«Шор искупил свою вину тем, что написал этот донос». Интервью NM с генпрокурором Эдуардом Харунженом
6 мин.

«Шор искупил свою вину тем, что написал этот донос». Интервью NM с генпрокурором Эдуардом Харунженом


На прошлой неделе в Кишиневе прошло общее собрание прокуроров, на котором прокуратура отчиталась об успехах. Корреспондент NM АЛЕКСАНДРА БАТАНОВА поговорила с генеральным прокурором Молдовы ЭДУАРДОМ ХАРУНЖЕНОМ об уголовных делах против Владимира Филата, Вячеслава Платона и Илана Шора, а также о причинах того, почему власть и гражданское общество дают противоположные оценки состоянию и эффективности молдавской юстиции.

Президент Игорь Додон заявил, что вас незаконно назначили генпрокурором. Почему он так считает?

Когда мы говорим «незаконно», нужно указать, какие нормативные акты нарушены. Вы слышали от кого-нибудь, кто критикует назначение генпрокурора, какая именно статья закона нарушена? Я не слышал, думаю, вы тоже. Поэтому делаю выводы, что это просто политические высказывания. Для того политики и существуют, чтобы их делать. Если бы кто-то указал, какая конкретно часть закона нарушена, я бы обязательно высказался по этому поводу, это в моей компетенции. А говоря о политических амбициях или взглядах, то если я кому-то не нравлюсь как прокурор или человек, это уже не мне оценивать. Пусть каждый судит по тому, что видит и чувствует.

Есть ли положительные эффекты реформы прокуратуры в 2016 году?

Есть. Мы делали упор на борьбу с коррупцией и организованной преступностью, и есть большой скачок в статистике приговоров, вынесенных по таким делам. Я руководил Антикоррупционной прокуратурой с 2014 по 2015 год. Когда принял прокуратуру, по делам о коррупции суды выносили по одному-два приговора с лишением свободы. Сейчас счет идет на десятки, и еще 480 человек рискуют сесть за коррупцию — суды уже рассматривают дела.

Раньше тоже боролись с организованной преступностью, с отдельными группами, но мы никогда не раскрывали группировку, в которой участвовали юристы, финансисты и т. д. Раньше в работе правоохранительных органов не было консенсуса, к тому же в таких делах всегда появлялся корпоративный интерес, который тормозил работу.

Удалось от этого избавиться?

Появилась хорошая формула создания двух прокуратур (Прокуратура по борьбе с организованной преступностью и особым случаям и Антикоррупционная прокуратура. — NM), в которых есть свои оперативники, следователи, свои оперативные возможности. Все полномочия концентрируются вокруг прокурора, и исход дела зависит от него. Если прокурор хороший, порядочный и действует в рамках закона, дело обязательно будет доведено до конца.

До сих пор как было? Мы писали запрос в полицию, полиция давала нам часть своих материалов: полностью или нет, мы не знаем и уже никогда не узнаем. То же самое было с таможней, СИБ и другими органами. Сейчас все сконцентрировано в одном месте. Такая формула хорошо работает в Румынии, поэтому решили включить ее в Закон о реформировании прокуратуры. 2017 должен стать годом результатов. Эта реформа отняла у нас много времени и сил. Мы переназначили на другие должности массу людей. В Генпрокуратуре работало 165 человек, сейчас — 90. 75 человек переназначены на другие должности, где зарплаты ниже, но у нас нет ни одного иска в суд из-за нарушения прав трудящихся! Потому что все сделали по закону. Мы были заняты реформой, но при этом выполняли и основную работу уголовного преследования: в судах статистика не хуже, чем в предыдущие годы, а кое-где и лучше.

Несмотря на перечисленные вами достижения, молдавскую юстицию все равно критикуют и называют избирательной. Правозащитные организации и некоторые партнеры по развитию упоминают при этом адвоката Анну Урсаки, Вячеслава Платона и Владимира Филата. В Amnesty International считают, что право двух последних на справедливое судебное разбирательство было нарушено.

Право не было нарушено, суд использовал законные положения, но почему-то именно это дело взбудоражило общественность. Может быть потому, что там Филат, что говорят о миллионах, может, дело в том, что у подсудимого остались СМИ — средства влияния на массы. У нас большие проблемы не только в государственных органах, но и в СМИ. Есть претензии к объективности и порядочности некоторых средств массовой информации: подозреваем, что они работают на определенные политические и экономические круги.

