Когда я была маленькой, часто с мамой смотрела Pro TV. Это мне очень нравилось. Но не нравилось происходящее в Молдове, хотя я мало что понимала. Папа всегда работал за границей. И в детстве я говорила, что добьюсь того, что в Молдове станет лучше, чтобы папа вернулся домой. Папа за границей уже 17-ый год. Мои родители вместе 20 лет, но почти все время живут в разных странах.

О PAS я узнала случайно, по интернету, когда читала новости. Это был 2016 год, они как раз начали проводить всякие флешмобы. Я много читала про них, про их ценности, и поняла, что это партия для меня.

Они объявляли, что набирают людей. Я подумала, что я маленькая, но стоит попробовать. Написала им, и через две недели мне ответили — приходите на интервью.

Маме сначала очень не понравилось, что я пошла в партию. Мне было 15 лет. До PAS я была в ODIP (унионистская ассоциация Onoare, Demnitate şi Patrie. — NM), с Владом Билецки. Он на нас только деньги делал. Ему платили, а мы сначала не знали об этом. И мама очень боялась, что с партией будет то же самое.

Но я сказала: да, мне 15 лет, но я пойду, хочешь ты или нет. Сначала мы часто ругались, когда я по два-три часа проводила в офисе партии. Но потом она начала к этому хорошо относиться. Правда, до первой конференции в Кишиневе, когда я сказала, что меня три дня не будет дома. Она очень боялась, что мы там будем пить и так далее. Но мне не нравится алкоголь. И я ей предложила приехать ко мне в любое время.

И мама снова начала относиться спокойней. Но теперь она говорит, что у меня через год БАК, и я должна к нему готовиться. Но я и так готовлюсь. У меня четыре дополнительных занятия в неделю по всем предметам, которые я сдаю.

Перед выборами мы с PAS Youth Elevi много помогали большой партии. Общались с людьми, по выходным ездили в районы: Единцы, Сынжеру. Очень хотела поехать в Страшены, потому что там родился мой дедушка. Там люди очень-очень хорошие, но они все за социалистов. Хочу, чтобы хоть кто-то, кроме меня, поговорил с ними.

До сих пор мы со школьниками встречались в офисе PAS или в кафе «Ели-пили», обсуждали проекты, думали, какую конференцию можно провести в конце месяца. Мы проводим много конференций, которые всем интересны. Многие идут к нам не за деньгами, а чтобы познакомиться, завести друзей, многие даже начали встречаться друг с другом.

В августе вместе с Майей Санду были в Сахарне, лазили там по холмам. Бывала там с родителями много раз, но мы не лазили. А Майя Санду говорит: «А мне нравится, идем!».

Когда мы ходили по домам и раздавали материалы или собирали подписи, то всегда ходили по двое. Когда видели социалистов или демократов, всегда шутили: вот, мы неправильно выбрали партию: нам не платят за это, а им платят.

Не думаю, что я могла бы пойти в ДПМ или другую партию. Там все за деньги. У меня и моих родителей есть все, что нужно. И мне не нужны эти деньги. Зачем брать деньги за то, что ты не любишь? Зачем идти туда, не потому что интересно общаться с людьми, а как на работу? Это не нормально, по-моему. У нас все работают бесплатно.

Про нас все говорят, что мы плохие, что мы якобы говорим, что кто-то ненормальный. Но я не видела, чтобы Майя Санду выходила на пресс-конференцию и говорила: «ДПМ ненормальные, они украли у нас миллиард». Я такого не видела. А они просто бомбят нас. Это уже за гранью. Ты им ничего не делаешь, а они говорят: «Вы такие и такие». Мы тебе ничего не сделали! Что ты хочешь?

Да, были протесты с плакатами про миллиард. Но никогда не было такого, чтобы так только один человек кого-то обвинял. И на протесте были не только люди из партии. Там были те, кто больше не может так жить в Молдове, при такой системе.
Когда были в Сынжере, люди спрашивали: «А как надо голосовать?». Но мы не можем делать работу ЦИК. Мы не можем рассказывать, как голосовать. Это должен делать ЦИК.

А еще 500 тыс. молдаван за рубежом не смогут проголосовать, потому что у них просрочен паспорт. Это ненормально. До сих пор ЦИК перед выборами вспоминал какой-то закон, позволяющий голосовать без паспорта. А сейчас нет. Просто потому, что они знают, что там не будут голосовать за них. Те, кто сейчас за границей, не будут голосовать за систему, которая сейчас в Молдове. Они уехали не из-за того, что им все очень нравилось. А 500 тыс. человек — это не мало. Если вспомнить, что Додон выиграл у Майи Санду с разницей в несколько тысяч.

Еще мне не нравится, что, вроде, у нас есть президент, но все решает другой человек. Не буду называть его имя, но мы все его знаем. Это ненормально. Ни в какой стране такого не видела. Ладно, есть диктатуры. Но не такие, чтобы в документах было написано, что мы демократичная страна, но демократии не было вообще.

Я очень доверчивый человек. Иногда это проблема. Поэтому многому учусь у мамы. Хотя очень много с ней ругаюсь, злюсь, но все-таки она моя мама и всегда подсказывает, что делать. Может, она думает, что я ее не слышу, но в сердце у меня это остается.

Благодаря ей я сейчас осторожней отношусь к людям. Последние полгода были очень тяжелыми: в ассоциации дебатов был конкретный кризис. Мама подсказывала, что делать, как говорить с людьми, чтобы, несмотря на то, что мне 17 лет, я смогла справиться со всем. Чтобы меня дисциплинировать, летом прошлого года она взяла меня к себе на работу, и я два месяца работала вместе с ней бухгалтером. Я ненавижу работать с цифрами, но два месяца работала бухгалтером и видела маму по 12 часов в день. Так она меня дисциплинировала.

Она постоянно говорила, что на доверие нужно время. Нельзя три-четыре раза встретиться с человеком и сразу рассказать ему всю свою жизнь. В партии я два года. Внутри у нас очень хорошие отношения. Мы со школьниками все решаем вместе. Когда есть время, ходим куда-то, чтобы узнать друг друга получше. Для этого и конференции проводятся. Помню первую конференцию, которая была в Leogrand. Я говорила тогда: «Зачем мы должны спать в отеле, чтобы голландцы тратили на это свои деньги, если мы живем в Кишиневе?» Один из голландцев это услышал и сказал мне: «Надин, вы должны стать друзьями, хорошо узнать друг друга». Поэтому, наверное, теперь мы друг другу доверяем. Мы много общаемся.

Если бы была возможность, я бы взяла «интервью» у всех членов нашей партии, особенно у молодежи. Многие с нами не потому, что чувствуют так же, как мы. Они просто хотят бесплатно ходить на конференции, которые мы проводим в Leogrand или в Ватре. Из 200-300 школьников, например, только примерно 50 реально работают. И, наверное, этим я займусь после выборов, когда мы будем посвободнее.

Еще хотелось бы, чтобы в партии было больше проектов. Сейчас мы в основном проводим флешмобы, но не всем это интересно. Наверное, нужно больше внимания уделять школьникам. Если мы правильно обозначим им дорогу, они будут с нами до конца. А так мы с ними практически ничего не проводим. Им же неинтересно просто по несколько часов раздавать листовки. Пока у нас просто нет на это времени, к сожалению. Стараемся не хвататься за все, а делать нормально хотя бы что-то одно.

Если говорить о лидерах партии, то, мне кажется, Майю Санду могли бы заменить только два человека. Первый — Дан Перчун, глава PAS Youth и зампредседателя PAS. Он очень умный и быстро находит с людьми общий язык. Никогда не встречала такого человека, как он. Второй — Игорь Гросу, другой зампредседателя PAS. Он тоже очень хороший человек.

В первую очередь мне хочется, чтобы демократия была не только на бумаге. Наверное, если говорить об арестах, то посадить надо весь прошлый парламент. А так мне сложно сказать, как это будет, но мы очень-очень хотим, чтобы люди, которые украли у нас миллиард, ответили за это. Наверное, это надо сделать первым делом.

Еще нужно сменить всех прокуроров. Это нереально сложно, но мы попробуем это сделать. Когда смотришь на прокурора и знаешь, что ты ни в чем не виноват, но тебе дают 10-20 лет тюрьмы… Если бы у нас была нормальная прокуратура, мы бы уже давно знали, где миллиард.

Вечером 25 августа (накануне большого протеста, организованного оппозицией. — NM) я сказала маме, что пойду на протест и вернусь где-то в 11 вечера. Но пришла домой в 10 вместе с парнем и попросила подушку и одеяло. «Куда ты идешь?» — спросила мама. Я сказала, что на протест. «С тобой ничего не будет?». Я сказала: «Нет-нет, все будет в порядке».

Хотя было лето, было очень холодно. Мы очень замерзли. В пять утра проснулись, потому что нас начали окружать полицейские. Меня разбудил Дан Перчун. И сразу сказал, чтобы я пошла к нашим двум мальчикам, которые только окончили школу. Сказал, чтобы я держалась за них, если что-то случится.

Но их вытащили насильно. За мной тоже пришел полицейский, и очень сильно схватил меня за руку. Я сказала, что мне больно. А он говорит: «Не надо было здесь сидеть». Я посмотрела ему в глаза и сказала: «У вас есть дочь? Мне 16 лет. У меня дома тоже есть отец и мама. Вы все еще хотите мне что-то сломать?». Тогда он взял меня уже нормально.

Моего парня тогда со мной не было. В пять утра я оставила ему 30 пропущенных звонков, потому что очень сильно испугалась. Маме звонить не хотела, чтобы не пугать, хотя знала, что она меня оттуда вытащит. Она позвонила мне в восемь утра, разговаривала спокойно. Оказалось, что она еще не видела новости. Через 20 минут она уже мне звонила с криком: «Домой, сейчас же!».

Среди тех, кто нас оттаскивал от памятника, был мой родственник. Он удивился, когда увидел меня: «Ты что здесь делаешь?». Я ему: «А ты что здесь делаешь?». Он видел, как отводили меня, а сам он оттаскивал от памятника Майю Санду. С этого момента я с ним больше не разговаривала.

В Конституции написано: если приказ направлен против людей, ты можешь его не выполнять. Но у нас в Молдове, если ты не сделаешь, как сказали, или попадешь в тюрьму, или у тебя больше не будет работы. И это тоже за гранью.

Телевизор иногда смотрю, но у меня почти нет на это времени. Я выхожу из дома в семь утра и возвращаюсь в 9-10 вечера. А еще надо уроки делать. Я смотрю иногда на переменах, или когда скучный урок. Иногда мама, если видит что-то о нашей партии, присылает ссылки.

После БАКа, если в Молдове ничего не изменится, уеду в Германию к папе. Уже в конце мая поеду туда на три месяца учить язык. Я пыталась учить его в Молдове, но это нереально сложно. Учила год, а помню только, как считать до ста.

Собираюсь поступать на факультет международных экономических отношений. Маме и тете – она доктор экономики - это не очень нравится. Говорят, что это не специальность: рассказывают обо всем и ни о чем. Но я маме сказала: или это, или международные отношения. Выбирай.

Мне очень нравится наблюдать за тем, как люди общаются друг с другом на международном уровне, например, как Майя Санду ходит в Европарламент. Мне это очень интересно. Я хотела поступать на международные отношения. А мама хотела, чтобы я пошла на экономику. И я нашла факультет международных экономических отношений и сказала маме: «Делаю и то, что я хочу, и то, что хочешь ты».

В 10 классе я участвовал в американской программе обмена FLEX. В Америке увидел, как у них работает политика. Мне повезло оказаться там в 2016 году, во время президентских выборов. Я лично был на встречах с Биллом Клинтоном и Бернардом Сандерсом. И понял, что политика — это мое, потому что через нее можно реально изменять общество.

Потом вернулся в Молдову и увидел, что здесь многое легко изменить. Но для этого нужно работать. Нужно жертвовать своим временем ради идеи.

Сейчас у меня в планах остаться на год в Молдове и участвовать как можно более активно в социальной жизни. Я еще не решил, уеду ли я дальше учиться за границу или останусь в Молдове, но, пока я тут, хочу сделать все возможное, чтобы улучшить ситуацию.

До того как уехал в Америку, я был активным в школе, раньше — в своей церкви. А после Америки решил пойти в политику.

Я вступил именно в PAS, потому что с самого начала доверял лидеру партии Майе Санду. Она окончила Гарвард, она — профессионал, который всегда говорит то, что думает. У нее чистая репутация, и это никто не может поставить под сомнение. Для меня это важно. Если я иду в политику, то хочу работать с людьми, у которых такие же цели, как у меня — сделать жизнь в Молдове лучше.

Когда у людей одна цель — обогатиться, это уже не политика. Сейчас в Молдове в основном так и происходит. Большинство партий хотят удержаться у власти, чтобы обогащаться, и только манипулируют молодыми людьми, которые на них работают. Я уверен, что есть молодые люди в других партиях: социалисты, демократы, «шоровцы», — которые там за идею и реально хотят перемен в Молдове. Но, к сожалению, у их лидеров другие планы — обогатиться.

Мне не было страшно идти в политику, потому что с самого начала знал, что в PAS все чисто. Донаты принимаются только маленькие: больших спонсоров у нас нет, а волонтеры не получают зарплату. Я знал точно, что здесь нет денег. И я в этой партии до того момента, пока наши ценности совпадают. Я не фанатик. Если ценности партии изменятся, я могу выйти.

Родственникам не очень нравится моя идея идти в политику. У нас кого-то избивают, постоянно происходит много грязных вещей в политике. Мои родители не очень активны политически. Им не нравится на 100% то, что я в политике. Но так я многому учусь, знакомлюсь с хорошими и умными людьми, и это помогает мне в личном развитии. В этом родители меня поддерживают.

Первый год, когда вернулся из Америки, был частью гражданского общества. Мне кажется, эта работа реально помогает. В Гагаузии, например, гражданское общество поднимает весь регион благодаря грантам ЕС и другим возможностям.

Но мне показалось, что гражданское общество может что-то изменять до определенного предела. Сколько бы у нас ни было неправительственных организаций, за одну ночь из бюджета пропал миллиард. Значит, их труд пропал даром. Если не соблюдать верховенство закона, гражданское общество почти бессильно. Не говорю, что его не должно быть. В Молдове оно необходимо, и оно растет. Например, Promo-Lex, который долгое время работает и критикует и власть, и оппозицию. Или Occupy Guguta — отличная гражданская инициатива. Уверен, они будут продолжать критиковать правительство, кто бы там ни был, потому что всегда найдется, что критиковать. И это правильно, это принцип демократии.

Поэтому считаю, что гражданское общество — это хорошо, но для этого нам нужен и сильный политик, который защищал бы основы демократии. Мне кажется, в политике смогу добиться больше результатов.

PAS — новая партия. В Европе есть партии, которым по сто лет. Нам три года. За это время все только начало формироваться. Если бы я был «начальником», хотел бы увидеть, как партия будет развиваться следующие 50 лет. Мечтаю, чтобы мы были способны прийти к власти, выстоять, если придется уйти из нее, потому что избиратели выбрали другие партии, и вернуться обратно.

Сейчас наша партия сплотилась вокруг Майи Санду, и она отличный лидер. Хочу, чтобы мы смогли вырастить еще больше лидеров, чтобы следующие 50 лет у нас было больше лидеров, и они сменялись, а партия основывалась на идеологии и ценностях.

С самого начала мы позиционировали себя как правоцентристская партия, которая хочет растить бизнес, избавиться от монополий, продвигать средний класс. Но сложно быть партией в правом [политическом] секторе, когда в Молдове огромная часть населения за порогом бедности. Нужно принимать решения, исходя из этой ситуации. Поэтому сейчас мы продвигаем некоторые политики, которые не на 100% можно отнести к правому сектору, чтобы потом сфокусироваться именно на наших задачах.

У нас много лидеров, которые могли бы взять на себя эту ответственность. Сразу приходит на ум Дан Перчун, глава молодежной организации. Он неоднократно доказывал свою решимость изменить страну, окончил Кембриджский университет. Он бы с легкостью нашел работу себе в Европе и ежемесячно получал бы годовую зарплату депутата. Но он решил вернуться в Молдову.

Партия сплотилась вокруг Майи Санду, но она больше как символ честного политика, который делает свою работу на совесть. Вокруг этого символа сплотилось много хороших лидеров, поэтому я не вижу проблемы. Не думаю, что наша партия — это партия одного человека.

Мне кажется, что в предвыборных кампаниях допустимы дебаты — споры о решении конкретных проблем. Можно проводить агитацию, объяснять избирателям, почему твоя партия самая лучшая и за нее надо голосовать.

Недопустимо, конечно, насилие. Как произошло в Единцах, где прямо перед полицейским комиссариатом избили президента молодежной организации DA. И, вот совпадение, именно в этот день камеры не работали. Недопустимо использовать свои ресурсы как партия власти и устраивать личный харрасмент. Так, например, произошло в Страшенах, где человека уволили с работы из-за того, что она задала неудобный вопрос Филипу. В Унгенах, Оргееве срывают баннеры кандидатов. Мне кажется, это выходит за границы.

Но еще хуже — не допускать какую-то партию до выборов или потом признать выборы недействительными. Как произошло с нами летом [2017], когда Андрея Нэстасе избрали мэром Кишинева, и как произошло с «Нашей партией» в 2014 году, когда их просто исключили из выборов. Нельзя партию исключить из выборов, потому что она тебе не нравится.

Перед этими выборами были слухи, что исключат социалистов. Если бы это произошло, я был бы первым, кто вышел на протест.

