Екатерина Дубасова пришла в NewsMaker сразу после университета. Она пишет в основном о политике, но берется и за социальные темы и по заданию редакции даже познакомилась в Tinder с депутатом. В интервью корреспонденту NM Надежде Копту она рассказала, как прошел ее первый год в журналистике, почему она решила писать о политике, и как война отразилась на ее жизни.
Это интервью — часть спецпроекта #lookatNM, в рамках которого сотрудники редакции рассказывают о себе, о работе и о том, что остается «за кадром» наших материалов.
«Катя, ты же так хотела на международные отношения»
Как ты решила стать журналистом?
Вообще я очень хотела поступить на факультет международных отношений. Но мама была против. Вариантов был миллион: экология, бухучет. Журналистика оказалась компромиссным вариантом, который устраивал и меня, и маму. Понимала, что смогу писать о политике и оставаться в том поле, которое меня интересует.
Помню, как проснулась утром на даче и вспомнила, что обещала маме подать в этот день документы. Поехала в университет и твердо была уверена, что поступлю на международные отношения. Но в последний момент написала в заявлении, что хочу стать экологом. Оказалось, что на экологии не будет русских групп, а на журналистике они были. И я подумала: значит, надо идти на журналистику.
После этого прихожу домой, а мама говорит: «Катя, ты же так хотела на международные отношения». Я очень удивилась.
Поначалу, учась в университете, я не была уверена, что хочу стать журналистом. Но потом подумала: глупо потратить три года на учебу и работать не по специальности. Еще к этой профессии меня подтолкнула преподаватель экономической журналистики Ирина Леонидовна Маценко. Она, можно сказать, привила мне пофту [рус. — аппетит]. Она рассказывала такие крутые истории о своей работе журналистом, что я решила, что это очень интересная профессия.
После окончания университета ты уже год проработала в NM. По твоим ощущениям, университет подготовил тебя к журналистике?
Вообще не подготовил. Оказалось, ты три года учишься, получаешь отличные оценки, тебя хвалят, а потом сталкиваешься с реальностью и понимаешь, что абсолютно не готова к профессии. Ощущение, что вообще ничего не понимаешь, полная растерянность. Чувствуешь себя котенком, которого бросили в воду.
Начинаешь злиться на универ: почему там не было больше практических заданий, почему не учили писать? У нас была маленькая группа, вполне можно было это сделать. Но, с другой стороны, на факультете были преподаватели, которые очень помогли.
«У меня тогда была четко расписана жизнь»
Татьяна Султанова/Newsmaker
Поступив в NM на стажировку, ты сказала, что хотела бы писать о политике. Почему именно эта тема?
Думаю, это все из-за моего деда. Когда я была ребенком, он гулял со мной, пафосно курил и со всеми соседями обсуждал политику. Помню, как в 2005 году он обсуждал [президента Украины Виктора] Ющенко. Я не вникала в суть, но думала, что все происходит именно так, как говорит дедушка. Вот так я пропитывалась этими политическими разговорами и телепрограммами, которые он смотрел.
Когда случились апрельские события 2009 года, мне было девять лет. Но я очень внимательно слушала все разговоры взрослых, так это было важно. Потом мне стало интересно читать о политике. Затем я вступила в одну общественно-политическую молодежную организацию. Помню, как в девятом классе рассчитывала, что к 2017 году смогу стать советником в одном из пригородов Кишинева. У меня тогда была четко расписана жизнь, но потом я во всем этом разочаровалась.
Кстати, придя в NM, поняла, что очень поверхностно разбиралась в политике.
«После интервью я не знала, плакать или смеяться»
Накануне Дня Святого Валентина ты отошла от своей тематики: вместе с другими корреспондентами вы протестировали приложение для знакомств Tinder и написали об этом материал. Расскажи об этом опыте.
Это было очень интересно. Я бы, конечно, сама там не зарегистрировалась. Забавно было беседовать в Tinder с депутатом парламента, когда он делал вид, что не депутат, а я делала вид, что не журналист. На какие-то вопросы он не отвечал прямо. Рассказывал, что «увлекается политикой», «читает книги», «смотрит фильмы».
В этом году тебе многое пришлось делать впервые. Знаю, что твое первое интервью вышло курьезным. Можешь рассказать, не раскрывая имен, что случилось?
Я договорилась об интервью с человеком из одной организации. Но оказалось, что на встречу пришел его коллега. Думаю, он просто не рассчитывал, что ему придется давать интервью. Во время беседы я поняла, что интервьюируемый явно выпил. Сначала подумала, что у него такая манера речи, но потом почувствовала запах. После разговора с ним не знала, плакать или смеяться. Но интервью вышло хорошим.
С какими еще сложностями ты столкнулась на работе?
Сложно с пресс-службами. Исключение — пресс-служба МИДЕИ, с которой никогда нет проблем. В остальных министерствах и ведомствах, мне кажется, не понимают: то, что мы спрашиваем, в первую очередь важно для самих этих учреждений, которые должны объяснять свои действия и политику.
С оппозиционными политиками тоже так бывает. С одной стороны, они заявляют, что журналисты их игнорируют. А с другой — отказываются комментировать или не отвечают на звонки.
Как считаешь, СМИ могут быть независимыми?
Может, если бы я не работала в NM, я бы поверила, что не бывает независимых СМИ. Но я вижу, что мы всегда спрашиваем мнение всех участников конфликта. В редакции есть сотрудники с разными мнениями по разным вопросам, которые открыто обсуждают это.
«Ты все равно не можешь сказать: все, уже вечер, и я больше не работаю»
Татьяна Султанова/Newsmaker
Расскажи о своем самом длинном рабочем дне. Над чем ты работала и почему пришлось задержаться?
Самым длинным был первый день войны в Украине. Проснулась утром от того, что мама сказала: «Катя, обстреливают Киев и Харьков». Я не могла в это поверить. О возможном нападении России на Украину писали давно и даже называли даты, но всякий раз это не подтверждалось. Но 24 февраля это все-таки случилось.
Зашла в рабочий чат и увидела сообщение Коли Пахольницкого: «Вроде, все спокойно, я — спать». Он дежурил тогда в ночную смену. А затем он написал: «Война началась». Все стали подключаться к работе, писать новости.
Потом я отправилась делать стрим с протеста у российского посольства. Конечно, опытные журналисты делали больше.
Но как журналист, который работает первый год, к трем часам дня без еды и воды я была на пределе, у меня темнело в глазах. Но не хотела идти домой, хотелось сделать еще что-то, чтобы быть полезной.
Это был самый длинный рабочий день. Приходилось задерживаться и в другие дни. Но постепенно ты приходишь к осознанию, что журналистика — это не профессия, а стиль жизни. Это не та работа, которая прекращается, как только ты закрываешь дверь офиса. Вот у моего молодого человека работа с 8 до 17. Он всегда вовремя уходит с работы. Там вообще нет такого, как у нас, чтобы постоянно проверять рабочий чат и новости. Эмоционально ты все равно не можешь выдохнуть и сказать: «Все, уже вечер, и я больше не работаю». Даже если ты ничего не делаешь, есть ощущение, что вот-вот могут произойти события, о которых надо будет срочно писать.
«Я смахивала слезы и шла дальше»
Андрей Мардарь/Newsmaker
Как война отразилась на твоей работе?
Эмоционально было очень сложно. Я писала — у меня наворачивались слезы. Никогда не думала, что когда-то мне придется писать о войне, которая рядом. В первые дни было чувство нереальности происходящего. Не может это происходить на самом деле. Потом был постоянный страх: а если и до нас дойдет?
Хотя мы точно так же не представляли, что однажды придется писать о пандемии. Порой страшно представить, о чем еще может понадобиться писать. О ядерной войне?
В начале войны в Украине я вела прямые эфиры с КПП Паланка, на который пришелся самый большой поток беженцев. Когда мы только подъезжали туда и увидели эту картину, я поняла, что могу разрыдаться прямо в эфире. У меня наворачивались слезы, я их смахивала и шла дальше. Я понимала, что надо подходить к людям, говорить с ними, но мне было неловко, так как людям было совсем не до моих вопросов. С другой стороны, было важно, чтобы они рассказали о своих чувствах, чтобы вся Молдова знала, что происходит на самом деле. Если люди начинали плакать, я не настаивала, чтобы они отвечали на вопросы.
Как думаешь, журналистике под силу изменить мир?
Думаю, да. Журналисты — это люди, которые объясняют другим какие-то процессы. Это очень важно. Не всегда можно эти процессы понять, но хорошо, когда есть кто-то, кто разложит все по полочкам и объяснит. Это круто.
До того, как я стала работать в NM, я читала NM. Мне нравилось, как тут пишут. Теперь, когда я сама должна разбираться и расставлять все по полочкам, это в миллион раз сложнее.
Читайте также:
- «Когда пишешь оттуда, где война, понимаешь, насколько мы глупые». Денис Дерменжи о поездке в Украину, журналистике и выгорании. #lookatNM
- «Есть истории, о которых нельзя молчать». Алина Михалкина о силе журналистики, законах войны и как «влюбиться за 48 часов». #lookatNM
- «Интересно, когда на твоих глазах творится история». Николай Пахольницкий о деньгах, журналистике и «депутате», который жил в редакции NM. #lookatNM
- «Мне бывает так же больно, как и моим героям». Дарья Слободчикова о работе «в поле», ночи в суде и о войне, которая многое обнажила. #lookatNM
Хотите поддержать то, что мы делаем?
Вы можете внести вклад в качественную журналистику, поддержав нас единоразово через систему E-commerce от банка maib или оформить ежемесячную подписку на Patreon! Так вы станете частью изменения Молдовы к лучшему. Благодаря вашей поддержке мы сможем реализовывать еще больше новых и важных проектов и оставаться независимыми. Независимо от того, как вы нас поддержите, вы получите небольшой подарок. Переходите по ссылке, чтобы стать нашим соучастником. Это не сложно и даже приятно.
Поддержи NewsMaker!
