Бывшего министра внутренних дел Приднестровья Геннадия Кузьмичева уже почти два года держат в одиночной камере под Тирасполем. К нему не допускают врачей, отбирают передачи с продуктами, а иногда избивают правоохранители. В интервью NM адвокат из Кишинева Вячеслав Цуркан, представляющий Кузьмичева в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ), рассказал, что не так с делом его клиента, как вести кейс, если тебя вообще не пускают к подзащитному, возможно ли адвокатам с правого берега Днестра, не подвергаясь давлению работать в Приднестровье, и в чем главный «беспредел» тамошней правовой системы.
«Вчера Кузьмичев при власти, а сегодня уже свернут в бараний рог»
В какой момент и почему вы взяли дело Кузьмичева? Почему его не мог защищать кто-то из местных адвокатов, например?
Формально его и защищает местный юрист. Но после пропажи и ареста Кузьмичева ко мне обратились его родственники, чтобы я вел его дело и более эффективно защищал его права. Многие молдавские адвокаты не слишком хорошо знают специфику Приднестровья, его правовую реальность. Часть просто не хотят туда ехать, потому что слишком большой шанс подвергнуться преследованию по какому-нибудь сфабрикованному делу. А вот быстро вырваться оттуда из застенков вряд ли получится. Народ понимает это.
Если правовые механизмы в Молдове работают с трудом, то в Приднестровье вообще полный произвол. Безнаказанность рождает монстров: пытки как крайнюю форму, и не только. Возможны любые нарушения прав и свобод человека. В Приднестровье так было всегда, но с годами это явление начало выкристаллизовываться в вычурную, явную форму. В результате Кузьмичев, который вроде как вчера был при власти, а сегодня уже свернут на трассе в бараний рог и вывезен в Приднестровье.
Почему я взялся за это дело? В 1990-е годы я работал в Приднестровье. И даже после того как в 1997 году ушел из местной коллегии адвокатов и уехал работать в Кишинев, периодически защищал людей по уголовным делам в Приднестровье. Вел дела бывшей замминистра юстиции Приднестровья Нины Глуговской, бывшего председателя тираспольского суда Александра Алимпиева. Им обоим состряпали уголовные дела и осудили.
Еще была женщина, которая работала бухгалтером в пограничных войсках Приднестровья. Меня не подпустили к делу напрямую, хотя родственники просили. Но я пытался консультировать местных адвокатов, пошагово рассказывая, что нужно делать, чтобы собрать жалобу в ЕСПЧ.
Ее обвиняли в том, что среди пограничников появились «мертвые души». Выяснилось, что начальник пограничников, который это делал, умер, и бухгалтера сделали козлом отпущения. Ее держали в Глином, где сейчас держат Кузьмичева. А у нее была тяжелая форма диабета, и инсулин к ней попадал не всегда и там его не всегда правильно хранили.
Это скотское отношение, полное пренебрежение всеми процессуальными правами. Нарушения в Молдове — это еще очень «лайт». Они есть, но не до такой степени озверения.
Если пройтись по делу Кузьмичева: что происходило с ним последние два года (с июля 2018 года)?
Это еще более изощренная форма. Когда я начал этим заниматься, пытался с двух сторон что-то выяснить. С этой стороны — через прокуратуру Молдовы. Но встретил жесткое сопротивление, затягивание расследования дела. Это можно назвать погружением ситуации в молоко. Полное неведение, отсутствие информации и отказы на все жалобы.
Вы говорите о деле о похищении?
Да. По факту похищения в Молдове завели уголовное дело.
Одновременно я подал заявление, чтобы участвовать в деле Кузьмичева в Приднестровье. Но мне тут же сообщили, что делу присвоен гриф «секретно». Они поняли, что, если попадет кто-то из иностранных адвокатов, то «всплывет» весь букет нарушений прав человека. Им нужно было покрыть все это максимальной дымкой, завесой секретности, чтобы не пропустить никого извне. Так же было в деле [экс-лидера Приднестровья Евгения] Шевчука. Когда я пытался участвовать в его процессе, его делу тоже присвоили гриф «секретно», и нам с коллегой не позволили защищать права Шевчука по уголовному делу в Приднестровье.
Эту же схему применили и к делу Кузьмичева. Когда его выкрали, на деле появился гриф «секретно». Хотя обвиняли его в контрабанде. Никакой государственной тайны здесь не может быть. Это просто злоупотребление властью теми, кто принял такое решение.
Кузьмичев сначала выбрал местного адвоката, бывшего работника прокуратуры. Я помогал ему заготовками. Еще не зная многих обстоятельств дела, присылал ему в электронном виде заявления, которые он должен был там подавать. И объяснял, как собрать полученные документы для ЕСПЧ с жалобой на нарушение ст. 5. Конвенции о правах человека, которая гарантирует право на защиту от произвольных и необоснованных арестов.
Но жестокое обращение с Кузьмичевым — это еще и отдельная статья 3. Его не просто избили. При похищении несколько человек на дороге дрались с ним, и в конце концов он содрал маски с двоих из них. Его дядя Николай Тулушнюк, который ехал тогда с ним, услышал, как Кузьмичев назвал два имени: Аркан [Олег Анатольевич], который в то время работал начальником службы безопасности «Шерифа», и Шеметюк [Роман Александрович], который тогда был замглавы МВД Приднестровья.
То есть они лично скручивали Кузьмичева?
По крайней мере он назвал эти имена, и Тулушнюк их услышал. Он рассказывал об этом прокурорам. В нормальном случае этих людей должны были объявить в розыск. Но ничего не происходило.
Недавно Тулушнюку представили для опознания тех, кто предположительно был на месте в форме полицейских в момент похищения. И Тулушнюк сказал, что это не они.
На опознание представляли в Кишиневе?
Да. Ему представили для опознания полицейских, которые в тот день дежурили на этом отрезке дороги. Но Тулушнюк говорит, что это не они. Он описал тех, кто был в форме полицейских. Молдавские прокуроры должны выяснить, кто это был. Я уже обжаловал бездействие прокуратуры и дошел до судьи по уголовному преследованию, и мою жалобу после отказов снова вернули в прокуратуру. Оттуда мне снова ответили отказом, буквально на днях. Они не копают. Для меня это сигнал, что в нынешних высших органах власти Молдовы есть люди, прямо заинтересованные в том, чтобы не дать ход следствию по этому делу. Видимо, у них какие-то отношения с нынешним руководством Приднестровья. Подобное просто так не происходит.
Шевчук же тоже не просто так покинул территорию Молдовы. А нарушение его прав и прав членов его семьи, которые остались в Приднестровье, там по-прежнему продолжается. Об этом тоже уходят жалобы в ЕСПЧ.
По делу Кузьмичева ситуация гораздо хуже. Я собирал информацию из разных источников и узнал, что, после того как его избили и засунули в Land Cruiser, его привезли в Тирасполь. А там якобы случайно на какой-то бензозаправке нашли машину, в которой лежал связанный Кузьмичев. Вроде, есть какие-то доброжелатели, которые помогли Приднестровью. В итоге Кузьмичева привезли в городское управление милиции Тирасполя. Там его подняли наверх и тоже избили. Там он общался с [Русланом] Мовой, нынешним главой МВД Приднестровья.
После этого его вывезли в Глиное, где находится единственная мужская тюрьма в Приднестровье, и СИЗО. Сначала посадили в СИЗО. Дали ему адвоката по назначению из Тирасполя. В народе таких называют «кивалово». Все подписывает, никаких возражений. Видел нарушения, синяки, побои и никак ничего не обжаловал, и никуда не сообщил. А потом начали расследование по уголовному делу. Но ему даже не дали для ознакомления все документы в полном объеме. Зато каждый раз продлевали арест.
Тогда я еще не мог пойти в ЕСПЧ от его имени. Регламент европейского суда предполагает, что у представителя должна быть доверенность от подзащитного. Но, когда у тебя нет доступа к жертве нарушений прав человека, а это как раз случай Кузьмичева…
«Один начинал его избивать, остальные смотрели»
То есть все это время у вас вообще не было возможности с ним встретиться?
Да, я ни разу с ним не встречался. Доверенность мне оформили его супруга и мама. И я подал жалобу в ЕСПЧ. Указал, что ему отказывали в праве на доступ врачей по его выбору, хотя местным он не доверял. При этом через приднестровского адвоката мы узнавали, что Кузьмичев нуждается в медицинской помощи. А из Глиного только присылали отписки, что «все у него нормально».
Я жаловался и в Приднестровье. Говорил, что Кузьмичев — жертва пыток, и требовал пустить к нему врачей, которых выбрали бы его родственники. В это вообще никто не вправе вмешиваться. Сообщал, что он постоянно содержится в одиночной камере. Ему не разрешают иметь ни холодильник, ни радио. Периодически к нему в одиночку заходили сотрудники МВД в масках — «маски-шоу» — и один из них начинал его избивать, остальные смотрели. Если он оказывал сопротивление, набрасывались все.
Я пытался добиться и свидания с ним как его представитель в ЕСПЧ. Но мне отказывали из-за того, что я не адвокат Приднестровья. У меня нет местного адвокатского ордера.
Получается, что молдавские адвокаты в принципе не могут официально работать в Приднестровье?
Могут, но. По старому местному законодательству молдавские или украинские адвокаты могли участвовать там в процессах на основании ордера из своей консультации. Но несколько лет назад его изменили. В законе «Об адвокатуре» появились требования, чтобы иностранные адвокаты получали еще и местные ордера. Их можно купить в местных юридических консультациях. Это стоит примерно €200 в местных рублях.
И сейчас это возможно. Но при условии, что дело не имеет грифа «государственная тайна». А тут как раз делу присвоили гриф «секретно». И мне говорят: «Вы — иностранный гражданин, не живете в Приднестровье, поэтому не можете участвовать в этом уголовном деле». Меня поэтому не пускали к нему на свидание. Но я добился, чтобы жалобу Кузьмичева зарегистрировали в ЕСПЧ против России. О чем уведомил приднестровский Следственный комитет, прокуратуру, президента, чтобы они потом не говорили, что не знали об этом.
А как вам становится известно об избиениях, условиях содержания, если у вас даже нет доступа к нему?
Эта информация начала «выходить» из тюрьмы в разное время через разных людей и стекаться ко мне и его родственникам.
А у них есть возможность с ним видеться?
Его мать и жена могут с ним видеться. Они общались с ним уже после вынесения приговора. Их пустили на длительное свидание. Его мать — очень пожилая женщина и очень эмоционально переносит то, через что проходит ее сын. Супруга тоже эмоционально погружена во все это. Ей сложно сразу все запомнить. Но самые важные детали она запоминает и передает мне.
Все, что мне становилось известно, в том числе от них, я тут же отправлял в ЕСПЧ и консульство России, потому что он — гражданин России. Никаких серьезных подвижек со стороны сотрудников консульства при этом не было.
Речь о таких письмах, как вы недавно опубликовали?
Это было очередное письмо. Таких было много. Для того, чтобы иметь правовые шансы привлечь Россию как государство-ответчика за нарушение прав заключенного, нужно иметь доказательства, что заявитель, чьи права нарушаются, или его представитель обращались к властям РФ. Поэтому я много раз обращался и в консульство России, и в МИД России.
Собираю новую информацию — каждый раз сообщаю им об этом по почте, заказным письмом с уведомлением. Получаю от них отписки, собираю все это и снова отправляю в ЕСПЧ. Россия была и есть государство-ответчик за нарушение прав ее гражданина на территории, которая подконтрольна РФ. Но из консульства я только получаю письма, что это «территория приднестровских властей», «мы не можем вмешиваться», «мы не можем давать им рекомендации». Это просто смешно. Ребята, ваши войска там. Вы оказываете экономическую и не только помощь Приднестровью.
По Кузьмичеву. В конце концов ему вынесли обвинительный приговор даже без его присутствия в зале. А у него тем временем ухудшалось состояние здоровья.
Обвинительный приговор ему не вручили до сих пор. А при этом 27 июля будет два года с тех пор, как его выкрали. Сотрудник тюрьмы просто держит бумагу на расстоянии от него и предлагает вот так, издалека, читать приговор. В руки, говорят, «не дадим, это государственная тайна».
Его приднестровский адвокат тоже не может мне передать никакие документы по делу.
То есть он боится или не хочет вам говорить?
Да, он говорит: «Не хочу рисковать, ничего тебе не дам». Но я просто уведомляю об этом ЕСПЧ. Его осудили, приговор вступил в силу. Дело пересмотрели без его участия. Из тюрьмы его так и не вывозили.
Вообще ни разу?
Да, с момента как его выкрали, и после из управления милиции в Тирасполе вывезли в СИЗО в Глиное, а там уже перевели в тюрьму № 1. Вот в этой тюрьме его как держали в одиночке, так и держат до сих пор. Все передачи, которые ему передают, вскрывают. В том числе консервы. Холодильника нет. И эту передачу отдают в разрезанном виде. То есть реально он может съесть столько, сколько за день вмещает желудок. Остальное портится и уходит в мусор. То есть на самом деле это еще и пытка голодом. Большие продуктовые посылки разрешают не больше четырех раз в год. Воду дают пить только водопроводную.
«Красносельский или прокурор не знают, где они будут завтра»
Кузьмичев — бывший глава МВД Приднестровья. Сомневаюсь, что он — человек, к которому не может быть никаких претензий. По международным нормам, кто должен был его судить за то, что он предположительно делал, будучи министром в Приднестровье?
В странах бывшего СССР людям много лет промывали мозги. У нас сложилось дифференцированное отношение. Министр и большой начальник? Одно отношение. Обычный человек? Совсем другое. Хотя на самом деле все должны быть равны перед законом. Даже по приднестровскому законодательству.
Гриф «секретно» навесили на это дело именно для того, чтобы спрятать нарушения. Разница только в том, что простые люди от станка — а большинство жителей Приднестровья именно такие — не могут себе позволить нанять «иностранного» адвоката. Чтобы нанять юриста из Украины или Молдовы, нужно купить ему местный ордер. Услуги не приднестровских адвокатов в целом дороже. Плюс транспорт. Поэтому масса происходящих там нарушений остается незамеченной. Они просто не всплывают на поверхность, потому что некому об этом заявить.
Никакого мониторинга, контроля за тем, что там происходит, реально нет. Периодически оттуда выходят разные заключенные. В защиту одного из них я недавно подал жалобу в ЕСПЧ против России. Он ехал на машине с женой, и недалеко от въезда в Рыбницу его машина столкнулась с другой, которая шла навстречу на очень большой скорости. Он попал в реанимацию, а его жена погибла. Впоследствии его сделали виновным в ДТП. И он попадает в тюрьму, отбывает 5 лет реального срока в тюрьме в Глином. За преступление, которого не совершал. Он вышел из тюрьмы и как-то нашел меня. Эксперт из Кишинева провел повторную экспертизу по материалам дела. Оказалось, что на 100% виновен тот, кто ехал ему навстречу на большой скорости. И я собрал документы для ЕСПЧ, эта жалоба уже два года там зарегистрирована.
Но человеку сломали жизнь. Он остался без жены и отсидел пять лет за преступление, которого не совершал.
В случае Кузьмичева — это еще и политическая расправа над конкурентом?
Да, но я вижу во всем этом безнаказанность как феномен, который присущ всей внутренней политике Приднестровья. Меня политика не интересует. Я не политик. Но в Приднестровье тоже живут люди. А безнаказанность там была с основания Приднестровья: злоупотребление властью, игнорирование процессуальных прав. В итоге это приводит к еще более страшным и уродливым формам. И Кузьмичев — жертва этого феномена.
Скорее всего, он — жертва того, в создании чего и сам участвовал, будучи министром внутренних дел Приднестровья. При нем правоохранители вряд ли работали принципиально иначе.
Но я как адвокат защищаю не от каких-то политических разборок, а юридически — жертву нарушений, которые были допущены здесь и сейчас против этого человека. Повинен он в чем-то, имеет к этому отношение или нет — это уже дело его совести. В таких случаях я как адвокат не раз говорил клиентам: «Я — не священник». Я не могу отпускать грехи, если человека мучает совесть, или, например, по ночам к нему приходит убитый им человек. Я не священник и не ангел, я просто выполняю свою работу по букве закона.
Моя задача — выступить в защиту твоих прав здесь и сейчас, и сделать это максимально профессионально. В этом случае, если клиент согласен, то он действует так, как я предлагаю. По букве закона. Левыми путями я никогда не шел и не пойду. Об этом я предупреждаю всех и сразу. Я никогда никому на лапу давать не буду. Никогда этого не делал и не знаю, как. Мне это отвратительно.
Есть еще одна проблема, когда идешь по этому пути. Я видел последствия. Практикующие это адвокаты становятся зависимыми от системы, которая в любой момент может их прищучить и посадить.
«Ты давал нам, и мы знаем об этом».
Да, эти люди становятся зависимыми. И они опасны для института адвокатуры с момента, когда начинают давать взятки. Они должны мотать срок.
С Кузьмичевым главное, что мне нужно было, это исчерпать все средства защиты. Я исчерпал. Всю новую информацию я постоянно отправляю в ЕСПЧ. И прошу срочно сообщить об этом России.
Уже после того как Кузьмичева осудили, я обратился ко всем руководителям Приднестровья, от президента до главного прокурора, министра юстиции, начальника тюремной системы, местного уполномоченного по правам человека.
Писал им, что Кузьмичев — жертва нарушений прав человека в самой скотской форме. Ото всех я получил отписки. Президент переслал в прокуратуру, прокуратура написала, что «дело закрыто, и никаких нарушений нет», министр — «ребята, мы ни при чем». Уполномоченный по правам человека дал самый позорный ответ: написал, что это не относится к его компетенции, он этим не занимается.
Омбудсмен не занимается правами человека? Неожиданно.
Да, он ответил, что не может заниматься защитой прав Кузьмичева. Маски сброшены! Все они показали, кто они есть на самом деле.
Но есть еще одно позорное явление. Я не ожидал, что будет так. Кузьмичева уже осудили. Меня в очередной раз к нему не пускали. Я поехал в Рыбницу, взял ордер юридической консультации на основании договора с родственниками о его защите. По приднестровскому закону ты можешь взять этот ордер в любой юрконсультации.
С этим ордером я поехал в тюрьму в Тирасполь на прием к начальнику тюрьмы. Говорю, хочу на свидание к Кузьмичеву как его представитель в ЕСПЧ. Он говорит: «Оставьте бумаги и приезжайте в другой день». Заявление подал, они забрали адвокатский ордер и копии других документов.
На следующий день приезжаю с его мамой и супругой, которые хотят передачу передать. А тюрьма закрыта. Света нет. И свет включился в самом конце рабочего дня. Но тут надо иметь в виду: со времен СССР известно, что тюрьма — это режимный объект. Свет там просто так выключиться не может.
Да, в тюрьмах обычно работают генераторы.
Именно. То есть, если я захожу на этаж тюрьмы, а там нет света, и компьютеры не работают, это еще не доказательство того, что нет света.
Ну и сказали «приходите завтра». На следующий день приезжаем тем же составом: я, супруга и мать Кузьмичева. Начальник тюрьмы вызывает меня к себе. Спрашивает: «Вы понимаете, что можете попасть к нему только при согласии его родственников?» Говорю, да, вот его родственники в коридоре. Пока они писали заявление, начальник с кем-то созванивался. И после этого сообщает: «Вы не можете зайти, потому что ваш адвокатский ордер увезли на проверку в Тирасполь».
Какую еще проверку? Объясняет: «На каком основании и кто вам выдал этот ордер, как у вас оказался ордер из Рыбницы». Но закон ведь говорит, что можно в любом месте его получить! Меня так и не пустили.
Через неделю я снова приехал в тюрьму. Говорят, ордер не вернулся с проверки. С трудом дозваниваюсь до председателя коллегии адвокатов. Еду с мамой и женой Кузьмичева к нему. Дождались. Объясняю ситуацию. Спрашиваю: «Приходил ли мой ордер на проверку? Если да, какие основания для этой проверки? Привлекли ли к ответственности того, кто мне его выписал и за что? И где сейчас мой ордер?» И никакого ответа ни на что.
После этого я писал в Следственный комитет с требованием привлечь к ответственности за происходящее с Кузьмичевым минюст, президента, прокурора, всю верхушку. И в том числе, председателя Союза адвокатов, потому что он — часть этой карательной системы.
Он сказал, что на выдавшего мне ордер запустили дисциплинарное производство. «Вы — иностранный адвокат, и он не имел права выписывать ордер», — говорит он мне. Но именно так в законе написано! Говорит, что на деле «гриф „секретно“». И начинает убеждать меня, что у заключенного нет права на адвоката.
Такое разве возможно?
Нет, все время, что человек отбывает наказание в тюрьме, он вправе получать услуги адвоката. Но мне говорят на это, что тут «гриф „секретно“», а «ордер выписали незаконно». Все. Вот как низко пала приднестровская адвокатура. Пала давно, и такой человек во главе ее — закономерный итог правового развития так называемого Приднестровья.
Это видимость видимости государства. Нет там государства. Это просто группировка, у которой в руках власть. И она творит произвол. Это страшно.
Живущие там — заложники механизма, который создан для того, чтобы удержать эту территорию под контролем. Я не хочу лезть в политику. Но я вижу, к чему это приводит в конкретных случаях. Это проломанные судьбы и покалеченные люди. Один из результатов нормального развития государства — наличие процессуальных гарантий. Если их нет, это ведет к безнаказанности. То есть к тому, что мы имеем.
Давят ли на вас или ваших коллег из-за того, что вы работаете в Приднестровье? Я имею в виду оба берега Днестра.
Здесь никогда давления не было. Со стороны Приднестровья явного давления тоже нет. Но есть противодействие.
То есть просто не дают работать.
Да, причем со всех сторон, где ты пытаешься законным путем что-то сделать. На каждом шагу масса препятствий, которые создают самым абсурдным и идиотским способом. Это уже не просто нарушение закона, это уже извращенное восприятие мира. Кругом футболят, получаешь сплошные отписки, в какой-то момент заходишь в кабинет к какому-нибудь чиновнику, а тебе улыбаются. Видно, что получает удовольствие от этого и принимает тебя за идиота.
Но он издевается не над правами того, кого я защищаю. Он издевается над собой и своими будущими проблемами, которые у него наверняка будут. Сегодня у него есть власть, а завтра ее не будет. И он окажется ровно на том месте, где находится сейчас жертва нарушения прав. Завтра это трансформируется в нарушение прав чиновника, который сейчас улыбается.
Красносельский или нынешний прокурор Приднестровья, например, не знают, где они будут завтра, и что с ними будут делать. Сможет ли им кто-то реально помочь?