Для того чтобы были возможны перемены, нужна сильная юстиция. Она должна гарантировать, что бизнес может работать спокойно, что законы соблюдаются, и что никогда не сможет повториться аннулирование мандата мэра и депортация семи турецких учителей. Для этого нужно провести реформу юстиции и создать новый антикоррупционный орган вроде DNA по примеру Румынии.

Пока Лаура Ковеси была главой DNA, арестовали множество коррумпированных политиков. Думаю, это возможно повторить в Молдове, если хорошие люди придут к власти и создадут эту структуру, которая будет работать независимо от того, кто у власти.

Еще хочу, чтобы опубликовали отчет Kroll 2, и мы увидели, кто все-таки соучастник кражи миллиарда. После этого можно перейти к экономике: смягчить бюрократию для бизнеса, уничтожить монополии, которые издеваются над людьми. Мы видели, что происходит с орехами. Есть одна компания, которая может экспортировать орехи из страны. Уму непостижимо.

У нас есть НЦБК, но проблема в том, что там засели кумэтры кумэтров и их внуки. Легче создать с нуля что-то новое, принимать туда только чистых людей, без конфликта интересов. Не принимать сто братьев, мам, пап, а только профессионалов. Новое создавать легче, чем пытаться изменить в корне испорченное.

В министерствах, я уверен, есть люди на более низких уровнях, не министры и их замы, которые делают свою работу на совесть. Нужно провести конкурс, и, если они будут лучшие, снова принять их на работу.

Но есть в этом секторе огромная проблема: зарплаты людей, которые работают в министерствах и должны нами управлять, очень маленькие. В колл-центре есть возможность получать до 20 тыс. леев в месяц. В министерстве можно получать зарплату 3 тыс. леев. Какой молодой специалист пойдет работать в министерство за 3 тыс.?

Такой же вопрос актуален для депутатов. Майя Санду, например, окончила Гарвард. И могла бы работать в американском банке за $10 тыс., то есть за 200 тыс. леев в месяц. В Молдове, если она станет депутатом, она будет получать 10 тыс. леев. Очень сложно мотивировать хороших профессионалов, которые знают, что делают, идти работать в госструктуры.

Мне кажется, тут нужно что-то менять. Мне кажется, было бы неплохо связывать зарплаты чиновников с ВВП. Чем выше ВВП и экономический рост, тем больше у них зарплата: тогда они будут мотивированы двигаться вперед. Филипу, наверное, не очень важна зарплата, у него и так достаточно денег. Но есть и другие люди. И если бы после того, как аннулировали результаты выборов и прекратилось макрофинансирование ЕС (минус €100 млн), они бы на себе это почувствовали, было бы другое дело.

Может быть, это пузырь, который я себе создал, но среди моих коллег всегда обсуждается политика. У меня есть разные друзья — и правые, которые считают, что налогов не должно быть, и левые, которые чуть ли не коммунизм хотят вернуть в Молдове. Обсуждать поэтому интересно.

Но, к сожалению, в целом в Молдове почти невозможно завести здоровый разговор об идеологии, когда кого-то избивают, а других арестовывают.
Хотя я следил за последними дебатами и мне кажется, что медленно-медленно мы идем в правильном направлении. Да, есть люди, которые любят через каждые два слова говорить: «Давайте объединяться с Румынией, вы недостаточно сильно этого хотите». Но есть и те, кто обсуждает реальные проблемы.

Я согласен, что ДПМ неплохо выступают в дебатах. Но проблема в том, что они говорят одно, а делают другое. Что бы ты ни говорил и как бы красиво ни говорил, когда ты у власти, и твои действия на 180 градусов противоположны тому, что ты говоришь, твои слова ничего не стоят.

Я узнаю все из интернета — Unimedia, Agora, TV 8, Pro TV. Я доверяю этим порталам, потому что еще не помню, чтобы они манипулировали. Если начнут — просто исключу из списка тех, кому доверяю.

В идеале люди должны доверять СМИ, а СМИ — ценить это доверие. Как только доверие пропадает, СМИ должно потерять огромную часть своей аудитории. К сожалению, у нас все это работает по-другому.

Я собираюсь дальше участвовать в работе партии, независимо от результатов выборов. Но в политике должны быть профессионалы, поэтому следующие три-пять лет не буду никуда баллотироваться. Я завершу образование, получу опыт работы и, когда буду считать себя готовым, конечно, хочу войти в молдавскую политику. Хочу баллотироваться, говорить с избирателями, и объяснять им, почему мои идеи достойны того, чтобы их поддержали.