«Каждое утро — новое тело». Репортаж из морга. Будни судмедэксперта в Молдове

Побои, увечья, изнасилования, убийства, убийства с особой жестокостью, убийства детей, врачебная халатность — всё это будни работников судмедэкспертизы. NM рассказывает историю врача-судмедэксперта, главы Отдела судебной медицины Хынчештского района Олега Якимова. 

В Хынчештах дождливо, пасмурно и зябко — обычный день в череде осенних дней. На задворках районной больницы в покосившемся здании прошлого века за неприметной дверью морга буднично, словно соседи по лестничной площадке, встречаются жизнь и смерть.

Начинается очередной рабочий день судмедэксперта Олега Якимова: сегодня у него на столе пожилой мужчина с признаками механической асфиксии («повешенный») и женщина с лицом в багрово-синюшных пятнах. 

— Предположительно, умерла лицом вниз. Смерть, по всей вероятности, наступила быстро, поэтому, когда мы вскроем, будем искать или инсульт, или инфаркт. В зависимости от причины смерти, выпишем справку о смерти, — поясняет доктор. 

В холодильной камере еще три тела — пациенты, которые скончались в больничном стационаре. Сегодня все тела заберут родные. 

Морг

Пока никто не пришел, Олег показывает морг и настоятельно просит не фотографировать. 

— Только не надо фотографировать. У нас новый морг строят, когда его откроют, вот тогда и фотографируйте. Условия нашей работы, конечно, ужасные. Это — последний «убитый» морг в Молдове. Этот морг построен где-то в 50-х годах ХХ века. 

Новый морг на территории больницы, соответствующий всем требованиям, начали строить еще в 2018 году, но наступила пандемия, и сейчас почти достроенное здание пустует. 

— Начали стройку, а пока мы смотрим каждое утро через забор на полупустое здание. Пока в Молдове нет такого морга, как планируется здесь — перед строительством мы советовались с коллегами из разных стран: Румынии, Прибалтики.

По коридору морга разносится резкий звук ножа, разрезающего плоть, в нос ударяет формалин и теплый запах крови.  

— Там — холодильная камера, туда люди несут тела ночью и в нерабочее время, а утром мы, два врача (судмедэксперт и патологоанатом) и два санитара, потихоньку достаем их на вскрытие. Но холодильная камера маленькая и каталки не помещаются, приходится нам перетаскивать тела самим, руками.

Заметно, что Олег немного прихрамывает на правую ногу. Сам он в белом халате, взгляд острый, как нож, лежащий на облицованном советским кафелем секционном столе, на переносице — очки: «Я в жизни не думал, что буду носить очки, но из-за возраста и работы за компьютером зрение очень испортилось»

У входа налево — кабинет Олега: компьютер, кресло и бумаги. Много бумаг. 

Детективы

Побои, увечья, изнасилования, убийства, убийства с особой жестокостью, убийства детей, врачебная халатность — темная сторона жизни, которая, кажется, живет только на экране или на страницах зачитанных детективов. Именно с детективов и начинается история Олега Якимова. 

— Я в детстве читал очень много детективных книг. Хотел стать полицейским, но судьба так сложилась, что я им не стал, а поступил в медучилище. 

Но наша работа связана с расследованиями, это интересно. Тут каждое утро — новый случай, нет рутины. Не так, что у тебя больной лежит в отделении тридцать дней, и ты его ведешь. Мне это кажется скучным.

А так у меня каждое новое утро гражданин с новыми побоями, каждое утро — новое тело, с разными причинами смерти. Мы занимаемся обследованиями по сексологии, то есть преступления, связанные с изнасилованиями — не только женщин, но и мужчин — это тоже к нам. 

Норма, патология, травма

Олег объясняет, что судмедэксперты занимаются травмами, повреждениями и вскрытием тел людей, которые умерли вне больничных условий: дома, по дороге, в скорой помощи, при неизвестных обстоятельствах. 

При этом вскрытием тех, кто умер в больнице, занимается патологоанатом — врач при больнице. Морг патанатомы «делят» с судмедэкспертом, который подчиняется Центру судебной медицины в Кишиневе. Олег, помимо основной работы, на четверть ставки работает патологоанатомом при больнице.

— Разница между судмедэкспертом и патологоанатомом, например, в том, что у меня тело вскрывается в обязательном порядке. Заявление родственников, что они не хотят вскрывать тело — не работает. У патанатома иначе: родственники могут прийти, он берет историю болезни, а там — больной, восемьдесят пять лет, три инфаркта и два инсульта. Тут врач может выписать справку о смерти на основе истории болезни. 

Судмедэксперт знает и норму, и патологию — он может быть и патологоанатомом. Если вдруг у человека, который умер в больнице в результате болезни, обнаружится повреждение, то патологоанатом не вскрывает. Он «бросает ножи на стол» — так мы говорим — и вызывает судмедэксперта, а тот — полицейского, которому сообщает, что есть повреждение.

Повреждениями занимаются только судмедэксперты. Мы всегда замещаем патологоанатомов, а они нас заменить не могут. Они тоже знают и норму, и патологию, но они не знают травму.  

У полиции множество вопросов: пол человека, возраст, причина смерти, время смерти, есть повреждения или нет. Если есть — то прижизненные они или посмертные, чем были нанесены.

Свой среди чужих, чужой среди своих

— Нас особо не хвалят, я объясню почему. Как в том фильме, мы свои среди чужих и чужие среди своих. Мы носим белые халаты, мы называемся врачами-судмедэкспертами, но не лечим больных. 

Например, человек умер в больнице от заболевания. Родственники предъявляют претензии по поводу лечения. Задача судмедэксперта — найти какие-то послеоперационные погрешности. 

В большинстве случаев, наша работа — помощь для установления истины в ходе следствия. Больше всего мы работаем с полицией и прокуратурой, они иногда называют нас коллегами, хотя они — юристы. Одновременно мы практически не работаем с врачами — но являемся ими. 

Зарплата

— Работа интересная: можно рассказывать целый день. Энтузиазма пока еще хватает, но это пока.

Зарплата склоняет к мыслям, что мы никому не нужны.

А ведь процессуальные, судебные вещи без нашей экспертизы с места не тронутся. Если есть убийство, уберите из этого уравнения судебного эксперта, и до суда дело не дойдет. Важность нашей работы налицо, но хотелось бы получать за свою работу по мере ее важности.

Есть случаи, когда молдавские врачи-судмедэксперты увольняются, уезжают в Румынию и там переучиваются на другие врачебные специальности, потому что зарплата там существенно выше. 

Гробы

— Я родился в селе Пересечино Оргеевского района, жил там до 1985 года. Родители мои родом с села Копанка Слободзейского района, в 1985 году они вернулись на родину. Я прожил в Копанке с 1985 по 1989 год, закончил восемь классов и поступил в Тираспольское медучилище, а в 1992 году вернулся в Копанскую больницу и проработал два года фельдшером. 

В 1994 году поступил в Кишиневский медуниверситет, проучился шесть лет и два года по специальности судмедэксперт. В 2002 году закончил магистратуру по судебно-медицинской экспертизе, а в 2003 году начал работать в Центре судебной экспертизы на Короленко, 8 — судмедэкспертом в танатологическом отделении.

Я переехал в район (прим. — Хынчешты), чтобы начать коммерческую деятельность и прокормить семью. Именно прокормить, а не какие-то там шикарные вещи. Моя жена — врач-гинеколог. Два врача в семье и двое детей — это сложно. Мы же современные люди, нам всем хочется и одеться, и покушать не из помойки, и на море съездить, поэтому я попросился в район. Отправили в Хынчешты. 

Гробы — честный заработок, в рамках закона. У нас все легально: есть патент, открыли фирму. Я не хочу ими заниматься, но вынужден. 

Алкоголь

— Столько есть стереотипов, что мы все поголовно выпиваем. Я даже на свадьбах не могу позволить себе выпить, меня же могут вызвать в любое время. 

Например, громкое убийство или изнасилование ребенка. Я, как человек, не вижу себя подшофе на месте происшествия. Представляете, идут серьезные розыскные мероприятия, а тут приехал судмедэксперт — веселенький, с куском бутерброда в кармане. Я не вижу себя в такой роли, плюс я постоянно за рулем. 

Все это — ответственность. Как я пойду воскресенье гульнуть, если в понедельник тут очередь с побоями, как за хлебом? В субботу и воскресенье они все дерутся, а в понедельник с направлениями из полиции выстраиваются в очередь. Мне будет плохо, им — плохо, и мы будем перегаром друг на друга дышать. Я думаю, что это будет некрасиво. Плюс в любой момент может приехать машина из прокуратуры или полиции, взять эксперта и поехать на место происшествия, а от меня разит перегаром. Ну как это? 

Уголовное дело

— В Молдове нет ни одного судмедэксперта, на которого никогда не заводили уголовного дела. Всегда находится сторона, которая не согласна с нашими выводами.

Метод известный — написать жалобы на судмедэксперта во все органы: МВД, прокуратуру, полицию. И обязательно в социальные сети — а там всегда найдется множество «специалистов», которые оставляют свои комментарии.  

Однажды привезли молодую женщину без следов телесных повреждений в больницу. Она в бреду сказала, что ее изнасиловали и избили, но я обязательно при вскрытии не только записываю повреждения, но еще и снимаю. Информация дублируется. В крови женщины обнаружили наркотические вещества. Когда пришли с проверкой, я показал все необходимые документы.

Я не из района, я родился в другом месте, жил и учился в другом месте, а сейчас вообще живу в Кишиневе. Я людей успокаиваю, говорю, что я не знаю ни того, кто вас побил, ни вас не знаю. Но у людей привычка: выйти и буркнуть, что здесь всё куплено. Я каждый день это слышу.

Взятки

— Приходят некомпетентные люди: напиши мне менее-более тяжкие повреждения. Я объясняю, что допустим,твой оппонент возьмет акт и пойдет к моему коллеге. А тот посмотрит и что скажет? 

Я объясняю людям, что надо начинать с себя. Вот, был молодой парень, папа — выходец из одной бывшей республики СССР, живут в Германии. У парня была онкология, они должны были выехать из Молдовы, но парень умер на границе. 

Папа пришел, увидел морг и испугался. Говорит, у нас туалетов таких нет. Документы все были на немецком, но знаешь латынь — можно разобраться: там слово на латыни, но с немецким окончанием. Я сделал пару звонков, чтоб облегчить процедуру оформления, просто по-человечески помог. Отец пришел сюда, я ему все выдал, пожал руку. Гроб уже в машине. Тут он начинает доставать портмоне. И я спрашиваю: 

— Вы у себя в Германии так делаете? 

— Нет.

— Почему ты решил, что здесь это можно?

Истории болезни

— Работаешь каждый день: в один день нет трупа, но обязательно придут с побоями, нет побоев — обязательно документы, истории болезни. 

Здесь у меня есть кресло, чтобы вздремнуть иногда. Когда есть задержанный при убийстве, у следователя — ограниченное время на то, чтобы я оформил акт. То, что я здесь допоздна для этого сижу, никого не интересует, к медали за это никто не представит. 

А вот то, что ты опоздал или что-то не сдал вовремя — заметят, могут пожаловаться администрации. Поэтому порой я беру документы домой, на выходные. 

Жить так сложно, наши семьи нас постоянно этим упрекают. Они всю жизнь слышат: «Eu am acte, eu am de făcut raport». Кажется, что мы просто сидим над бумагами, но ведь это большая ответственность: если ты ошибешься — кто-то может сесть.

Сколько бы мы ни работали, все равно звоним друг другу и советуемся. Я не стесняюсь позвонить и спросить коллег: «Вот такой случай, какую степень ты дал бы». Ведь речь идет о человеке, у которого есть семья, который где-то задержан на 72 часа и ждет вердикта. 

Есть хирурги, нейрохирурги — они спасают человеческие жизни, а у нас получается, что мы спасаем человеческие судьбы.

Риски

— Вы спрашиваете, какие риски? Туберкулез, СПИД. Я вскрываю и не знаю, есть СПИД или нет. Сифилис, что хотите…

Я вскрывал тело с сифилисом — один порез на пальце и можно заболеть.

Но самый большой — риск туберкулеза.

Дети

— Что самое тяжелое? Дети. Когда есть тело ребенка, надо приложить максимум усилий, потому что ты — последний врач, который может найти причину смерти. 

Дети, подростки и женщины — люди, которые больше всего страдают от насилия, в том числе домашнего, потому что не могут дать отпор, защитить себя.

Был мальчик с черепно-мозговой травмой, в чистой одежде, домашний мальчик. В ходе вскрытия оказалось, что его неоднократно насиловали, а травма не была вызвана падением. 

Отец

— Отец был инженером, он говорил, что инженер — с греческого ingenius, «гений». Он умел все. Единственное, он не понимал, почему я не помогал ему делать вино, и нервничал, когда я надевал перчатки. А я работал на скорой, не мог же я с черными пальцами делать людям внутривенные инъекции.

Я один в семье. Папа, конечно, был строгий, но многие вещи, которые я знаю и умею — это он меня научил. 

История Олега заканчивается: за дверью кабинета его ждут живые и мертвые. У морга столпились родственники в ожидании тел своих близких и справок о смерти, кто-то совсем рядом плачет навзрыд. А в окно коридора бьется залетевшая через открытую дверь птица. Жизнь и смерть здесь совсем рядом, как и заведено с начала времен. 

***

Центр судебно-медицинской экспертизы — госучреждение, посредством деятельности которого государство гарантирует доступ населения к судебно-медицинским услугам и справедливому правосудию. В административном плане деятельность ведомства координирует министерство здравоохранения. 

Штаб-квартира Центра судебно-медицинской экспертизы располагается в Кишиневе, в районах работают отделы. За 2021 год было проведено 36 712 экспертиз, за 2020 — 41 613, за 2019 — 71 060. По состоянию на сентябрь 2022 года в стране активно работают 82 эксперта: 26 в районах и 56 в Кишиневе, включая лаборатории. Семеро специалистов в районах достигли пенсионного возраста. 

На сегодняшний день в Бричанах, Окнице, Дондюшанах, Сынжерее, Шолданештах, Теленештах, Унгенах, Яловенах, Каушанах, Бессарабке, Тараклии и Вулканештах судмедэкспертов нет.

Как отмечает глава Центра судебно-медицинской экспертизы Василе Шарпе, основная проблема службы судебной медицины — нехватка экспертов, особенно высококвалифицированных.

«Подготовка судебно-медицинского эксперта занимает девять лет в Государственном медицинском и фармацевтическом университете им. Николае Тестемицану: шесть лет обучения и три года резидентуры. Специалистом более высокой категории можно стать после 15 лет деятельности. Таким образом, подготовка высококвалифицированного специалиста занимает 24 года.

В последние годы специальность неконкурентоспособна на рынке труда, поскольку у судебных медиков самая низкая заработная плата в медицинской сфере, а профессиональные риски не идут ни в какое сравнение с материальным стимулированием. Ни в одной другой стране мира судебные медики не получают зарплату ниже, чем другие врачи, такая ситуация только в Молдове», — отмечает Василе Шарпе.

Фото: Andrei Mardari//NewsMaker


Хотите поддержать то, что мы делаем?

Вы можете внести вклад в качественную журналистику, поддержав нас единоразово через систему E-commerce от банка maib или оформить ежемесячную подписку на Patreon! Так вы станете частью изменения Молдовы к лучшему. Благодаря вашей поддержке мы сможем реализовывать еще больше новых и важных проектов и оставаться независимыми. Независимо от того, как вы нас поддержите, вы получите небольшой подарок. Переходите по ссылке, чтобы стать нашим соучастником. Это не сложно и даже приятно.

Поддержи NewsMaker!

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие материалы

3
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

«В СССР построили много домов культуры, которые забросили. А мы развиваем культуру ради людей». Продан ответил на вопросы оппозиции о здании филармонии

Министр культуры Серджиу Продан, пришедший на заседание парламента для презентации проекта создания фонда кинематографии, ответил на вопрос оппозиции о том, где деньги, собранные на восстановление Национальной филармонии, и на что их исподьзовали. Продан, отвечая на вопрос депутата от ПСРМ Владимира Односталко, сказал, что нынешние власти развивают культуру «для людей, ради людей, и филармония — это не только стены, это — артисты». Тогда как во времена СССР построили много культурных центров, которые оказались заброшенными.

«Во времена Советского Союза построили много залов, огромных культурных центров, которые забросили еще в советское время. (…) У нас есть дома культуры на тысячу и более мест в населенных пунктах с 70 домами», — сказал Продан.

По его словам, нынешние власти развивают культуру «для людей, ради людей, и филармония — это не только стены, это — артисты», которые «с гордостью представляют нас».

Что касается восстановления сгоревшего в 2019 году зала Национальной филармонии, по словам министра, министерство культуры сразу займется этим, «как только бюджет позволит». Но прежде «нужно удовлетворить все потребности деятелей культуры».

«В первую очередь это позволит нам инвестировать в инфраструктурные проекты для работы этих людей. Мы будем инвестировать именно тогда, когда эти инвестиции будут возможны и будут объемными. А до тех пор Национальная филармония работает. К сожалению, я не видел вас на мероприятиях, организованных филармонией, на фестивале Descopera, хотя и отправлял вам приглашение. (…) Не беспокойтесь о ситуации с филармонией. Филармония — это, прежде всего, артисты», — ответил Продан, обращаясь к Односталко.

Министр объяснил, что те 6 млн леев, которые граждане пожертвовали на восстановление здания филармонии после пожара в 2019 году, хранятся в министерстве финансов. Но они предназначены именно на строительство здания. А что касается подготовки к строительству, разработки проекта, по словам Продана, министерство провело конкурс.

«Первое место заняла компания из Германии, второе — из Молдовы, третье — из Германии. Цены разные. Речь идет об инвестициях от 35-40 до €75 млн — это для скромной филармонии. А мы хотим акустическую филармонию, которая пробудила бы у великих мировых артистов желание приехать и выступить здесь, на нашей сцене», — сказал министр.

Ранее в телеэфире Серджиу Продан рассказал, что министерство культуры сделало все необходимые шаги, чтобы провести международный конкурс на создание проекта строительства филармонии. И нашло партнера — Европейский инвестиционный банк, который готов выделить кредит на льготных условиях. «Единственной проблемой является возможность правительства взять на себя ответственность за этот кредит. Потому что бюджетные деньги направлены прежде всего на культурные мероприятия, и только во вторую очередь на капитальные инвестиции».

***

Напомним, пожар в Национальной филармонии практически уничтожил здание изнутри. Причиной возгорания, согласно отчету судебной экспертизы, стал контакт раскаленных стальных частиц, образовавшихся при резке стальных труб шлифовальной машиной, с находящимися рядом горючими материалами.

Пока не построили новое здание филармонии, артисты работают во Дворце Республики. Хотя, как признался Продан, «этот зал совсем не подходит для работы филармонии, потому что с точки зрения акустики — это катастрофа».


Подписывайтесь на наш Telegram-канал @newsmakerlive. Там оперативно появляется все, что важно знать прямо сейчас о Молдове и регионе.



Хотите поддержать то, что мы делаем?

Вы можете внести вклад в качественную журналистику, поддержав нас единоразово через систему E-commerce от банка maib или оформить ежемесячную подписку на Patreon! Так вы станете частью изменения Молдовы к лучшему. Благодаря вашей поддержке мы сможем реализовывать еще больше новых и важных проектов и оставаться независимыми. Независимо от того, как вы нас поддержите, вы получите небольшой подарок. Переходите по ссылке, чтобы стать нашим соучастником. Это не сложно и даже приятно.

Поддержи NewsMaker!

Похожие материалы

Больше нет статей для показа
3
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

x
x

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: