Лидер «Нашей партии» Ренато Усатый рассказал в интервью NM о том, договаривался ли он с главой Демпартии Владимиром Плахотнюком о возвращении в Молдову, даст ли ход компромату, который, по его словам, у него есть на Плахотнюка, а также о том, что надо сказать прокурору, чтобы тот отменил ордер на арест, и зачем он хочет встретиться с Игорем Додоном, Майей Санду и Андреем Нэстасе.
О договоренностях с Плахотнюком
На недавней пресс-конференции вы рассказывали о предложениях демократов вернуться в Молдову.
Нет, летом 2018 года я сам на них вышел. Потому что в Бельцах мусорная мафия обнаглела. Тогда я передал Плахотнюку, что страдают люди и город, и что я «взорву» эту тему. Мусорный полигон был уже заблокирован какое-то время, нашу работу саботировали со всех сторон, мусор плохо убирали и возить его было некуда.
В этом контексте стали говорить и на другие темы. Спросили меня, хотел ли бы я вернуться. Я сказал, что, конечно, хочу. Мне стали говорить, что я уже много всего наговорил. А я им напомнил попытку моего похищения из Подмосковья.
У этой темы было продолжение?
Да, они сами позвонили после выборов, уже была какая-то конкретика. До выборов они пугали Додона, говорили со мной, предлагали уйти из политики в бизнес. Всякая тягомотина, вроде, и конкретно, но в то же время ни о чем. Им нужны были гарантии, что я буду «мягкий и пушистый». Я тогда как раз узнал о своих проблемах со здоровьем и подумывал о том, чтобы уйти из политики. Но я знал, что, если уйду, все умрет. Однако возвращаться и становиться «ручным» я не мог. Я знал, что происходило между Плахотнюком и Додоном, и что Плахотнюк начал ему давать аудиозаписи.
Откуда вы знали?
У меня есть люди и в окружении Додона, и в окружении Плахотнюка. Поэтому, как и раньше, я все узнавал. Так вот, мне рассказали, что Додону включали аудиозаписи, где я плохо про него говорю, и рассказали, что, если я вернусь, ему это осложнит жизнь. Додон просил у них гарантии, что Усатый не вернется. Последнее дело — новогоднее (контрабанда денег), это было кино для него. Ни тот факт, что Интерпол снял меня с розыска, никакие аргументы адвокатов не возымели действия в прокуратуре. Было понятно, что нужно было или договариваться с Плахотнюком, или не приезжать.
Я пытался пойти на какие-то хитрости, согласиться на то, что они предлагают, зацепиться, заехать в страну, а по приезду устроить все то, что я устраивал раньше. После выборов все же знали, что они договорились [Додон с Плахотнюком], и я был нужен. На меня вышли после выборов, когда я был в Израиле, мне дали 4 дня на то, чтобы приехать домой. Я должен был сдаться прокурорам, меня бы отвезли в СИЗО, камера с евроремонтом, телефоны, айпады. Мной хотели пугать Додона, чтобы он не съехал с темы коалиции. Я понимал, что моими руками будут его держать за горло. Но у меня тоже не было никаких гарантий, что Додон не выдвинет им условие осудить Усатого.
Тогда вы не вернулись, но вернулись сейчас. Ничего не может измениться за один день, поэтому возникает сомнение в том, что ваш приезд — не следствие договоренности с Плахотнюком. Вы приехали к тем же прокурорам, к тем же судьям.
Что выгоднее: вернуться тогда под гарантии Плахотнюка, получить преференции и бонусы и всколыхнуть всю молдавскую политику? Уже были бы досрочные выборы, я бы провел свою фракцию в парламент. А сейчас что я могу получить? Вот представьте себе, если бы сейчас был какой-то договорняк с Плахотнюком, какие преференции я мог бы получить?
Но вы уже получили — прокуроры аннулировали ордер на ваш арест.
Об этом я и летом 2018 года мог договориться. Зачем мне было ждать, пока уйдет Плахотнюк.
Может, чтобы занять его место.
Подождите, я мог бы дождаться, когда сменят [генпрокурора Эдуарда] Харунжена, всех прокуроров, потому что Урсаки, Петренко и другие — это все их политические дела. Я мог приехать с закрытым делом, с решением суда об отмене распоряжения о розыске. Такая мысль у меня была. Но я увидел, что происходит в Молдове, как все бегут. Все ждали слова американцев, наверняка, обсуждались гарантии безопасности Плахотнюка. Когда в последний момент я узнал, что они сдадут власть, и, когда после встречи с послом США он отменил свои встречи с другими дипломатами, от тех же источников, что и всегда, я узнал, что он уезжает.
