Судья Виктория Сандуца получила известность летом 2019 года, когда потребовала отставки Высшего совета магистратуры. Последние три года она открыто говорила о проблемах в судебной системе и доказала в Конституционном суде, что судей нельзя переводить на работу в другие инстанции без их согласия. NM возобновляет спецпроект «JusticeInside. Люди внутри системы». И сегодня мы публикуем историю судьи, которая считает важным изнутри критиковать систему, и которая из-за этого оказалась «в изоляции».
Первое дело
У меня было много запоминающихся дел. Но, наверное, нужно рассказать о самом первом. Речь шла об уволенном полицейском. Он узнал, что один человек выращивал коноплю и готовил наркотик на продажу. Полицейский вымогал у него деньги, пообещав взамен замять этот случай. Об этом стало известно, против полицейского завели уголовное дело. Также против него начали служебное расследование, по результатам которого его уволили за то, что он не выполнил свои обязанности и не зарегистрировал случай с коноплей. Полицейский оспорил указ об увольнении в суде. Он утверждал, что его нельзя увольнять, пока суд не вынес окончательный приговор.
До сих пор помню, как меня впечатлил юрист, который представлял Генинспекторат полиции (ГИП). Это удовольствие — слушать представителя госучреждения, который очень хорошо подготовлен. Он сказал, что полицейского уволили не потому, что он вымогал деньги (это рассмотрят отдельно в уголовном порядке), а потому, что он не выполнил свои обязанности и запятнал честь мундира. Выступая с последним словом, полицейский косвенно подтвердил свою вину. Он дал мне понять, что хочет, чтобы вместе с ним пострадала вся полиция. В итоге я не восстановила его в должности. Это решение оставила в силе и Апелляционная палата. А потом юрист ГИП пришел ко мне по другому делу и сказал, что был впечатлен мотивировочным решением. Тогда суды часто восстанавливали уволенных полицейских. Это многих возмущало.
По другому делу истец судился с мэрией. Деталей не помню, но я отклонила его иск. Перед тем как вынесла приговор, он сказал: «Не знаю, какое решение вы примете, но хочу поблагодарить вас за то, как вы провели это заседание. Я увидел, что правосудие осуществляется на самом деле». Подумала тогда, что после оглашения решения он изменит свое мнение. Но когда он уже забирал у секретаря мотивировочное решение, он сказал: «Передайте госпоже судье, что я не буду оспаривать решение. Она очень хорошо объяснила, что я был не прав [в тяжбе с мэрией]»
У судьи нет «шефов»
Андрей Мардарь/Newsmaker
Честно говоря, я не почувствовала никакой разницы между работой судьей в 2018 году [в период «захваченного государства»] и в 2020. Никогда не чувствовала себя «захваченным судьей». Поначалу были провокации: люди, которые передавали мне сообщения с двойным смыслом. Я всегда их отклоняла.
С первых дней работы говорила то, что удивляло коллег. Разговаривала на равных и с вице-председателем, и с председателем суда, задавала вопросы на планерках. Никогда не чувствовала, что я им подчиняюсь. Меня удивляло, что другие коллеги называли председателя суда «шефом». У судьи нет «шефов», но их удивляло, что я не чувствую себя подчиненной руководителей суда.
Когда только устроилась на работу, у меня не было ассистента. Сказали, что я сама должна искать ассистента, хотя это обязанность председателя. Я пообещала подать жалобу в ВСМ.
Председатель был удивлен: как я смею с ним так разговаривать. Я сказала: «А в чем заключается работа председателя суда? Если вы не справляетесь, уходите в отставку. Зачем вы занимаете должность, с которой кто-то может справиться лучше». Председателям судов ведь уменьшают объем работы, чтобы у них было время управлять инстанцией. Через три недели мне выделили ассистента.
Потом у меня четыре месяца не было секретаря. Это был конец года, было очень много дел. В судебную инспекцию на меня поступали жалобы, хотя я всегда старалась готовить мотивационные решения в срок. Жалобы отклоняли, но все равно это был стресс. Бывает, что, проиграв дело, его не обжалуют в Апелляционной палате, а подают жалобу, потому что злятся на судью.
Получается, у тебя нет вспомогательного персонала, поступают жалобы, но ты должна оставаться спокойной и выносить правильные решения по делам. Тогда я нередко задерживалась на работе и до 23:00. Через четыре месяца сказала председателю, что подам жалобу в ВСМ, и на следующий день мне выделили секретаря. Тогда я поняла, что многое зависит от нас. Моя ошибка была в том, что я это терпела.
В такой ситуации оказываются много судей. У них нет ассистента или секретаря. Им приходится оставаться на работе допоздна. Выйдя в отпуск, они приходят на работу, чтобы готовить мотивировочные решения, пишут заключения, хотя в этом им должны помогать ассистенты. Над нами всегда стоит судебная инспекция, которая готова требовать разъяснений, если мы что-то не успели вовремя сделать.
Получается, судья работает более интенсивно и даже за счет отпуска. После отпуска он возвращается на работу истощенным физически и психологически. Он начинает отменять заседания по поводу и без. Брать отпуск за свой счет, потому что положенный отпуск уже использовал. Снова переносит заседания, а участники процесса снова подают жалобы.
В какой-то момент судья блокируется или начинает выпускать судебные акты с ошибками: «Хотите заседание? Вот вам! Хотите решение — вот вам!». У него уже нет времени свериться с последними решениями ЕСПЧ. Он работает на автопилоте. И когда начинаешь анализировать ситуацию, оказывается, что у судьи просто не было секретаря или ассистента.
«Не подавай жалобу, ты ничего не изменишь»
25 марта 2019 года Высший совет магистратуры перевел меня без моего согласия из суда столичного сектора Центр в суд Чекан. Я специализировалась на гражданских делах, но меня решили сделать судьей по уголовному преследованию. В знак протеста я приостановила полномочия и обжаловала это решение в Апелляционной палате. Тогда страной правили прежние власти, и все вокруг мне говорили: «У тебя нет ни одного шанса». Тогда вообще были в моде уголовные дела против сопротивлявшихся судей. Были и коллеги, которые говорили: «Не подавай жалобу, ты ничего не изменишь».
Но я чувствовала, что изменения придут. Получилось, что тогда я на год приостановила полномочия. Вот это было официальное давление. Мне хотели закрыть рот, но я доказала в Конституционном суде, что судью нельзя переводить в другую инстанцию без его согласия. Да, в тот год я страдала, но КС поставил точку в этом деле. Думаю, так должно было случиться.
25 мая 2019 года выбирали главу Ассоциации судей вместо Иона Друцэ, который был также главой Высшей судебной палаты.
Тогдашний глава Апелляционной палаты Ион Плешка представил кандидата Владислава Климу. Это была традиция — выборы, в которых участвует единственный кандидат. Но я тоже решила выдвинуть свою кандидатуру, хотя работала судьей только два года. Когда я это заявила, все посмотрели на меня, по залу прошел шепот: «А кто это?».
Тот же вопрос мне чуть не задал и господин Друцэ, который вел собрание. Он разрешил мне выйти к трибуне. Я вышла и сказала, что положение дел в системе очень плохое, а Ассоциация судей никогда не говорит о проблемах, с которыми сталкиваются судьи.
Тогда было открытое голосование: из 205 судей 202 проголосовали за Климу, а трое, включая меня саму — за меня. Один из судей, который за меня проголосовал, — Михай Мургулец. Потом он рассказывал, что после голосования его вызвали и стали спрашивать, почему он голосовал за меня и хочет ли, чтобы у него были проблемы. Многие судьи, которые были на том собрании, пожимали мне руку за смелость. Другие спрашивали: «Ты что, правда, думала, что скажешь о ненормальной ситуации в судебной системе, предложишь все взять в свои руки, и за тебя проголосуют?». Через две недели в стране сменилась власть.
«ВСМ несет ответственность за захват государства»
После того как новая власть приняла декларацию «О захваченном государстве», все настаивали, чтобы судьи Конституционного суда ушли в отставку в полном составе. То же происходило и в других учреждениях, но ВСМ чудесным образом выжил.
В июле мы с коллегами решили выйти с декларацией в поддержку независимости судебной системы и показать, что мы открыты [к диалогу с властями]. Если общество сделало этот шаг — сменило политическую власть, тогда и судьи должны сделать шаг к этому. Декларацию подписал 31 судья. Пока мы готовили текст, некоторые судьи обсуждали, не стоит ли громко сказать, что ВСМ пора сменить. Но были и другие мнения. В итоге декларация получилась очень дипломатичной.
Когда мы пришли на заседание ВСМ, я сказала, что хочу сделать личное заявление и потребовала отставки членов ВСМ. Понимала, что не все коллеги меня поддержат, но это должен был сказать кто-то именно изнутри судебной системы.
Ведь судьи обсуждали это в кабинетах, об этом говорило гражданское общество, но никто не сказал вслух. ВСМ несет ответственность за захват государства так же, как и другие учреждения.
Кто-то из подписавших 30 коллег обиделся, что я так поступила, учитывая, что их декларация должна была быть дипломатичной. Я не старалась их переубедить или оправдываться. Другие коллеги, напротив, звонили и говорили, что судья впервые показал, что он — представитель государственной власти, а не просто исполнитель, который ждет, когда политики реформируют судебную систему.
Еще одним последствием этого заявления было то, что меня буквально изолировали. Не скажу, что у этого были только негативные последствия, так как прекратились любые попытки поговорить со мной с глазу на глаз. Рада, что мое сообщение правильно поняли, и с тех пор ни члены ВСМ, ни председатели судебных инстанций не передавали мне сообщений с двойным смыслом. Угроз и давления тоже не было.
Эта декларация стала и защитным щитом, который я сама себе создала. Это может стать примером для других. Когда уверен, что продвигаешь правильные ценности, тебя уважают. Думаю, работа судьи предполагает определенное одиночество. Поэтому не каждый готов взять на себя это бремя.
«Все зависит не только от судей»
Андрей Мардарь/Newsmaker
Общество думает: «Оставьте, мы знаем, как судьи якобы живут на одну зарплату. Политики получают политические очки обещаниями снизить судьям зарплату и пенсию. На самом деле это продвигает толерантное отношение к тому, что судьи ищут альтернативные формы заработка. Хотя, став судьей, ты должен вести себя более сдержанно, отказаться от части социальных отношений, приглашений на мероприятия. У судьи не может быть бизнеса — ни открыто, ни через посредников. Он должен жить только на зарплату. Еще может зарабатывать преподаванием. Но этим он может заниматься в свободное от заседаний время.
Если зарплату продолжат уменьшать, в систему не придут неподкупные люди. В том числе потому, что их не будет привлекать зарплата. Легче устроиться юристом в частную или международную компанию, где зарплата в 10 раз выше. Но в систему придут те, кто согласится на такую зарплату, подумав: «Ничего страшного, я найду, как заработать». Неправильно, что политики продвигают ненависть к судьям. Думаю, мы должны прекратить эту коммуникационную войну между политиками и судьями. Надо вернуться к взаимному уважению.
Когда говорю о зарплатах, то имею в виду, что мы должны поднять зарплаты и представителям других профессий. Я вообще адепт такой концепции: у преподавателей должна быть самая высокая зарплата. Потому что все начинается с воспитания детей. Если мы готовим некомпетентное, коррумпированное общество без моральных принципов, то откуда в будущем у нас появятся хорошие судьи, прокуроры и политики.
Зарплаты секретарей судебных заседаний и ассистентов — это проблема национального масштаба. У них мизерная зарплата, но они работают за двоих. Проблема существует много лет, но ее никак не решат, в том числе потому, что ВСМ не проявляет инициативу. Еще к ним предъявляют завышенные требования. У них должно быть высшее образование. Но какой начинающий юрист захочет работать за такие деньги? Да, у него нет опыта работы, но это уже проблема системы образования, которую тоже нужно реформировать. Наши университеты не готовят людей к работе: преподают очень много теории, не учат думать, заставляют зубрить. Что усвоит студент-первокурсник, который не понимает, что такое принципы права и юридические нормы?
Бывает, что секретари, проработав два-три года, хотят стать ассистентами, но их не повышают. Я видела много хороших ассистентов и секретарей, которые вынуждены были уехать за границу. Одну из моих секретарей отказались повысить до ассистента. Она уехала в Германию. Звонила мне оттуда, сказала, что «до последнего не хотела уезжать из страны», но ей пришлось. Я точно знаю, что она могла бы остаться работать. Мы не можем позволить себе роскошь разбрасываться хорошими специалистами. Эти меры нужно принять срочно. Без секретарей и ассистентов у нас никогда не будет качественной юстиции. Мы не должны быть эгоистами. Все зависит не только от судей. Мы — часть команды, часть одного механизма.
«Приходишь в суд, а это — какой-то сарай»
Реформа судебной системы сейчас идет на ощупь, без участия судей. Невозможно осуществить качественную реформу, если ее инициировали вне системы и не поддержали изнутри. Есть проблемы, о которых политики не знают. Например, проблема с секретарями и ассистентами. Об этом говорят давно, но они [политики] не чувствуют эту проблему. Даже если будут другие судьи, пока не решится этот вопрос, качественной работы невозможно ждать.
Еще одна проблема — здания, в которых расположены многие суды, не подходят для работы судебных инстанций. Бывает, приходишь в районный суд, а это — какой-то сарай. Нет национальной концепции того, как должна выглядеть судебная инстанция. Есть залы заседаний, где стол судьи ничем не огорожен.
У нас был случай, когда подсудимый вытащил нож и угрожал молодой судье-женщине. Она вызвала охрану, а охрана — пожилые люди, у которых нет никаких инструментов для защиты. Охрана боится. И получается, что судья стоит ближе к преступнику, чем охрана.
У нас нет металлодетекторов, чтобы проверить, не принес ли человек в зал суда оружие. В парламенте и правительстве они есть. Получается, человек с ножом не может подойти к министру, а к судье могут. А судья, например, должен приговорить подсудимого к 20 годам лишения свободы или пожизненному сроку. Было несколько таких случаев, но об этом никто не говорит.
Большая вина лежит на ВСМ. Совет должен раз в месяц выходить к журналистам и обсуждать с ними самые громкие дела. По делу Шора, Филата, Плахотнюка эксперты высказывают мнение о том, как действовали судьи. Меня, например, спрашивают: а правильно ли, что по делу Шора так часто переносят заседания. Но я же не имею права позвонить какому-нибудь судье и попросить: «Слушай, расскажи мне про это дело, а я про него расскажу журналистам». А ВСМ имеет право затребовать информацию о рассмотрении дела, которое интересует общество.
Мы надеемся на изменения в Высшем совете магистратуры после pre-веттинга [проверки на неподкупность кандидатов в ВСМ] Нам надо выбрать шесть судей в члены нового состава ВСМ. Я бы не хотела, чтобы нам представили список из шести кандидатов. Конечно, в этом случае судьи могут бойкотировать эти выборы. Но я надеюсь, что комиссия, которая будет оценивать кандидатов, не ангажирована, и все будет по закону. Чтобы всем было понятно, почему кого-то допустили к конкурсу, а кого-то — нет. Конечно, это большой риск. С точки зрения Конституции, комиссия не имеет никакого веса. Если член комиссии скажет: этих кандидатов мы оставляем, а этих — нет, но они продолжат работать судьями, то возникнут вопросы, как это может быть? Если, например, есть подозрения в коррупции, то, как он дальше может рассматривать дела и вершить правосудие? Голосование за новых членов ВСМ будет тайным. Надеюсь, что, когда судьи останутся в кабине для голосования, они поступят по совести. Но ничего нельзя исключать.
