В интервью корреспонденту NM Александре Батановой премьер-министр Молдовы Ион Кику рассказал, почему остро реагирует на комментарии в соцсетях, подчиняется ли он президенту Игорю Додону, продолжат ли закрывать суды в районных центрах и почему приватизировать Metalferos выгоднее, чем оставить на балансе государства.
«Я не чувствую ни напряжения, ни торможения»
Вы сами ведете свою страницу в Facebook и в комментариях отвечаете тем, кто выступает с критикой в ваш адрес. Надолго ли вас хватит в таком режиме?
Зимой ночи длинные, есть время реагировать. И это не реакция на критику, я делаю это для того, чтобы лучше информировать тех, кто высказывает свое мнение, пусть и критическое. Чтобы они больше узнавали из первоисточника о реальном положении дел, каким я его вижу. Необязательно я прав. Но цель — информировать общество о положении дел в стране, об успехах, о проблемах. Я приветствую любую критику. В пределах разумного, конечно.
До того как стать премьер-министром, на вашей странице в соцсети была публикация, в которой вы критично высказывались в адрес европейских партнеров. Позже вы удалили этот пост. Почему? Написали его в порыве эмоций?
***Текст публикации: «Я думаю, что отдельное „Danke shon“ (нем. „большое спасибо“ — NM) надо сказать европейским „комиссарам“, которые писали и диктовали „историю успеха“ Молдовы после 2009 года, закончившуюся кражей века».
В порыве эмоций я ничего не пишу и стараюсь не говорить. Во-первых, эта публикация была на моей персональной странице, а не на странице официального лица. Во-вторых, там не было написано, как потом интерпретировали, что они напрямую причастны к краже. Я имел в виду, что, к сожалению, был период, когда деятельность молдавских властей не оценивали по существу, и в этот период произошли вот такие нехорошие вещи. Кто-то стал трактовать, что это обвинение в чей-то адрес. Поскольку я стал официальным лицом, и из-за публикации возникало так много вопросов, я решил, что лучше ее удалить. Но суть была не в том, чтобы кого-то обвинять. С первого дня в должности я прошу коллег, чтобы оценивали власти Молдовы объективно и по результатам — и это правительство, и последующие.
По поводу объективной оценки. Игорь Додон в ПАСЕ заявил, что чувствует напряжение, торможение со стороны Брюсселя. […] в то время, как Молдова открыта для диалога и готова двигаться вперед. А вы как глава правительства чувствуете это напряжение и торможение?
Я не чувствую ни напряжения, ни торможения. Исходим из того, что нынешняя Европейская комиссия будет даже моложе, чем теперешнее правительство Молдовы. Ее состав утвердили только 1 декабря. Ну и все мы знаем, что последние два года головной болью и задачей Еврокомиссии был брексит. Наконец-то этот вопрос решился. И, наверное, Брюссель внял нашим просьбам оценивать молдавское правительство по действиям, а не по заявлениям.
А, поскольку действия оценивать сложнее, возможно, там ждут и смотрят. Но я не вижу напряжения. Я практически каждый день общаюсь с главой делегации ЕС в Молдове господином Михалко, с европейскими послами. У нас есть диалог, мы обсуждаем все вопросы. Я говорю о деятельности правительства.
Может, президент имел в виду что-то другое. Конечно, между нами и Брюсселем не так много двусторонних визитов, но, как я сказал, такой был период.
На середину февраля у меня есть приглашение в Брюссель от госпожи Урсулы фон дер Ляйен, которая возглавляет Еврокомиссию. Там будет мероприятие, связанное с землетрясением в Албании, созывают всех глав правительств Европы. Посмотрим, будет ли у меня возможность туда поехать. У нас есть общение, но пока без двусторонних встреч на высоком уровне. Прошло мало времени с момента обновления состава Еврокомиссии.
Как прошли переговоры с МВФ? Продлят ли программу?
Переговоры не прошли, а проходят. Миссия сейчас находится здесь. Это почти на три недели. У них много работы. Переговоры проходят конструктивно. Я думаю, что в конце миссии у нас будет соглашение по завершению существующей программы. Вы знаете, что существующая программа заканчивается в марте. Задача этой миссии в том, чтобы провести последнюю оценку в рамках программы и завершить ее. Думаю, у нас есть все возможности успешно завершить эту программу.
Конечно, некоторые обсуждения идут тяжело, мы — сложные переговорщики для МВФ, но хорошо, что обе команды понимают, что нужно достичь соглашения.
Что становится камнем преткновения в ваших дискуссиях?
Еще осенью я говорил, что есть два самых больших камня преткновения: требование МВФ повысить тариф на природный газ (это было одно из обязательств предыдущего правительства), и второе — МВФ пристально следит за дефицитом бюджета. Как известно, инвестиции в инфраструктуру из заемных средств включаются в бюджетный дефицит. На этот параметр в МВФ особенно обращают внимание.
Если будет гибкость со стороны фонда, тогда у нас будет завершение программы, если не будет гибкости — значит, не будет. Но пока мы находим с ними общий язык. Сейчас, например, речь не идет о повышении тарифа на газ. Речь идет о разумном сценарии погашения исторического долга Moldovagaz в среднесрочной перспективе. По этой части у нас все хорошо. Moldovagaz в 2019 году из внутренних ресурсов изыскал 200 млн леев. Это позволило оплачивать ежедневно поставляемый газ из России по той высокой цене.
Получается, Moldovagaz покрывает свои текущие расходы и не накопила новый долг?
Да, за счет этих денег компания не аккумулировала новый долг. А сейчас, с 1 января, поскольку цена импорта газа ниже, нет никакой необходимости повышать тариф. Мы обсуждаем с МВФ сценарий погашения долга, но без повышения тарифа.
Обсуждаете ли с МВФ новую программу?
Чтобы подписать новую программу с МВФ, надо успешно завершить старую. Это самое важное условие. Если мы хорошо закончим текущую программу, в апреле они снова приедут, и мы начнем обсуждать новую программу.
«Указания может давать любой»
В самом начале вашего мандата вы говорили, что горизонт работы этого правительства — до президентских выборов. Что вы имели в виду?
Мы действительно говорили, что горизонт правительства с программой, которую мы представили в парламенте, до следующей осени, когда должны пройти выборы президента. А потом посмотрим, какие будут приоритеты. Я исходил из того, что должно быть сотрудничество между ветвями власти. Если придет другой президент, с которым, например, у меня не будет возможности сотрудничать, мне придется изменять программу и так далее. Но через месяц после назначения мы утвердили план действий до 2023 года.
Какие могут быть приняты непопулярные меры, и будете ли вы осторожничать перед президентскими выборами?
Самые непопулярные меры — это принимать только популярные меры и быть популистом.
Это люди потом понимают, а в краткосрочной перспективе это отлично работает.
А я не хочу, чтобы была только краткосрочная перспектива. Если нужно делать какую-то операцию, лучше делать ее сразу, иначе потом будет ампутация. И вот наглядный пример — повышение тарифов на междугородний транспорт. Если бы с 2013 года поднимали тариф хотя бы на один бан, не нужно было бы сейчас сразу на 10-12 банов повышать.
Элементарно привести цен в соответствие хотя бы с инфляцией — вот что нужно было делать. Ведь все признают, что выросли цены на топливо, на запчасти. Зарплаты водителей тоже выросли с 2013 по 2020 год. Вот зарплата учителей с 2014 по 2020 год как минимум удвоились. А водители что, не граждане? Если его не накормить, не умыть, как он будет возить людей? А как заменять этот разваливающийся транспорт? Это непопулярная мера.
Нынешнее правительство позиционирует себя как правительство технократов. Оппозиция называет его правительством Игоря Додона, аргументируя это тем, что в кабмине есть бывшие советники президента. А на последнем заседании правительство отправило в отставку главу Агентства госсобственности и на его место назначило адвоката Додона. Правительство, которое вы возглавляете, свободно от политического влияния?
Год электоральный? Вы уже видели в начале года какие-то непопулярные меры, которые предприняло правительство. Например, повысило стоимость проезда в междугороднем транспорте. Вы считаете, правительство Додона, который как политик, возможно, будет участвовать в выборах, приняло бы такое решение?
До выборов у людей память сотрется.
Нет. С 2013 года ни одно правительство не брало на себя такое. Разве правительство, которое берет под козырек и все выполняет, повысило бы тарифы? Думаю, что нет.
Давайте сконцентрируемся на действиях правительства, а не на заявлениях. Я стараюсь на это вообще не реагировать. Мы должны работать. Можно как хотите называть правительство. Что касается бывших советников, людей отобрали по профессиональным качествам, причем делать все нужно было быстро.
Понятно, что в процессе работы оценивают способности и результаты каждого члена команды. После 100 дней, после весны возможны какие-то изменения. