Кишиневский художник Сергей Сулин был одним из 3,5 тыс. жителей Молдовы, участвовавших в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Полученная там доза радиации никогда не закроет эту страницу его жизни. Спустя 35 лет после чернобыльской катастрофы он рассказал NM, в чем заключалась работа его взвода в «зоне отчуждения», как им считали «радики» — дозу радиации, как выглядела «мертвая зона», и как он, получив «чернобыльскую пенсию», почувствовал себя «богатым человеком», но ненадолго.
О курсах дозиметристов
Меня отправили в «зону» в 1987 году, спустя год после аварии. Только потом я понял, что участь моя была предрешена за полгода до этого, когда в самый разгар творческой работы (тогда Сергей работал архитектором. — NM) меня, 28 летнего лейтенанта запаса, отправили на курсы гражданской обороны (курсы дозиметристов).
В мае 1987 нас доставили в городок Белая Церковь, из которого перебрасывали технику и людей в район катастрофы. Каждый день по этим узким пыльным улицам уходили и возвращались тысячи людей. И, честно говоря, вид их мне не очень нравился: черные круги под глазами, сухой кашель.
Наш полк расположили в еловом лесу, недалеко от болота. Это был почти самый край «мертвой зоны». Меня назначили командиром взвода радиационной и химической разведки.
Мы должны были наблюдать за радиационным состоянием территории, выделять людей для дежурства в автопарке, отстойнике зараженной техники, на КПП, а также для деактивации станции. Такое задание считалось «дембельским» — за него полагалось большее количество «радиков» и, значит, быстрейшее возвращение домой.
У ликвидаторов, которые работали перед нами, максимально допустимой дозой считалось 25 рентген, нам же в 1987 ее «подправили» до 10 рентген. На станции можно было получить одно количество этих «радиков» (рентген), а в «зоне» — другое. Во время взрыва радиоактивный графит из реактора разбросало в радиусе до километра, в том числе на крыши соседних корпусов. Солдатам вручали лопаты, они бежал на крышу, скидывали пару обломков графита и бежали обратно — один рентген уже есть.
Туда выстраивалась длиннющая очередь, почти как в Мавзолей, по четыре человека в ряд. «Взял — кинул, взял — кинул!», — кричал командир. Кто-то хватался опять за лопату, а ему кричали: «Уходи оттуда!». Когда работали первые ликвидаторы, сбегал два раза на крышу — езжай домой. Тогда было — одна минута на крыше и половину дозы ты получил.
Когда я там был, ребят после этих двух лопат сутки вообще никуда не пускали, они сидели в казарме, приходили в себя. У нас уже вошло в привычку: мы каждый вечер сидели и подсчитывали полученную дозу облучения и активно интриговали за наиболее «доходные» наряды.
О зоне отчуждения
У меня было ощущение нереальности происходящего: казалось, что здесь не поют птицы, не пахнут цветы и даже не колышутся листья. Тягостное зрелище. Все вокруг выглядело нелепой декорацией к плохому спектаклю. Жухлые листья на деревьях, местами черная трава, покосившиеся кресты на оставленных без присмотра могилах.
Зараженную технику чаще всего закапывали в могильники, заливали бетоном, либо ставили на отстойник. Обносили колючей проволокой. Но сейчас всего этого там уже нет: что-то украли, что-то переплавили, что-то сдали на металлолом.
Во время радиохимической разведки мы заблудились в одной из деревень. Угодили в «рыжий лес» (территория, на которую после взрыва реактора опустилось радиоактивное облако. — NM). Подходит к нам костлявая старушка: босые ноги, выгоревший платок.
— Чего ж вы, бабуль, не уехали? — поинтересовался я.
— Куда мне? Здесь уж как-нибудь… Да и за могилками присмотреть надо. —ответила она.
Радиации, сказала старушка, она не боится, вот только «мародеры по хатам лазали, иконы все искали». Я заметил, что она босиком ходит. Поднес зонд к ее ногам, а стрелка дозиметра к красной черте дернулась, стала зашкаливать. Решил обследовать и хозяйство крестьянки. Конечно, повсюду была радиация, но особенно сильной она оказалась в черном пятне посреди огорода и на крыше сарая.
Старики, у которых, кроме хозяйства, ничего другого не было, оставались в деревнях, доживали свой век. Их оттуда насильно не вывозили.
