Если говорить об ощущениях, то мне кажется, мы можем почувствовать результаты Соглашения об ассоциации. У бизнеса уже есть спрос на хорошо работающие институты. Я заметила, что повысилась требовательность к качеству законодательства, бизнес стал больше читать. Предприниматели стали обращать внимание не только на хорошие отношения с властями и кому какие взятки давать, но и просчитывать, сколько им будет стоить вести бизнес честно.

Повысился спрос бизнеса на ассоциации. Они стали думать, как объединяться. Это производит революцию в головах бизнеса. [С другой стороны] казалось, что перспектива европейского рынка заставит их быть более решительными в привлечении инвестиций и технологий для более динамичного наращивания экспорта. В условиях, когда Россия — логистически дальше, между нами Украина, и есть риски, которые сложно предвидеть. Например, эмбарго.

Я ждала подключения наших поставщиков к европейским ритейл-сетям, но выяснилось, что это не так. Риск для инвесторов по-прежнему высок. Они не чувствуют себя хорошо в этой среде, инвестиционный бум не произошел. Также ждала, что открытость рынка повлияет на корпоративную культуру ведения бизнеса, что она будет, как в Польше или Румынии.

А пока это очень медленно происходит, как у водителей. Когда водители выезжают за границу, то ездят там очень аккуратно, а как только проезжают границу Молдовы, возвращаются к хамской манере езды. Так и в бизнесе: связи, блат, кумовья, взятки. Именно это пугает инвесторов.

У нас все устроено по-молдавски, а они хотят гарантий и предсказуемости. Но это не появилось, хотя прошло четыре года, как мы переходим на евростандарты.

Соглашение об ассоциации — это всеобъемлющий документ, который затрагивает все сферы жизнедеятельности, в том числе и торговлю. Прошло четыре года, но мы не научились использовать его с максимальной пользой. Мы не успели задействовать весь потенциал, который позволил бы трансформировать его инструменты для экономики и общества.

Основная задача — повысить привлекательность нашей страны для собственных и иностранных инвесторов. За это время у нас не изменилась инвестиционная привлекательность. Экспорт практически не изменился: в основном, это товары из давальческого сырья. Если раньше это была только легкая промышленность, то сегодня [еще и] автомобильная промышленность. А адаптировалась ли Молдова каким-то образом к изменениям, которые произошли в регионе?

Что нового мы можем предложить нашему интеграционному партнеру - странам ЕС? Практически ничего. Основная продукция нашего экспорта приходится на очень непростой и очень конкурентный рынок продуктов питания. Мы нашли свою нишу? Нет. То, что доля нашего экспорта в страны ЕС увеличилась до 65%, ни о чем не говорит. Потому что, если мы зададим вопрос, стала ли заметнее Молдова на рынках стран ЕС, то увидим, что ничего не изменилось, мы не стали популярнее. Значимость торговых партнеров не изменилась. Например, экспорт в Румынию всегда был такой.

Наша вина в том, что мы пока не предприняли должных усилий, чтобы соглашение заработало для развития Молдовы. Для нас сейчас главное выполнение основного правила - обеспечение верховенства закона. При очень низком доверии населения к юстиции. Как можно говорить о расширении производства, инвестициях? Как можно об этом говорить, если это плохо защищается?

За последние четыре года Молдова продвинулась во внедрении многих положений Соглашения. Самые позитивные результаты заметны в вопросах, касающихся торговли.

Но тут нужно отметить три важнейших аспекта. Во-первых, власти всегда были активными в тех вопросах, где их интересы "умножаются", и практически бездействовали в том, что создает риски для их стабильного и длительного правления. Именно поэтому в борьбе с коррупцией и в борьбе с монополией в СМИ, например, показатели намного хуже, чем в сфере торговли.

Во-вторых, многие "сдвиги" с мертвой точки не произошли бы, если бы не заморозка денежной помощи ЕС в 2015 году. Свою роль сыграл и очень большой акцент на прямой связи между этой помощью и реформами, особенно после того как Кишинев обратился за макрофинансовой поддержкой к ЕС.

В третьих, политический кризис в 2015 году и качество правления Демпартии, начиная с 2016 года, создали дополнительные проблемы в реализации реформ. На попытки властей повлиять на госинституты через политизацию и попытки использовать положения Соглашения с ЕС или западного опыта для того, что продвигать "серые схемы" (легализация капитала или фискальная амнистия), ушли время и энергия. В других условиях их можно было бы направить на внедрение Соглашения.

К сожалению, граждане ощутили меньше, чем СА может дать на самом деле, если бы политические интересы отделялись от бизнеса, власти боролись с монополиями и уменьшали конечные цены для потребителей, был либерализирован энергетический рынок или улучшена инфраструктура безопасности пищевых продуктов.

Один из пунктов Соглашения была и децентрализация принятия решений. Это подразумевает передачи больших управленческих и финансовых компетенций на местный уровень. Но, как нам всем известно, реформа местного управления еще не завершена. И она идет в тесной связке с политическими и избирательными интересами правящей партии.

Кроме того, законы, которые принимаются в контексте европейской интеграции, очень часто не внедряются правильно, целиком или вовремя. Это все оставляет в тени другие меры, которые принимают власти, и, может быть, имеют позитивный результат. То, что власть не делает или делает плохо просто-напросто перевешивает любые маленькие успехи.

Я был сторонником подписания Соглашения об ассоциации с ЕС с самого начала. Но, к сожалению, нам не повезло. Буквально через полгода после подписания мы узнали о краже миллиарда. С тех пор Молдова и ее правительство находятся в очень деликатном положении. Власти, чтобы добиться более-менее понимающего отношения со стороны ЕС, принимало дорожные карты реформ в 2016, 2017 году. То есть наша страна никак не может прийти в нормальное состояние.

Документ я приветствую и всегда приветствовал, но мы очень и очень далеки от его исполнения. С точки зрения Индекса демократии, который составляет ежегодно The Economist Intelligence Unit, Молдова на протяжении последних четырех лет только падала (c 6.32 пунктов до 5.94 - NM). Ситуация и с прессой, и с правами человека становится все хуже. Госинституты находятся в подчинении у одной партии, а точнее - у одного человека.

Если мы посмотрим Индекс демократии, по всем пунктам - качество администрации, электоральный процесс, гражданские свободы, свобода прессы - и было довольно плохо, но мы держались за счет достаточно высокого рейтинга по электоральной демократии. После того, что случилось в Кишиневе, этот рейтинг рухнет. Поэтому с точки зрения демократических свобод и верховенства закона ситуация только ухудшилась.

Децентрализации принятия решений, как было сказано в Соглашении, нам добиться не удалось. Приняли стратегию реформы публичной администрации. Но правительство провело реформу только центральной администрации. Сейчас люди, которые в ней работают, хватаются за голову и говорят, что все было очень плохо продумано. Реформа местной администрации застыла, не начавшись.

Можно только сожалеть, что хороший документ с хорошими ориентирами внедряется вот таким способом. Думаю, этому есть объяснение. Был украден миллиард, власти делают все, чтобы продержаться на плаву: им самим, а не стране. Закручивают гайки там, где считают нужным, взяли под контроль все институты власти, правоохранительные органы. Мы видим, что происходит с Нацагентством по регулированию в энергетике, Координационным советом по телевидению и радио. Когда говорят о "захваченном государстве" — это не просто метафора. Этот термин используют и ООН, и Всемирный банк. У него есть реальные оценочные критерии. Сейчас ситуация очень неблагоприятная для граждан. Полагаю, все надеются, что после парламентских выборов она изменится

Молдова не справилась с обеспечением верховенства права. Мы потеряли около 28 млн евро секторальной бюджетной помощи для юстиции.

Комитеты против пыток, и европейский, и ООН, констатировали, что у нас плохие условия содержания заключенных, а пытки не предотвращаются.

Кроме того, с 2014 года Европейским судом по правам человека было вынесено более 50 решений, в которых Молдову осудили за нарушение 3 (Запрещение пыток) и 5 (Право на свободу и личную неприкосновенность).

Наверное, проблема в коррупции. Эту проблему нужно было решать в первую очередь, как и проблему деполитизации судебной системы.

У меня такое впечатление, что реформы юстиции не хотели ни судьи, ни прокуроры. Это субъективное мнение, но у меня складывалось впечатление искусственности происходящего. На всех круглых столах и судьи, и прокуроры критиковали эту реформу, а желание что-то менять должно идти изнутри.

У нас есть прогресс в принятии законодательства. Мы приняли закон о декларациях о доходах и имуществе чиновников, закон о неподкупности. Все эти законы направлены на предотвращение коррупции. Также была проведена реформа прокуратуры, созданы специализированные прокуратуры, которые функциональны.

При этом есть проблемы во внедрении законов. На протяжении трех лет мы видели, как назначают людей на должности. Например, в случае назначения Эдуарда Харунжена генпрокурором, это делалось в спешке, пока не истек мандат президента Николая Тимофти.
Также очень долго не могли назначить руководство органа по неподкупности.

Вопросы вызывает и неравномерное применение законодательства в судебных делах о коррупции. Из-за этого возникают подозрения о политической природе этих дел. Например, разница в деле экс-премьера Владимира Филата и мэра Оргеева Илана Шора: один уже окончательно приговорен и отбывает срок, а дело второго только начала рассматривать Апелляционная палата.

Также мы видели, как стремительно развивалось дело против бывшего мэра Кишинева Дорина Киртоакэ, и как эта стремительность пропала после того, как он подал заявление об отставке. Возникают вопросы о том, как это связано.

Можно сказать, что законодательство в области борьбы с коррупцией и ее предотвращения внедряется, но селективно. Если сравнить с 2010-2011 годами, мы увидим, что есть много законодательных изменений, и если теоретически предполагать, что их внедрили, можно сказать, что есть прогресс.

Еще один аспект - решения судебных инстанций о признании недействительными выборов мэра Кишинева. К этим решениям возникают серьезные вопросы, к тому, как была сформирована связь между тем, что появлялось в публичном пространстве, и тем, как это повлияло на выборы. Применение такой серьезной меры, как аннулирование результатов выборов, должно быть обосновано серьезными нарушениями, и судья должен оценивать представленные сторонами факты, чтобы определить соизмеримость наказания с совершенным нарушением. То что произошло, это опасный прецедент. Подобные дела рассматривали и раньше, но это никогда не приводило к аннулированию результатов выборов.