Делегация ЕС в Молдове оплатила проведение по нашему заказу опроса общественного мнения. Исследование показало, что люди вообще не знают, чем занимается прокуратура, но у них уже сложилось негативное мнение. На вопрос, откуда у них такое мнение, они ответили, что так говорят в СМИ. Мы поставили перед собой задачу за 2017 год изменить это восприятие. Искажается причинно-следственная связь: год, когда за коррупцию задержано столько чиновников, сколько не было задержано за последние 25 лет, общественные организации называют годом, когда правительство показало свое бессилие перед коррупцией.

Возникает вопрос: что это за гражданское общество, и какие интересы оно продвигает? Наша роль еще и в том, чтобы предостеречь чиновников от взяточничества, наглядно показать, что за это бывает. Мы можем забить коррупционерами все тюрьмы, но профилактического эффекта не будет, потому что информацию людям подают искаженно.

Может, вся проблема в том, что судебные разбирательства по делу Филата, как и по делу Платона, были закрытыми?

Дела такой важности и в других странах закрытые. Тем более что в Республике Молдова это первое дело такого масштаба. Это не прихоть судей или прокуроров, это законное положение, которое действует с 1961 года. Такие дела иногда должны быть закрытыми. Это не значит, что это «тройка» 1937 года. Это значит, что на заседание не допускается пресса, но есть обвиняемый и адвокаты, никто не ограничивает его право давать показания. Дело никуда не исчезнет, оно останется в суде и к нему можно будет вернуться, следы останутся. Против Филата в производстве есть еще много дел, есть свидетели, но они пока думают, давать ли показания. Для свидетелей это кошмар: заседания суда, перекрестные допросы адвокатов, наезды, имя публикуют в прессе, на него могут давить со всех сторон. И так происходит во всех странах — всегда есть кто-то, кто симпатизирует обвиняемому. На нас лежит ответственность защиты свидетеля: если позволим на него давить, кто потом будет с нами работать и давать показания? Поэтому мы направили в суд запрос, чтобы заседания были закрытыми. Думаю, это правильное решение: у нас есть приговор, важен результат, а не шоу или концерт.

Владимир Филат фигурирует еще в нескольких делах. Если его осудят и по ним, срок его заключения увеличится?

Я не пророк, да и вы тоже. Не надо загадывать, что будет. Если другие дела будут направлены в суд, есть много процессуальных правил вынесения окончательного приговора: тотальное или частичное сложение сроков, более жесткое наказание может заменить предыдущее. Это решать суду.

Какие это дела?

Они тоже связаны с коррупцией, с извлечением выгоды из влияния, та же цепочка преступлений. Вы же помните, сколько было спекуляций по поводу того, что Шор написал в доносе $250 млн, а в суд отправили дело только на 80 млн. Дело по оставшимся суммам перевели в отдельное производство. Мы направили в суд то, что смогли доказать, чтобы не нарушать сроки предварительного заключения, которое может длиться год. Не в наших интересах отпустить заключенного, а потом искать по всему миру. Над остальным мы работаем.

Дело Платона рассматривается за закрытыми дверями по тем же соображениям, что и дело Филата?

Конечно.

Министр юстиции в интервью рассказал мне, что на первых заседаниях по делу Филата на судей оказывали давление и запугивали их.

Я не хочу об этом говорить. Когда-нибудь мы расскажем об этом. Есть много ситуаций, о которых пока умалчиваем. Нам и судьям, в том числе, нелегко приходится с этими делами. Выявляется много интересных фактов, но поговорим об этом, когда распутаем весь клубок. Слишком долго эта система работала и приносила кому-то выгоду, влияние и богатство. Когда мы говорим Платон — это десятки, сотни людей, которые работали на него. Когда мы говорим Филат — то же самое, он же не сам все это делал. Мы должны отправить в суд всех замешанных в этой незаконной деятельности.

Как один Филат мог совершить такое масштабное преступление — хищение миллиарда? Возникает закономерный вопрос: были ли вовлечены другие влиятельные люди? Увидим ли мы еще кого-нибудь на скамье подсудимых?

Мы сделаем все возможное, чтобы все, замешанные в этом преступлении, понесли наказание. Независимо от политической принадлежности, занимаемой должности или заслуг перед народом и обществом.

Почему Илан Шор, давший показания против Филата и признавшийся, что дал взятку, до сих пор не понес наказания?

По закону, если человек, до того как правоохранительные органы узнали об этом из других источников, сам признается, что дал взятку, он освобождается от ответственности. Чтобы было понятно, Шор искупил свою вину дачи взятки тем, что написал этот донос. Что касается других дел, это тактика следствия. Все идет по нашему плану, не стоит опережать события: во всем, что мы делаем, есть логическая цепочка.

x
x

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: