Они выжили в молдавской тюрьме
Как выжить на свободе?
Каждый второй заключенный в Молдове, выйдя на свободу, вновь совершает преступления и возвращается в тюрьму. Основные причины этого — условия тюремной жизни и нежелание общества принять и простить бывшего заключенного. Впрочем, благодаря общественным организациям, работающим в тюрьмах, и программам реабилитации ситуация начинает меняться. NM рассказывает об этом со слов правозащитников, чиновников, заключенных и тех, кому удалось после неоднократных тюремных сроков начать жизнь заново.
История первая:
«За все, что мы делаем, надо отвечать»
Первый раз Федор Фиалковский попал в тюрьму 25 лет назад, когда ему не было 18-ти. Его посадили за угон мотоцикла. Тогда он провел в тюрьме несколько месяцев. Вспоминает, что сначала было страшно, но потом появились приятели и все наладилось.
После освобождения Федор вместе с друзьями занялся «аферами и всем, что могло приносить прибыль». Грабежи, кражи и угоны, по его словам, «старались минимизировать»: «Придумывали что-то, чтобы человек сам отдавал свои деньги».
После освобождения Федор вместе с друзьями занялся «аферами и всем, что могло приносить прибыль». Грабежи, кражи и угоны, по его словам, «старались минимизировать»: «Придумывали что-то, чтобы человек сам отдавал свои деньги».
Федора, как он сам говорит, «формировала улица». Он хотел «стать крутым в глазах сверстников» и нашел «тот круг, не самый правильный», в котором занял «значимую позицию». В тюрьме Федор сидел неоднократно.
«Там есть время подумать, провести инвентаризацию своей жизни и поступков. И многие себе говорят, что это последний раз, что больше сюда не вернутся. Но как только попадают на волю, все почему-то происходит с точностью до наоборот».
В последний раз его приговорили к шести годам, после того как он явился с повинной (за что приговорили, он не сказал). В тюрьме он снова дал себе слово больше сюда не возвращаться. Но в его родных Бельцах, куда он приехал после освобождения, было сложно наладить новую жизнь: «Там меня знали как преступника, наркомана и все такое».
Полтора месяца он пытался получить положенное по закону пособие на оформление документов. «Я приходил каждый день, но на меня смотрели так, словно я убил президента. Такой негатив и неприязнь. Почему? Я не хамил, всегда — извините-пожалуйста. Но как только они видели справку об освобождении, начинали кормить меня завтраками — приходи завтра, послезавтра и т.д.». Вопрос решили, после того как Федор обратился в мэрию.
«Таких моментов очень много. Людям, которые освободились из тюрем, очень тяжело реинтегрироваться в общество», — говорит Федор. Предвзятое отношение общества и системы — одна из причин того, что бывшие заключенные снова попадают в тюрьму, считает он. Поэтому после освобождения многие возвращаются в привычную преступную среду, которая от них не отворачивается.
«Таких моментов очень много. Людям, которые освободились из тюрем, очень тяжело реинтегрироваться в общество», — говорит Федор. Предвзятое отношение общества и системы — одна из причин того, что бывшие заключенные снова попадают в тюрьму, считает он. Поэтому после освобождения многие возвращаются в привычную преступную среду, которая от них не отворачивается.
«Мне кажется, больше половины заключенных после освобождения опять возвращаются в тюрьмы. Работу найти трудно. А многие бывшие заключенные и не хотят сильно напрягаться, снова ищут легкие пути, думая, что на этот раз пронесет. Но причинно-следственные связи никто не отменял, и за все, что мы делаем, надо отвечать», — рассуждает Федор.
Пенитенциарная система, по его мнению, меньше всего думает об исправлении: «Заключенные предоставлены сами себе. Да, там есть какие-то занятия, можно заочно получить образование, но это так сложно. Поэтому система не работает, и люди не меняются. Находясь там, воспринимаешь эту среду как родную, и тебе кажется, что весь мир такой, и не страшно туда вернуться».
Сейчас Федор работает в неправительственной организации Initiativa "Pozitiva". Эта организация помогла ему после освобождения из тюрьмы в мае 2017 года. Он ездит в тюрьмы, общается там с заключенными, рассказывает о себе и старается помочь тоже изменить свою жизнь.
«За все эти годы я приобрел опыт. Да, он негативный, но это все-таки опыт. Как не делать те или иные ошибки, я хорошо знаю. Жалею ли я, что все так произошло? Возможно, да. Но я стараюсь извлечь из этого пользу и не только для себя», — говорит Федор.
Он считает, что можно сократить число рецидивов, в том числе, если появится больше организаций, которые помогают бывшим заключенным. Помогают, не пытаясь их «подавить и упрекать в прошлых ошибках», а показывая им, что «есть другой мир», и в этом другом мире можно найти свое место.
«За все эти годы я приобрел опыт. Да, он негативный, но это все-таки опыт. Как не делать те или иные ошибки, я хорошо знаю. Жалею ли я, что все так произошло? Возможно, да. Но я стараюсь извлечь из этого пользу и не только для себя», — говорит Федор.
Он считает, что можно сократить число рецидивов, в том числе, если появится больше организаций, которые помогают бывшим заключенным. Помогают, не пытаясь их «подавить и упрекать в прошлых ошибках», а показывая им, что «есть другой мир», и в этом другом мире можно найти свое место.
История вторая:
«Я на сто процентов вернулся»
Алексей Бердюк впервые попал в тюрьму в 18 лет. По его словам, все к этому шло: с 13 лет он употреблял наркотики, отец умер рано, а мама не могла с ним справиться: «Я пытался работать, но наркоманам всегда не хватает денег».
В первый раз он отсидел полгода, а через несколько месяцев снова попал в тюрьму. За кражу его приговорили к пяти годам. Вышел через четыре года по амнистии: «Поехал к родным. Кроме родных, тебе никто не помогает. Зарегистрировался на бирже труда. Но устроиться в нормальное место с тюремным прошлым сложно. Работу предлагали не по специальности и низкооплачиваемую».
В первый раз он отсидел полгода, а через несколько месяцев снова попал в тюрьму. За кражу его приговорили к пяти годам. Вышел через четыре года по амнистии: «Поехал к родным. Кроме родных, тебе никто не помогает. Зарегистрировался на бирже труда. Но устроиться в нормальное место с тюремным прошлым сложно. Работу предлагали не по специальности и низкооплачиваемую».
Алексей по специальности автослесарь, но с детства увлекается фотографией. Его отец был фотографом.
Несмотря на трудности, жизнь стала понемногу налаживаться, Алексей женился и какое-то время все было нормально. А потом он снова стал употреблять наркотики и снова сел в тюрьму. Но в этот раз решил все изменить.
«Администрация тюрем этому вообще не помогает. Они могут тебя вызвать, дать какие-то тесты, но это они для себя какую-то статистику и отчетность делают», — говорит Алексей. Помогли занятия, которые проводят в тюрьмах волонтеры из Initiativa Pozitiva. Среди них были его старые знакомые, которым удалось изменить свою жизнь.
Несмотря на трудности, жизнь стала понемногу налаживаться, Алексей женился и какое-то время все было нормально. А потом он снова стал употреблять наркотики и снова сел в тюрьму. Но в этот раз решил все изменить.
«Администрация тюрем этому вообще не помогает. Они могут тебя вызвать, дать какие-то тесты, но это они для себя какую-то статистику и отчетность делают», — говорит Алексей. Помогли занятия, которые проводят в тюрьмах волонтеры из Initiativa Pozitiva. Среди них были его старые знакомые, которым удалось изменить свою жизнь.
«Сразу после освобождения я прошел программу реабилитации и устроился на работу к человеку, который берет именно таких людей, как я, которые прошли через тюрьмы и наркотики. Он сам из бывших. У него 80% работников таких. Потому что другие не хотят нас брать на работу», — рассказывает Алексей.
Сейчас он сам волонтер Initiativa "Pozitiva", ездит в тюрьмы, говорит, что его пример хорошо действует, особенно на тех, кто знал его раньше: «Очень важно, чтобы люди понимали, что их ждут на воле, что их примут на работу и у них все сложится. Иначе они возвращаются к старому. С людьми надо работать, готовить их психологически, учить». И этим должно заниматься государство, потому что неправительственные организации не в состоянии охватить всех заключенных, считает Алексей: «Очень важно, чтобы психологи работали с каждым заключенным. И не просто какие-то тесты давали, а учили их жить».
Про себя Алексей говорит, что он «на сто процентов вернулся к жизни»: «Когда людям говоришь о трезвости и правильной жизни, тебя это самого сдерживает. Нельзя ведь говорить о чем-то хорошем, а самому делать плохое. Я не скрываю того, что было, делюсь своим опытом, многие от этого в шоке, но я не стыжусь. Это было в моей жизни, и, если это может кому-то помочь, буду об этом говорить. Я помогаю людям и так компенсирую все, потерянное раньше».
Сейчас Алексей собирает деньги на хороший фотоаппарат, чтобы, как его отец, заниматься фотографией.
Про себя Алексей говорит, что он «на сто процентов вернулся к жизни»: «Когда людям говоришь о трезвости и правильной жизни, тебя это самого сдерживает. Нельзя ведь говорить о чем-то хорошем, а самому делать плохое. Я не скрываю того, что было, делюсь своим опытом, многие от этого в шоке, но я не стыжусь. Это было в моей жизни, и, если это может кому-то помочь, буду об этом говорить. Я помогаю людям и так компенсирую все, потерянное раньше».
Сейчас Алексей собирает деньги на хороший фотоаппарат, чтобы, как его отец, заниматься фотографией.
Система:
«Все зависит от самого заключенного»
Сегодня в молдавских тюрьмах содержат
более 7 тыс. заключенных
По информации Национальной администрации пенитенциарных учреждений (НАПУ), число заключенных снижается, при этом
около 50% вышедших на свободу снова нарушают закон и попадают в тюрьмы
В правилах обращения с заключенными, разработанными ООН, говорится, что цель тюремного заключения — защита общества и предотвращение угрожающих обществу преступлений: «Этой цели можно добиться только в том случае, если после отбытия срока заключения и возвращения к нормальной жизни в обществе правонарушитель оказывается не только готовым, но и способным подчиниться законодательству и обеспечивать свою жизнь».
В тех же правилах ООН сказано, что для этого государство должно использовать все «исправительные, воспитательные, моральные и духовные виды помощи», а жизнь в тюрьме должна минимально отличаться от жизни на свободе, чтобы не убить в заключенных «чувство ответственности и человеческое достоинства».
В тех же правилах ООН сказано, что для этого государство должно использовать все «исправительные, воспитательные, моральные и духовные виды помощи», а жизнь в тюрьме должна минимально отличаться от жизни на свободе, чтобы не убить в заключенных «чувство ответственности и человеческое достоинства».
В молдавских тюрьмах у заключенных есть возможность получать образование, участвовать в спортивных мероприятиях и даже учиться новым профессиям. На официальной странице НАПУ в Facebook можно найти фотографии и описание встреч и занятий, которые проводят с заключенными.
В то же время Совет по предотвращению пыток в докладе по итогам 2017 года пришел к выводу, что условия жизни в молдавских тюрьмах можно приравнять к «бесчеловечному отношению». Тюремная администрация с «молчаливого согласия» позволяет криминальным авторитетам решать, как будут жить их сокамерники, а работу тюремных врачей никто не контролирует.
Глава НАПУ Аурелиу Сухан
Глава НАПУ Аурелиу Сухан признает, что один из основных критериев оценки работы пенитенциарной системы — это рецидив. И отмечает, что «сегодня, к сожалению, практически каждый второй заключенный, выйдя на свободу, через некоторое время вновь возвращается в тюрьму». Но основной причиной этого Сухан считает психологический фактор, связанный с «трудностями интеграции в общество»:
«Общество воспринимает вышедших из тюрьмы с настороженностью, если не сказать больше. И вот это отношение и есть психологический фактор, с которым сталкивается бывший заключенный. Он думает: окружающие не воспринимают меня как исправившегося человека, и что мне остается, кроме как снова совершить преступление, чтобы меня снова осудили, и я вернулся в тюрьму».
Администрация пенитенциарных учреждений, по мнению Сухана, по большей части справляется со своей задачей перевоспитания заключенных. «Мы не хотим утверждать, что перевоспитываем на 100%, и бывший заключенный сможет противостоять всем испытаниям и вызовам. Да, система сталкивается с проблемами, в системе есть недостатки, мы не всегда справляемся с требованиями, которым должны отвечать, чтобы вернуть в общество на 100% перевоспитанного человека. Мы это признаем. Но все зависит от отношения к этому самого заключенного», — считает Сухан.
Он также отметил, что сейчас двери пенитенциарной системы открыты для общественных организаций и международных партнеров, которые предлагают различные проекты, среди них и те, которые направлены на работу с бывшими заключенными после их освобождения. «Среди участников этих проектов доля рецидива близка к нулю. Но, к сожалению, тех, кто соглашается участвовать в таких программах, немного», — отметил Сухан.
Он также отметил, что сейчас двери пенитенциарной системы открыты для общественных организаций и международных партнеров, которые предлагают различные проекты, среди них и те, которые направлены на работу с бывшими заключенными после их освобождения. «Среди участников этих проектов доля рецидива близка к нулю. Но, к сожалению, тех, кто соглашается участвовать в таких программах, немного», — отметил Сухан.
Говоря об условиях содержания заключенных, Сухан сказал, что в Молдове устаревшая «пенитенциарная архитектура, унаследованная от СССР». Чтобы сделать ее более современной и улучшить условия содержания, нужны большие средства: «В последние годы минфин увеличил наш годовой бюджет. Мы обновили 100 мест в тюрьме в Липканах, 26 мест в женской тюрьме в Кагуле, 80 мест в Леово». А строительство новой современной тюрьмы начнется уже в следующем году, сказал Сухан, добавив, что «это отдельный проект, который финансируют наши партнеры».
Правозащитники:
«Государство умывает руки и говорит, что проблема в человеке, но это неправда»
Правозащитники согласны, что бывшие заключенные не интегрируются в общество под влиянием различных факторов, но основная причина, подчеркивают они, — отношение к этому государства.
Координатор программ Amnesty International Игорь Стойка
Так, по мнению координатора программ Amnesty International Игоря Стойки, работа НАПУ и офицеров пробации по возвращению в общество бывших заключенных абсолютно неэффективна. При этом, отметил он, все меры для социальной реинтеграции заключенных прописаны в законе: и роль департамента пенитенциарных учреждений, и офицеров пробации, и служб, которые работают с родственниками заключенных.
«Но в реальности происходит обратное. Человек в тюрьме становится более агрессивным и более склонным к рецидиву, он хочет побыстрее освободиться и продолжать воровать. Государство умывает руки и говорит, что проблема в человеке, но это неправда», — считает эксперт.
Например, офицер пробации, у которого под опекой 25 бывших заключенных, обычно, по словам Стойки, ограничивается формальными мероприятиями: «вызвал для галочки, распишись здесь и здесь, я тебя ознакомил, иди найди работу и больше не совершай преступлений». Но такой офицер должен оказывать психологическую помощь, помогать решать вопросы с жильем и работой, должен отслеживать ситуацию, быть на связи с родственниками и работодателем бывшего заключенного, то есть стараться работать так, чтобы его подопечные не возвращались в тюрьму, отметил эксперт.
При этом он признает, что социальную реинтеграцию таких людей усложняет отношение к ним общества, которое их бесконечно судит и не хочет принимать. Из-за этого многие возвращаются в привычную преступную среду и вновь идут на преступления. Но это, по мнению эксперта, говорит, скорее, о том, что «с человеком недостаточно работали и в тюрьме, и после освобождения, и не объяснили, что уважение общества надо заслужить».
Говоря о дискриминации при трудоустройстве, Игорь Стойка отметил, что в таких случаях бывшие заключенные должны обращаться в Совет по недискриминации и даже в суд.
«Инструменты есть, некоторые ими пользуются, чтобы отстоять свои права. Но большая часть, к сожалению, просто опускает руки. Но есть еще общественные организации, есть Amnesty, в которые можно обратиться и которые всегда готовы помочь», —отметил правозащитник.
Говоря о дискриминации при трудоустройстве, Игорь Стойка отметил, что в таких случаях бывшие заключенные должны обращаться в Совет по недискриминации и даже в суд.
«Инструменты есть, некоторые ими пользуются, чтобы отстоять свои права. Но большая часть, к сожалению, просто опускает руки. Но есть еще общественные организации, есть Amnesty, в которые можно обратиться и которые всегда готовы помочь», —отметил правозащитник.
Три истории из «особой тюрьмы»
Когда NM готовил этот материал, сразу несколько собеседников рассказали о реабилитационном центре в столичной тюрьме №9 на улице Прункул как о примере правильной и эффективной работы с заключенными. Аурелиу Сухан назвал это место «пенитенциаром в пенитенциаре», а Федор Фиалковский — «чем-то вроде Ватикана». Алексей Бердюк, рассказывая об этом центре, отметил, что такие места должны быть в каждой тюрьме, тогда заключенные будут лучше подготовлены к возвращению в общество.
Реабилитационный центр в тюрьме «Прункул» начал работать совсем недавно — в августе этого года. Здание и территория центра отделены от основной зоны тюрьмы забором. NM не разрешили сфотографировать снаружи территорию центра и зону тюрьмы.
Реабилитационный центр в тюрьме «Прункул» начал работать совсем недавно — в августе этого года. Здание и территория центра отделены от основной зоны тюрьмы забором. NM не разрешили сфотографировать снаружи территорию центра и зону тюрьмы.
У обычных заключенных нет доступа на территорию центра. Там живут только те, кого туда перевели из тюрьмы. Сейчас в центре девять постояльцев. В ближайшее время их число планируют увеличить до 15. А всего Центр рассчитан на 26 человек.
Атмосферу в реабилитационном центре «Прункул» сложно назвать тюремной, а его обитатели мало напоминают стереотипных заключенных. В центре строгий распорядок дня: зарядка, терапевтические занятия в группах, трудотерапия, занятия самоанализом и групповые мероприятия. Весь день постояльцев расписан практически по минутам. Четкое расписание и распределение обязанностей, по их словам, помогает им развивать самодисциплину, учит ставить перед собой цели и задачи и добиваться их выполнения.
Атмосферу в реабилитационном центре «Прункул» сложно назвать тюремной, а его обитатели мало напоминают стереотипных заключенных. В центре строгий распорядок дня: зарядка, терапевтические занятия в группах, трудотерапия, занятия самоанализом и групповые мероприятия. Весь день постояльцев расписан практически по минутам. Четкое расписание и распределение обязанностей, по их словам, помогает им развивать самодисциплину, учит ставить перед собой цели и задачи и добиваться их выполнения.