О дозе
В моем военном билете написано: «доза облучения — 10 рентген». Но сколько получил каждый ликвидатор, не известно никому до сих пор. На бумаге писали одно, а на деле было совсем другое. Есть специальный накопитель, который нам должны были выдавать: кладешь его в карман, и за сутки он тебе показывает, сколько ты радиации «собрал». Вечером вставляешь в аппарат и там есть вся информация. Нам один раз выдали такой, а потом сказали: «Вам, ребята, не надо». У специалистов-атомщиков, инженеров такие устройства были, а у нас нет.
Когда в 1987 году я попал в «зону», мы уже не работали в защитных костюмах. Раньше их сразу после работ закапывали, насколько мне известно. Мы работали в обычных ватниках. Когда я туда попал, все эти «ватники» складировались в казарме. Причем кровать мне досталась как раз под этой вешалкой. Какое-то время я спал под этим зараженным радиацией обмундированием, в котором мы целый день работали. Через несколько дней кто-то из старших офицеров зашел и приказал все это перенести в каптерку. Уже когда отправляли нас домой, выдали новую военную форму.
О работе
Работа у нас начиналась ранним утром. После плотного завтрака каждое подразделение выполняло свою особую задачу. Мы ездили по «зоне», снимали показания приборов, замеряли показатели радиации воды, воздуха, грунта в определенных точках. Когда дело касалось поездки на станцию, выстраивалась негласная очередь. Вряд ли кто смог бы ее пропустить, даже если бы и захотел. Вскоре пришла и очередь моей команды.
С помощью обычных швабр, ведер, тряпок и «супер-пупер эффективного» стирального порошка «Лотос» несколько дней кряду усердно драили одно из помещений станции. Каждое утро, возвращаясь замерять радиационный фон, обнаруживали, что радиация вновь оказывалась на прежнем, недопустимом уровне. Доложили об этом начальству и комнату просто опечатали. Затем нас перевели на новую площадку, и там все повторилось. Поняв на практике, что борьба с радиацией — дело бесперспективное, мы перестали усердствовать и лишь старались по возможности уберечься от лишнего облучения.
Рядовой состав не очень понимал, что такое радиация. Офицеры были лучше подготовлены, и прекрасно понимали, что у радиации нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха. А из рядового состава встречались и такие, кто загорал на берегу Припяти.
О льготах
Первое время было очень трудно заполучить это удостоверение ликвидатора. Приходилось писать письма в министерство обороны Украины. Ответы ждали годами. Первая моя чернобыльская пенсия равнялась $60. Тогда я считал себя богатым человеком. Я уже подсчитывал: через три месяца покупаю новый телевизор, еще через два — стиральную машину. А через неделю случилась инфляция
Была даже специальная брошюра о льготах чернобыльца. Чего там только не было: от постройки дома, до путевок в санаторий и каких-то денежных выплат. Сейчас у нас остался санаторий или две выплаты вместо него. И есть еще выплата за лекарства и протезирование зубов.
О фильмах
Ни одна из виденных мною версий событий не отвечает моему собственному опыту. Последний сериал (США), несмотря на хорошую работу актеров, тоже достаточно предвзят. Хотя люди очень серьезно поработали над деталями. Я лично не был участником тех событий, которые показаны в фильме, но общий настрой несколько напрягает. Все было достаточно прозаично. Не стоит забывать, что каждый выполнял свой долг. Жду российский фильм про Чернобыль Данилы Козловского.
***
Авария на Чернобыльской АЭС, расположенной в 120 км от Киева, произошла 26 апреля 1986 года и стала самой крупной катастрофой в истории атомной энергетики. После взрыва и пожара на четвертом энергоблоке в атмосферу выбросило огромное количество радиационных веществ. В зону радиационного загрязнения попали многие европейские страны. Сильнее всего пострадали Украина и Беларусь. Из близлежащих к АЭС населенных пунктов эвакуировали всех жителей. Многие деревни сравняли экскаваторами с землей. Чтобы предотвратить дальнейшие выбросы, разрушенный реактор решили накрыть «саркофагом». Вокруг АЭС образовали 30-километровую «зону отчуждения».
В ликвидации последствий аварии с 1986 по 1992 год участвовали более 520 тыс. человек, в том числе более 3,5 тыс. из Молдовы (тогда Молдавской СССР). Все они получили свою дозу радиации. Чернобыль до сих пор — это охраняемая военная территория со своими правилами и условиями. Но «зону отчуждения» в 2016 году сделали заповедником, в котором ежегодно бывает до 50 тыс. туристов.
