Корреспондент NM МАРИНА ШУПАК поговорила с людьми, которых часто можно увидеть протестующими — нередко в одиночку — на улицах Кишинева и не только. Для некоторых из них протест стал смыслом жизни.
Варвара Зинган, 61 год, пенсионерка, образование среднее специальное — швея, село Ташлык Григориопольского района
Я хочу, чтобы моего сына отпустили из тюрьмы. Он ни в чем не виновен, он там уже семь с половиной лет. Он был арестован за убийство, которого не совершал. Судьи не имели права отправлять его в тюрьму. Он не подписывал бумагу о том, что обвиняется в убийстве. И у прокуратуры душа нечеловеческая. Они рисовали бумаги с обманом.
Я начала протестовать в 2005 году. Стояла в центре Кишинева семь дней. Ко мне подошел один со звездочкой и сказал, что мой сын виновен и получит срок и что если я не пойду домой, то они отвезут в психушку. На второй день он пришел опять и сказал, что, если в течение пяти минут я не уйду, меня увезут. Подъехал полицейский фургон. Вышли шестеро и окружили меня. Я выставила ноги в дверь машины, кричала. Они меня отпустили, по ногам текла кровь. Я сняла побои и пошла к одному депутату. После этого мне никто ничего не делал.
Перед парламентом я начала протестовать 16 июля 2007 года. Писала в Генпрокуратуру, чтобы меня приняли, писала жалобы в парламент. 27 декабря 2007 года генпрокурор Валериу Гурбуля вышел из парламента, подошел ко мне и сказал, что никто не может утверждать, что мой сын виновен, и пригласил меня на прием. На приеме он повторил: никто не говорит, что мой сын виновен, и сказал, что обвинения с него могут быть сняты. Я ему показала документы дела — там бумаги с чужой подписью, не сына. Я попросила генпрокурора аннулировать эти бумаги, а он ответил, что посмотрит, и попросил не выходить больше на протесты. Я сказала, что, пока не увижу документы, прекращать протест не буду. Он несколько раз сказал, чтоб я прекращала протесты.
16 января 2008 года они снова закрыли моего сына (в ходе следствия его несколько раз отпускали, а потом опять арестовывали.— NM). Я опять вышла на протест к парламенту с плакатом. Слышу, полицейские получают по рации указание: грузить меня в машину и везти в комиссариат. Меня затолкали в машину, я очень плакала. После разговора в комиссариате я продолжала протестовать у парламента.
Когда парламент сгорел, я перешла протестовать к Генпрокуратуре. Он [генпрокурор] принял меня и сказал, что я пять дней в неделю протестую у Генпрокуратуры, а надо хотя бы один день протестовать у Апелляционной палаты. Я отказалась, потому что виновата прокуратура: дело сфальсифицировано.
В 2010 году меня принял уже новый генпрокурор — Валериу Зубко. Он ничего не решил. Потом случилась «Пэдуря Домняскэ» — и его сняли.
27 августа 2015 года правительство посещали делегации из Румынии, Америки. Охранники премьер-министра пришли и сказали, чтобы я не протестовала, когда будет делегация. Я сказала, что я мирная, что я одна, что я не против делегаций и хочу мира на Земле. Они отнесли мой плакат под дерево, порвали пленку, которая защищает плакат от дождя. Потом меня взяли под руку и оттащили тоже туда. Разве это справедливо? Разве я могу простить его [премьера Валериу Стрельца]? Никогда! Когда премьером был Габурич, то во время прихода делегаций я тоже стояла так и плакала.
Я стою у правительства каждый рабочий день, иной раз и по выходным. Иногда остаюсь в Кишиневе у родни. Когда как. Мне надо и мыться, я тоже человек.
В ноябре будет три года, как я протестую перед правительством. Они тут все знают меня. Одни молча проходят мимо. Другие — добросовестные — здороваются.
Мне удалось добиться многого. Если бы не протесты, мой сын давно бы стал гнилыми костями. Им надо по фальшивому делу невиновного человека засудить. Я была вынуждена с семи утра до семи вечера днем за днем стоять. Я сплю мало, думаю о том, что сделать, чтобы мой вопрос решился, чтобы сына отпустили.
Тудор Пынзару, 52 года, пенсионер, образование среднее специальное — тракторист, Каушаны
Я протестую против произвола властей. Хочу, чтобы мне вернули дом. Я был в больнице, у меня была парализована левая часть туловища в 2002 году. Меня забрала скорая, прооперировали. Когда выписали из больницы, оказалось, что трехэтажный дом, где я жил, снесли. Это было в Каушанах. Другим жителям дали новые квартиры в новом здании. Я обратился в мэрию Каушан, где мне сказали, что скоро решат вопрос. Я ждал до 2010 года, но они так ничего и не решили.
12 июля 2010 года я начал протестовать у американского посольства. Жил в палатке с женой. Я просил в США убежище, но мне ответили, что им нужны молодые и здоровые, а я инвалид и старый. Закончил протест у посольства 29 сентября 2010, после того как получил от американцев отказ. В тот же день я начал протестовать у правительства.
У правительства я находился с 29 сентября 2010 года по 26 апреля 2012 года. Оттуда меня выгнал Филат. По решению Высшей судебной палаты мой домик у правительства снесли.
Новый дом у Дворца республики я соорудил сам — из досок, которые нашел на ближайших стройплощадках, в заброшенных домах. 12 марта 2011 года Кишинев посещал вице-президент США Джо Байден. Меня и мою жену тогда отправили в тюрьму на три дня. Мы там сидели голодные, немытые. Тогда нашу будку у Дворца республики сломали. Когда Ангела Меркель посещала Кишинев в 2012 году, мой дом хотели опять снести. Было решение суда на этот счет, но его не выполнили.
В марте 2012 года, спустя два с половиной года после того, как я написал заявление, суд первой инстанции вынес решение о необходимости поставить меня в очередь на получение с жилья с 2004 года (в 2004 году Пынзару написал заявление в мэрию Каушан, что хочет получить жилье как ветеран конфликта на Днестре, но получил отказ.— NM), также суд обязал правительство и мэрию Каушан заплатить мне по 15 тыс. леев за моральный ущерб. Я обжаловал решение в Апелляционной палате. Моя жалоба была удовлетворена: правительство обязали заплатить мне 100 тыс. леев, а мэрию — 50 тыс. леев. Также, согласно решению суда, мне должны были вернуть дом со всеми удобствами. 1 октября 2014 года Высшая судебная палата аннулировала решение Апелляционной палаты и оставила в силе решение первой инстанции. Ни квартиры, ни денежной компенсации я не получил.
Я уже отправил жалобу в Европейский суд по правам человека. До того как я начал протестовать, мы с женой снимали квартиру, я получал пенсию 220 леев. Жили в квартирах без света, газа. Потом мне надоело ждать — и я начал протестовать. У меня есть коробка для пожертвований, медикаментов, еды. Бывает, кто-то банку борща принесет.
Недавно я с Олегом Брегой ходил по офисам всех партий, просил решить мою проблему. Обход был посвящен пятилетию моего протеста. Двери мне открыли только социалисты, побеседовали как с человеком.
Я участвую и в других протестах: когда вижу, что люди недовольны, я не могу сидеть в стороне. Если слышу о протестах против правительства, выхожу не раздумывая. У меня нет возможности смотреть телевизор, нет выхода в интернет. О протестах мне обычно сообщает Олег Брега.
Я пока не вижу никаких результатов своих протестов.
Анжелика Фролова, 41 год, образование высшее — финансист, координатор программ в организации GenderDoc-M (занимается защитой прав ЛГБТ), Кишинев
Социально активной я стала в 2004 году, когда сама столкнулась с дискриминацией. До этого я за рамки семьи не выходила: воспитывала сына. С 2004 года я стала волонтером GenderDoc-M, затем стала там работать.
В 2005 году приняла участие в организации прайда за права ЛГБТ, который теперь организую каждый год с коллегами. 8 марта 2010 года приняла участие в организации феминистского марша «Меняю кастрюли на мандат депутата»: мы прошли маршем по центральной улице, звеня кастрюлями, потом оставили их у парламента.
Несколько лет назад ряд организаций Молдовы объединились в «Коалицию недискриминации». Теперь мы протестуем в защиту прав друг друга. Я участвовала в протестах за права женщин, ромов, людей с ограниченными возможностями.
Важно понять, что у дискриминации ЛГБТ и женщин одна основа — патриархальная система. Геи и женщины считаются людьми второго сорта.
С ужасом вспоминаю прайд 2008 года. Тогда автобус с протестующими окружили противники гей-парада. Они могли бы перевернуть автобус и разорвать нас — столько в них было злости. Полиция была на месте, но в гражданском. Думаю, полицейские могли бы действовать иначе, но той власти важно было показать, что они могут нас сломить, если захотят. Мы же посчитали, что лучше жить один день с поднятой головой, чем провести всю жизнь на коленях. В 2013 прайд впервые прошел под официальной защитой полиции.
Протест изначально воспринимается негативно, это противостояние чему-то. В своей практике я использую и флэш-мобы — это более позитивный способ донести свой посыл. Концерты в публичных местах, когда люди высказываются в поддержку ЛГБТ,— это тоже своего рода протест. Эффективно также привлекать искусство. Этим летом мы организовали ярмарку рукоделия, все средства от продажи которых были отданы приюту для бездомных собак. Этим мы хотели показать, что ЛГБТ-сообществу не чужды и эти проблемы.
Люди перестали наконец говорить, что в Молдове нет дискриминации, а также о том, что у нас нет геев и лесбиянок и их завозят сюда самолетами из США и Европы.
Благодаря нашим маршам многие люди обрели человеческое достоинство. Те, кто участвует в марше впервые, плачут от счастья. Пройтись по городу со своими соратниками для них — это новый виток в жизни.
Я стала более смелой. В 2005 году на прайде у меня коленки тряслись: не все еще знали о моей ориентации. Я боялась, что скажут соседи, бывшие коллеги по работе, увидев меня на марше в поддержку геев и лесбиянок. Но я для себя поняла, что нужно расставить приоритеты: либо я хочу нравиться другим, либо хочу жить так, как нравится мне. Я выбрала второе.
Я хочу гордиться собой и своей семьей. Даже если она однополая.
Виталий Возной, 40 лет, образование высшее — экономист, председатель неправительственной организации «Любимый город Кишинев»
Я протестую с 2010 года. Протестовал тогда против незаконного строительства автомойки по улице Димо. Занялся этим из любопытства: единственной возмущенной на момент строительства была 84-летняя женщина. Мне захотелось рассказать всем кишиневцам о застройке.
Я протестую против незаконного строительства автозаправки там же, по Димо, а также против незаконного строительства многоэтажного дома возле танцевального клуба «Кодрянка» по ул. Крянгэ.
Если говорить о городских протестах, то раньше протестующим было достаточно снести металлический забор, огораживающий стройплощадку, чтобы приостановить застройку. Сейчас тактики застройщиков меняются, формы наших протестов тоже. С 2013 года мы стали больше работать с документами, проводить мониторинг деятельности строительной, экологической инспекции.
Раньше, чтобы сообщать о протестах, я использовал e-mail-рассылку. Сейчас пользуюсь соцсетями и, конечно, личными контактами. Мы в организации используем систему реагирования, которую условно называем НИТКА: нарушение, история, телефоны, копии и абсолютное недоверие чиновникам, либо активный план действий.
Если говорить о видимых результатах, то нам удалось спасти от застройки парк «Шипка», сквер Европы, парк у здания «Кентфорд». Также удалось приостановить выдачу разрешений на строительство мансард и поднять вопрос о «распилах» земель в кишиневском мунсовете. Раньше об этом умалчивалось. Но, пожалуй, одним из лучших результатов можно назвать создание круга из 20-30 людей, которые теперь борются вместе против несправедливости в городе. Среди них жильцы домов, которых мы поднимали на протесты, волонтеры организации «Любимый город Кишинев» и др.
Есть позитивные перемены: мне удается общаться с теми людьми, с которыми я бы никогда не общался. Например, с режиссером Валериу Жереги, который обращался ко мне за помощью, когда столкнулся с незаконным строительством. Но есть и болезненные перемены: теперь мне больно ходить у домов в исторической части Кишинева, которые я «потерял».