Я всю ночь сидел на телефонах и выяснял, что происходит в ближайшем окружении, среди лояльных бизнесменов, у силовиков, прокуроров. Когда они узнали, что его нет, и что он не собирается возвращаться, все начало сыпаться. Приходят люди, связанные с проектом «Хорошие дороги», с контрабандой, и хотят говорить. Я готов их принять, а дальше пусть с этой информацией разбираются компетентные органы. Вы же понимаете, что Плахотнюку принадлежало все в этой стране, но не он же лично звонил Китороаге, Павлюку, Бусуйку, в Апелляционную палату. Были менеджеры. Я был в Германии, мне позвонили и рассказали, что «смотрящий» [Плахотнюка] Яралов, который смотрел за всеми политделами, уехал. Он отдавал команды судьям и прокурорам через двух своих людей, так вот, даже этих двух никто не мог найти. Так что сейчас Плахотнюк, если захочет дать указания, не сможет этого сделать. И я этим воспользовался.
Любопытно, что после вашего приезда телеканалы Плахотнюка изменили формулировки о вас. Вы больше не член Солнцевской ОПГ, не беглый преступник и так далее. Чем вы это объясните?
Зачем Плахотнюку при таком количестве врагов продолжать это? В последние дни я не смотрел каналы холдинга. Но пока ехал в Скулены, мне рассказали историю, что из холдинга позвонили водителю Плахотнюка и спросили: «Вот едет Усатый домой, нам показывать его возвращение или нет?». Вот до чего дошла эта выстроенная вертикаль. Всем же известно, что есть те, кто рулит черным пиаром, белым пиаром. У них внутри проблемы со связью, раз они спрашивают мнение водителя Плахотнюка.
Может быть, тут и другой момент: они уже так делали, когда называли меня «новым проектом Плахотнюка». Они специально это делали, чтобы меня дискредитировать. Не исключаю, что сейчас на Publika начнут появляться новости о том, что я — единственный оппозиционный политик. Кстати, этой ночью я узнал, что Плахотнюк заложил свои телеканалы. Я должен проверить эту информацию и узнать, кому [заложил]. Он мог это сделать, чтобы их бросить или, наоборот, чтобы их не смогли отнять, так как они под залогом. Но я не исключаю, что они закроются. Пока Россия не заберет ретрансляцию, Prime поработает, он приносит деньги, а вот остальные, может, банк заберет или закроются.
Вы говорите, что четко обозначили свою позицию, когда блок ACUM и социалисты сформировали коалицию. Но я помню это ваше заявление: четкой позицией его назвать сложно. Выглядело так, словно вы ждете, чем все закончится.
Ну как, если я четко сказал, что поддерживаю создание любой коалиции против Плахотнюка. Это разве не четкая позиция?
Это не прозвучало определенно.
Я четко сказал. Мы можем найти это видео. Да, после того, что со мной делали социалисты… Если правые молчали на мой счет, то с социалистами у нас была открытая война. Что мне нужно было — целовать на камеру фотографию Додона? Да, я поддержал [эту коалицию]. Чтобы не было спекуляций, когда местные администрации стали признавать новую власть, мне эта идея не понравилась, потому что я считал, что медийно мэры Плахотнюка нас задавят, их в разы больше. Но волна пошла, и мы ее поддержали, и в местных советах везде голосовали за поддержку новой власти. Мэр Бельц Николай Григоришин, когда Плахотнюк еще не уехал, принял министра здравоохранения правительства Санду.
О беседе с прокурорами и доказательствах вины Плахотнюка
Что нужно несколько часов говорить прокурорам, чтобы они отменили ордер на арест? Вы не единственный в Молдове с «политическим делом», может, другие тоже так смогут — поговорить и выйти из-под ареста.
Из этих четырех часов [общения с прокурорами] три с половиной часа я провел с [замглавы Прокуратуры по борьбе с оргпреступностью и особо тяжким делам] Виталием Бусуйком по делу Горбунцовым, а с прокурором по второму делу я провел полчаса. Я знал, что ордер на арест и розыск на мое имя выписали из-за того, что я не явился по повестке в прокуратуру. Арестовывают, чтобы человек не скрылся или не повлиял на свидетелей. Раз я сам приехал, то сбегать точно не собираюсь, а на то, чтобы повлиять на свидетелей или навредить следствию, у меня было два с половиной года.
