Но выплата пенсий действительно могла быть приостановлена в случае решения Нацбанка о ликвидации?
Не обязательно. Понимаете, когда все делают вкривь и вкось, трудно о чем-либо говорить, но я знаю, что любое юридическое лицо, в том числе и правительственное, может открыть счет в любом и даже нескольких банках. Деньги могут проходить уже не через Banca de Economii. Ликвидируется банк, а не его клиентура, которая может когда угодно открыть счета в других банках. Вот и все решение.
Но в том, что касается активов и пассивов банка на определенное число, до тех пор, пока нет решения о ликвидации, любые принудительные действия не имеют юридической основы. Это в моем представлении.
Получается, решение минфина о выборе банка (вместо Banca de Economii), который будет обслуживать казначейские счета, незаконно?
Почему же? Законно, если минфин — распорядитель счета. Я знаю также точно, что тендер должен был быть организован прозрачно. Было бы разумнее отобрать как минимум два-три коммерческих банка. Отбирать один банк было некорректно. Минфин оказал Moldova Agroindbank, который выбрал для казначейских счетов, медвежью услугу. Сейчас другие банки смотрят косо, они не понимают, почему конкурс выиграл Moldova Agroindbank. Тем более существуют вопросы к структуре акционеров банка-победителя. Нельзя допускать действия, которые порождают или стимулируют антагонизм между банками. Надо стимулировать здоровую конкуренцию. Работая с двумя-тремя банками, мифин узнал бы, кто чего стоит, мог бы кому-то из них и обоснованные требования предъявить — как по цене, так и по качеству услуг. А на деле получилось нехорошо как для банковской среды, так и для публичных финансов.
Власти должны были вынести уроки из истории с Banca de Economii. Обожглись уже однажды. Может произойти повторение этой истории. Чтобы не попадать в такой же переплет, нужно было отобрать несколько банков для государственных счетов. По существу я не знаю крупных клиентов, которые обслуживались бы только в одном банке. Деловой мир давно усвоил, что «нельзя класть все яйца в одну корзину» — шведский, кажется, афоризм. Что можно подумать о государстве, которое вновь наступает на те же грабли?