Наши протесты в основном поддерживают. Однако в Кишиневе есть проблема с критической массой населения: большинство поддерживает нас лишь пассивно, в основном находясь у мониторов. Близкие люди тоже поддерживают, но скептически относятся к тому, что я смогу чего-то добиться протестами. В этом контексте мне особенно приятно делиться с ними успехами. К примеру, когда несколько человек отказалось платить за услуги «Термокома», не указанные в контракте, многие считали это безумием. Однако суд высказался в их пользу.
Виктория Апостол, 26 лет, образование высшее — магистр в области прав человека, в области политик, гендера и меньшинств, сотрудник Ресурсного центра по правам человека, Кишинев
Я протестую с 2010 года, еще со времен, когда училась в Бухаресте. Я иду на протесты и организую протесты, связанные с нарушениями прав человека. К примеру, участвовала в протестах против насилия в семье как в Румынии, так и в Молдове. Организовывала марши против уличных домогательств и в Румынии, и в Молдове. Участвовала в протестах с требованием к судебным инстанциям обеспечить свободный и равный доступ участникам уголовного процесса. Участвовала в протестах в поддержку ЛГБТ, беженцев. Протестовала против отказа Union Fenosa Moldova подключить к электричеству семью, живущую в темноте уже 12 лет. Часто протестую против нарушений прав человека, которые допускают госучреждения.
Реакция общества на протесты разнится. Некоторые поддерживают, другие говорят, что нам нечем заняться и лучше бы мы сделали что-то продуктивное. Я не считаю, что это критика, это недостаток понимания того, что протест — это право, которое я и другие используем во благо всех. Если государство будет соблюдать права, то в выигрыше останутся все, даже если только десяток человек требовал соблюдения этих прав.
Близкие люди меня поддерживают в протестной деятельности, порой даже сами участвуют.
Если хочешь привлечь внимание к определенному феномену или нарушению — этой цели легко добиться. К примеру, марш против уличных домогательств преследовал именно эту цель, раньше об этом никто не говорил, и нас заметили. Если твоя цель — добиться реакции от властей, к примеру, приостановления незаконного строительства, то добиться этого уже сложнее. Могут понадобиться недельные протесты для того, чтобы пробудить власть от вечного сна.
Обычно оповещаю о протесте через интернет, особенно через Facebook. Бывает, что отправляю информацию о протесте напрямую СМИ.
Количество участников на моих протестах варьируется от пяти человек до сотен людей. К примеру, на феминистском марше, который я организовала, было более сотни человек, в то время как на протесте против некомпетентности прокуроров, который я тоже проводила, участвовало около десяти человек.
Обычно мне удается достигать поставленной цели через протесты. К примеру, в 2011 году я была обычной протестующей на площади Бухареста. Мы стояли на холоде по два-три часа в день и требовали, чтобы закон по борьбе с домашним насилием был изменен. Через месяц власти приняли указ о защите жертв семейного насилия.
Я стала осознавать, что отдельный случай нарушения прав человека не является чем-то изолированным, это касается всех, потому что, если мы вовремя не отреагируем, это нарушение может коснуться и нас. Поэтому важно принимать меры даже тогда, когда нарушение не касается нас напрямую.
Павел Григорчук, 26 лет, образование — отказался сообщить, редактор сайта Grenada, активист партии «Наш дом — Молдова» («Красный блок»), Кишинев
Протестовать я начал еще в школе, в 11 классе. У нас в школе отключили отопление, было холодно. Я стал собирать подписи среди учеников, чтобы выдвинуть директору ультиматум: вы включаете отопление, либо сокращаете количество уроков, иначе мы покинем школу. Директор на меня очень обиделся, но на следующий день отопление включили.
Осознанную протестную деятельность я начал в 2009 году. Протестовал против ректоров университетов, которые надели зеленые шарфики Либерально-демократической партии и до сих пор их не сняли. Как член Партии коммунистов и молдавского комсомола протестовал против произвола властей, против олигархического режима, установившегося в Молдове.
Если говорить о «Городке свободы», то его поддержали многие. Несмотря на телевизионную пропаганду, люди к нам присоединялись. С большей частью участников «Городка свободы» я познакомился непосредственно на протесте. Это говорит о том, что все больше людей, которые раньше молчали, заявляют о себе.
Форма протеста зависит от его цели. Если нужно выразить солидарность с зарубежными товарищами, то можно выйти к посольству, зачитать обращение. К сожалению, на пикеты власть уже не реагирует, поэтому для системных изменений нужны массовые протесты.
Многие люди боятся, что, протестуя, потеряют работу. Но есть, к примеру, так называемая итальянская забастовка, когда работники выполняют свои должностные обязанности, но по ним видно, что они недовольны. Можно прикрепить символ протеста: ленту, значок.
О протестах оповещаю посредством социальных сетей, листовок, знакомств.
Тактических результатов протестов пока нет. Хотя можно отметить, что сейчас культура протеста в Молдове заметно повысилась. Я и раньше участвовал в многотысячных маршах, но, как оказалось, политики, выведшие людей на улицы, впоследствии их предали. Значит, людям нужно не ждать указания сверху, а самоорганизовываться.
Мотивирует меня надежда на то, что в Молдове появится критическая масса. Пусть те, кто считает наш народ мамалыгой, говорят, что мамалыга не взрывается. Но общеизвестно, что революция происходит не тогда, когда 99% населения выходит на улицы, а когда есть критическая масса, которой большинство делегировало революционные полномочия и которая заполняет улицы. Сейчас в Молдове даже сторонники правых, европейских партий выходят на протест.
В последние годы у меня поменялся круг общения. Провластные СМИ пытаются маргинализировать протестующих. Когда на ряде телеканалов нас называют экстремистами, многие ведутся, предпочитают меня избегать. Ах да, еще из-за протестной журналистской и издательской деятельности я сел в тюрьму.
Олег Брега, 41 год, образование высшее — университет искусств в Бухаресте по специальности кинорежиссер, получил степень магистра в области евроинтеграции в университете Ясс, гражданский активист, редактор портала curaj.md, Кишинев
Протестовать я начал в начале 2000-х, когда к власти пришли коммунисты. Я протестовал против узаконивания молдавского языка, против политических решений. Сейчас повестка моих протестов включает в себя и социальные, и экономические проблемы.
Недавно я протестовал у посольства Азербайджана против приговора журналистке Кнадижи Измайловой, которую осудили на семь лет. Теперь протестую против всеобщей воинской повинности в Молдове. Все европейские страны отказались от этого. Во-первых, это ставит в неравные условия женщин, которые, быть может, тоже хотели бы проходить военную службу. Во-вторых, это узаконивает рабство: мужчины 12 месяцев бесплатно работают на государство.
Люди по-разному реагируют на мои протесты. Чаще всего они безразлично проходят мимо, некоторые крутят пальцем у виска, мол, я сумасшедший. Но есть и те, кто поддерживает. Бывает, водители в знак поддержки сигналят, машут рукой. Но не каждый готов присоединиться: люди боятся. Это не должно останавливать. В 2000-х, например, когда полиция пресекала действия протестующих, мы протестовали вдали от полиции, в общежитии, снимали на видео и выкладывали в интернет.
Любая форма протеста, к которой у тебя есть доступ,— хороша. Есть листок бумаги? Напиши на нем слоган. Есть вувузела? Используй и ее для привлечения внимания! К сожалению, протесты еще не стали характеристикой молдавского общества. Самые активные уже уехали, а местные неправительственные организации больше активны в кабинетах и грантовой деятельности, чем на улицах. Между тем протест — это индикатор здоровья общества.
После того как на телевидении и радио закрыли мои передачи, я использую для оповещения о протестах только социальные сети. На революции 7 апреля 2009 года использовал sms-рассылку.
Я верю, что критическая масса в нашей стране появится. Также мотивирует боязнь чиновников.
Люди стали узнавать о том, что такое протест. Также мне и моим коллегам удалось решить проблемы конкретных людей. К примеру, семья Працюк, где все члены семьи лишены зрения, протестами добилась от властей жилья. Я часто получаю от людей сообщения о том, что благодаря публикации их жалоб на curaj.tv недобросовестных медиков, полицейских отстранили от должности.
Протестная деятельность не дала мне пустить корни: купить дом, завести семью. Сейчас я свободен и счастлив.