Как показывает практика молдавских судебных дел, эти контраргументы обычно роли не играют.
Раньше им все было по барабану. Но мы же сейчас говорим о молдавских прокурорах и судьях без Сергея Яралова, Плахотнюка и так далее. Как только я въехал в Молдову, мой адвокат написал заявление с просьбой аннулировать ордер на арест в связи с тем, что было решение парламента о том, что Молдова захваченное государство. У них не осталась ходов, я им сказал, что готов сотрудничать и для меня нет неудобных вопросов.
Раньше вы неоднократно говорили, что у вас есть информация и доказательства преступлений Владимира Плахотнюка. Будете делиться этой информацией с прокурорами?
Когда поменяется генеральный прокурор и появятся новые прокуроры. Я должен поднять те заявления, что раньше писал. Потом я перестал что-либо писать, потому что смысла не было, это было то же самое, что самому Плахотнюку писать. Я сейчас все эти материалы буду структурировать.
А о чем речь?
Мне нужно немного времени, чтобы все это организовать и сказать конкретно. Схемы отмывания денег, которые привез Герман Горбунцов в 2008 году, потом их использовал Платон, Плахотнюки. Но есть одна проблема — Плахотнюк сам не проводил никаких транзакций. Чтобы что-то доказать, нужен будет Шор или ему подобные. Новым прокурорам будет сложно доказывать экономические дела, потому что нет фактуры. На Горбунцова фактуру я получил от его бывшего помощника. И пока не выйдет с доказательствами такой же помощник Плахотнюка, новая власть ничего ему не сделает. Да, могут за узурпацию власти, фабрикацию уголовных дел, незаконное преследование — тут многие прокуроры заговорят. Но кого они смогут сдать? Тех помощников Яралова, о которых я говорил.
Об участии в выборах и отношениях с новой властью
«Наша партия» будет участвовать в местных выборах?
Конечно, будет. Но перед назначением даты выборов (сегодня парламент ее назначил. — NM) надо разобраться с комиссарами в районах, которые работали на Шора и демократов, и с Центризбиркомом. Насчет своего личного участия буду думать, мне было сложно совмещать должность председателя партии и мэра [Бельц].
За время вашего отсутствия многие покинули партию? Будете восстанавливать ее?
У нас было около 1000 местных избранников, покинули около 20%. При таком давлении и преследования — это не много. Мэра Флорешт я сам выгнал, он коррупционер. В моем родном городе Фалешты дедушку-советника запугали, чтобы он ушел в независимые. А на севере страны все [местные советники от «Нашей партии»] остались. В Гагаузии все ушли. Только Виктор Петриогло (мэр Вулканешт) остался. Мне показали, что он подписал эту декларацию в поддержку старой власти, но у меня тоже бывало, что документы за меня подписывал заместитель Игорь Шеремет, но формально было, что подписал.
В России выписали ордер на ваш арест, провели обыски у вас дома. У вас есть проблемы в России?
У меня в России нет ни одного уголовного дела. Я звонил в МВД России, и они сказали, что этот розыск, который вы указываете в каждой статье, снимут в течение недели. Потому что в Молдове информация в систему уже поступила.
А история с обысками?
Игорь Додон сделал многое, чтобы организовать мне проблемы в Москве. Я это раньше говорил, сейчас повторяю, но больше развивать эту тему не буду. Хочу, чтобы все успокоились, есть новое большинство, новое правительство, никакой критики ни в адрес Додона, ни в чей-то другой с моей стороны не будет. Пусть про меня только бред не говорят, я настоятельно требую, чтобы это прекратилось. Игорь Додон сам в эфире у Анатолия Голи перед вторым туром президентских выборов говорил, что, по его мнению, все дела у меня политические и сфабрикованные.
Я не прошу Игоря Николаевича меня хвалить. Сейчас я хочу встретиться и с Додоном, и с Нэстасе, и с Майей Санду. Они должны смириться с тем, что я есть, и я хочу с ними сотрудничать. Если я что-то совершу незаконное, то не надо молчать, но продолжать сейчас обвинять меня в том, что я — «проект Плахотнюка», не надо. Я устал от этого, оставьте меня в покое.