«Культура правды»
Андрей Мардарь/Newsmaker
В судебной системе сейчас нет такого напряжения, как раньше, хотя тогда генпрокурор [Эдуард Харунжен] приходил в ВСМ реже, [чем нынешний и.о. генпрокурора Думитру Робу]. Сейчас нет признаков, что это делают, чтобы кого-то заставить замолчать или надавить на кого-то. Приходя с запросом [разрешить против какого-судьи открыть уголовное преследование], Робу говорит, что у прокуратуры есть основания. Но мы ждем, когда это опубликуют. Все, что касается судей, должно быть очень прозрачно. Когда-то Конституционный суд сказал, что незаконно принимать судью на работу или увольнять на основании какой-то секретной информации СИБ. До этого такие решения приняли в европейских странах. Это делают потому, что все должны понимать, почему один судья может продолжить свою работу, а другой — нет.
Эти случаи нельзя скрывать. Да, это — пятно на всей системе, но это должно послужить уроком. Мы должны это обсуждать внутри системы, хотя это сложно сделать. Легко критиковать положение дел, когда ты вне системы. Вот политики критикуют судей. Но члену партии очень сложно критиковать какие-то процессы в своей партии. Но это нужно делать, потому что это и только это формирует демократию. Человек, находящийся внутри системы, лучше всех знает о проблемах. Но своих критиковать сложнее. На меня многие обиделись за критику. Многие сторонятся, осуждают, что не надо было так говорить. Другие поняли, и мы возобновили отношения.
Этому нужно учить детей. Тому, что можно выйти и сказать, что что-то не так. У них должно быть осознание, что они имеют право сказать правду. Когда говоришь и не чувствуешь вину за то, что на тебя кто-то обидится, это называется культура правды.
Даже участвуя в телевизионной передаче с министром юстиции, я сказала, что давно говорю о проблемах в системе, в которой работаю. Это нелегко. Он спросил, участвовала ли я в протестах. Да, легче выйти на протест, но судьи не имеют права выходить на протест, который организовали политики. Судьи могут выходить на протест, который организовали сами. Забастовки нам тоже нельзя устраивать, а протестовать можно, но только в нерабочее время. В Румынии это уже происходит. Я надеюсь, что и у нас судьи поймут, что имеют право на протест. Пусть молчаливый: просто выйдем и будем сидеть на ступенях с плакатами: «Требуем независимости судебной власти».
«Работа судьи приобрела новый смысл и большую ценность»
Vocea Justitiei/Facebook
В августе 2019 года мы с двумя коллегами Ионом Маланчуком и Мариной Русу решили создать ассоциацию судей «Vocea Justiției» [Голос юстиции]. Они были согласны с тем, что я сказала на том заседании ВСМ. После этого работа судьи приобрела для нас новый смысл и большую ценность. Мы почувствовали, что не заложники обстоятельств и не должны ограничиваться только принятием судебных решений. Мы открыто говорили о разных проблемах судебной системы, провели в школах около 150 уроков юридического воспитания.
Раньше считалось, что судьи не должны вмешиваться в управление судебной системой. Это неправда, ведь каждый судья участвует в общем собрании судей. Это не просто встреча — а высший орган самоуправления. Этим судебная система и отличается от законодательной и исполнительной власти. Один судья может изменить многое. Каждый судья наделен огромной властью, и, если он осознает, что изменения начинаются с него, тогда положение дел изменится быстрее, чем мы ожидаем.
Судьи могут даже организовать это общее собрание, которое никто не хочет проводить. Все считают, что его должен организовать ВСМ, но это не так. И на этом собрании можно не только выбрать новых членов ВСМ, но и обсудить наши проблемы. Это общее собрание должно стать дискуссионным форумом, как парламент. Там ведь не только законы принимают, но и обсуждают их. Хорошо бы нам перед выборами членов ВСМ провести общее собрание, чтобы все обсудить. Чтобы новых членов ВСМ не выбирали снова с закрытыми глазами, как это было до сих пор, а сделали выбор осознанно. Выбрать по принципам меритократии людей, у которых есть видение того, как реформировать судебную систему, и которые смогут взять на себя ответственность за выполнение программы.
«Испытательный срок — угроза независимости судей»
Наша ассоциация два раза давала высказаться судьям, которых уволили. Это Михай Мургулец и Николай Пасечник. В случае Мургульца мы сказали, что считаем несправедливым его увольнение только на основании того, что истек его пятилетний мандат. В демократических странах, на которые мы хотим равняться, нет такого, что судей сначала назначают на испытательный срок, а потом — непонятно, на каких основаниях — решают, продлить ли его мандат. Это — прямая угроза его независимости. Если он что-то нарушил, будучи судьей, это должны обнародовать. Если бы мы как Ассоциация не предали бы этот случай огласке, может быть, его оставили бы без внимания. Недостаточно было, чтобы об этом просто написали журналисты. Надо, чтобы и изнутри системы сказали, что это неправильно. Нас поддержали две ассоциации судей из Румынии.
Мургулец ведь заявил, что [тогдашние] вице-председатели суда ему угрожали. Были попытки войти в его кабинет без разрешения. Это были очень громкие обвинения. В этой ситуации здесь было доказательство недоброй воли прокуратуры, которая сказала, что не будет рассматривать заявление судьи, потому что оно сделано не по форме. Стыдно, что прокуратура так поступила. Ни в каком другом демократическом правовом государстве так бы не поступили. Слова судьи — достаточно веское основание, чтобы начать уголовное дело.
Когда его уволили, я подумала, что Ассоциация, которая пообещала высказываться о системных проблемах, не может промолчать. Если не говорить об этом, значит, зря мы ее создали, значит, и мы не отличаемся от тех, кто молчит, когда происходят такие серьезные вещи. Мы не защищаем судью от ответственности, если он на самом деле что-то нарушил.
Николай Пасечник, которого тоже уволили без объяснения причин, рассказал, что родственники членов ВСМ ему угрожали тем, что у него истекает пятилетний мандат. Наша ассоциация, опять же, не высказывалась о профессиональной деятельности Пасечника. Как оказалось, мы были правы, настаивая на отмене испытательного срока, потому что в сентябре 2021 года парламент решил отменить этот испытательный срок как прямую угрозу независимости судей. Да, в их работе были какие-то проблемы, но их уволили не потому, что они что-то нарушили, а потому, что истек пятилетний срок. В обоих случаях мы сказали, что это неправильно. И мы дали им возможность опубликовать свои декларации.
У меня ведь тоже истек пятилетний срок. Жду, что президент Молдовы продлит или не продлит мой мандат. Даже когда я об этом говорю, у меня не поворачивается язык сказать — не продлит. Для меня очевидно, что мандат нужно продлить. И не только мой, но всех тех 40 судей, которые оказались в таком же положении. А уже дальше в законном порядке можно говорить об их компетентности.
В нашей Ассоциации сейчас пять членов. Это можно объяснить привычкой и нежеланием судей выйти из зоны комфорта. Мы стараемся понять судей и продолжаем ждать. Уверены, что изменения постепенно должны произойти, и они [другие судьи] присоединятся к нам. Некоторые мне говорят: «Вот, эта ваша ассоциация». Она — не наша, это ассоциация всех судей. Мы хотим отстраниться от этого стереотипа, будто Ассоциация — чья-то собственность, как это было раньше. Это не фирма, где у кого-то есть личный интерес. Я уверена, что Ассоциация «Vocea Justiției» со временем расширится, и справедливость непременно восторжествует.