1
Олег Шабалин: «В тюремной камере, как в волчьей стае, где все пытаются сожрать друг друга»
Олегу 43 года. Наркотики он употреблял 10 лет, потом попал в тюрьму. «Я всегда жил дома, даже в общежитии никогда не жил. Поэтому испытал ужас, когда оказался в тюрьме, в этой "хате", как здесь называют камеру на 10 квадратов, в которой живут 10 человек. Я словно попал в волчью стаю, где все пытаются укусить, сожрать друг друга», — делится Олег.
Роль тюрьмы как исправительного учреждения, по его словам, он почувствовал только в реабилитационном центре. «Здесь человеку действительно помогают измениться. Мы здесь меньше трех месяцев, но результаты уже есть. Программа рассчитана на год: месяц адаптации, пока поймешь, что к чему, потом сама программа "12 шагов", которая помогает избавиться от зависимости», — рассказывает Олег.
По его словам, ему нравятся групповые занятия и то, что на них все объясняют очень доступно. У Олега высшее образование — он переводчик с немецкого и английского языков, но у некоторых, отмечает он, нет даже среднего образования.
Рассказывает: «Мы здесь столько пишем, что даже в университете столько не писали. Пишем на групповых занятиях, потом домашнее задание, потом самоанализ или, как здесь называют, "дневник чувств", в котором описываем все, что происходит за день, связанные с этим эмоции, наши выводы из этого и планы на следующий день. Нас учат ставить задачи, планировать и следовать этим планам».
Рассказывает: «Мы здесь столько пишем, что даже в университете столько не писали. Пишем на групповых занятиях, потом домашнее задание, потом самоанализ или, как здесь называют, "дневник чувств", в котором описываем все, что происходит за день, связанные с этим эмоции, наши выводы из этого и планы на следующий день. Нас учат ставить задачи, планировать и следовать этим планам».
После освобождения Олег хочет устроиться на работу с помощью организации Initiativa "Pozitiva", с волонтерами которой он познакомился в реабилитационном центре. Он считает, что, если останется один на один с собой, есть вероятность возврата к старому: «Так получилось, что жена от меня ушла. Не дождалась она меня, короче. Два года ждала и устала. Так случилось. И это ужасно, неожиданно».
В тюрьме Олег уже почти три года, до условно-досрочного освобождения ему осталось два с половиной года, а до конца срока — чуть больше пяти лет. В реабилитационный центр переводят на год. Но, чтобы заключенные, прошедшие реабилитацию, не возвращались в зону, центр собираются расширить.
В тюрьме Олег уже почти три года, до условно-досрочного освобождения ему осталось два с половиной года, а до конца срока — чуть больше пяти лет. В реабилитационный центр переводят на год. Но, чтобы заключенные, прошедшие реабилитацию, не возвращались в зону, центр собираются расширить.
2
Константин Дынга: «Здесь я словно и не в тюрьме, я не успеваю об этом думать»
Константину 35 лет, 20 из которых он употреблял наркотики. В тюрьме он сидит уже восьмой раз, а в терапевтическое отделение (так официально называется реабилитационный центр), по его словам, пришел, потому что хочет измениться. «Все это достало, хочется изменить себя, что-то сделать в этой жизни. До сих пор я ведь не жил, а существовал. Хочу, чтобы сын воспринимал меня как папу, а не как чужого бестолкового дядю», — говорит Константин.
Когда употребляешь наркотики и неоднократно попадаешь в тюрьму, продолжает он, отношения с родными становятся прохладными и сводятся к формуле: «Ты себе сам выбрал дорогу, сам и разбирайся».
«В центре я, бывает, вспоминаю, как жил в зоне, и ощущаю, что здесь я словно и не в тюрьме, я не успеваю об этом думать. Вот раньше курил 25 лет, а здесь словно и не курил никогда. В центре я почти три месяца. Начал читать Библию, она мне помогает. Здесь чувствую себя в безопасности и мне кажется, что и здоровье улучшилось, я стал более энергичным и позитивным», — делится Константин.
В обычной зоне, по словам Константина, бывают разные ситуации и конфликты, от которых невозможно отгородиться: «Где-то ты переживаешь, где-то боишься, потому что есть какие-то люди выше тебя. Там живешь в страхе, этот страх глушишь наркотиками и выпивкой».
Константину осталось сидеть три года и девять месяцев.
В обычной зоне, по словам Константина, бывают разные ситуации и конфликты, от которых невозможно отгородиться: «Где-то ты переживаешь, где-то боишься, потому что есть какие-то люди выше тебя. Там живешь в страхе, этот страх глушишь наркотиками и выпивкой».
Константину осталось сидеть три года и девять месяцев.
3
Иван Паланчану: «Раньше как было — прожил день, кайфанул и все хорошо»
Ивану 28 лет, 10 из них он употреблял наркотики. В тюрьму попадал неоднократно. Он говорит, что возвращался постоянно на зону, потому что, выйдя из тюрьмы, бездельничал, не пытался найти работу: «Выходил, крал и опять в тюрьму. И так 10 лет».
В реабилитационный центр он решил пойти, после того как умер его двухмесячный ребенок. «У меня и так в семье проблемы, а тут и ребенка бог отобрал. Куда ни посмотрю, везде проблемы, везде чернота, надоело это все. До этого я никогда не задумывался о том, чтобы остановиться, как-то изменить свою жизнь. Но то, что произошло с ребенком, заставило меня задуматься о жизни, о том, что делают с ней наркотики», — рассказывает Иван.
И продолжает: «Надоело это все, вот и решился на этот шаг. В центре нас учат ставить перед собой цели и понимать, чего мы хотим от жизни. Раньше у меня не было никаких целей, думал — прожил день, кайфанул и все хорошо», — делится Иван.
По его словам, после двух месяцев в центре он уже чувствует изменения: начал доверять людям и перестал считать, что люди все делают только ради какой-то выгоды. «В обычной зоне все носят маски, смотрят на тебя как на жертву или добычу. Ничего хорошего там нет. Я не осуждаю их, я сам был таким и сейчас работаю над этим», — говорит Иван.
Ему осталось сидеть три года, пять с половиной лет он уже отсидел: «У меня нет ни мамы, ни папы, но есть жена. Она знала о моих проблемах, она одобрила эту реабилитацию и поддерживает меня во всем. Это очень много значит. У нее есть мечты и надежды, она молодая и многого хочет, и того, что связано с семьей, ребенка хочет. И я хочу показать ей, что стараюсь и могу измениться».
По его словам, после двух месяцев в центре он уже чувствует изменения: начал доверять людям и перестал считать, что люди все делают только ради какой-то выгоды. «В обычной зоне все носят маски, смотрят на тебя как на жертву или добычу. Ничего хорошего там нет. Я не осуждаю их, я сам был таким и сейчас работаю над этим», — говорит Иван.
Ему осталось сидеть три года, пять с половиной лет он уже отсидел: «У меня нет ни мамы, ни папы, но есть жена. Она знала о моих проблемах, она одобрила эту реабилитацию и поддерживает меня во всем. Это очень много значит. У нее есть мечты и надежды, она молодая и многого хочет, и того, что связано с семьей, ребенка хочет. И я хочу показать ей, что стараюсь и могу измениться».
Текст: Александра Батанова
Интервью: Александра Батанова, Ольга Гнаткова
Фото: Екатерина Дробан, страница Национальной администрации пенитенциарных учреждений в Facebook
Видео: Екатерина Дробан
Оформление: Татьяна Булгак
Интервью: Александра Батанова, Ольга Гнаткова
Фото: Екатерина Дробан, страница Национальной администрации пенитенциарных учреждений в Facebook
Видео: Екатерина Дробан
Оформление: Татьяна Булгак
Будь с нами
Digital Magic by NewsMaker IT Team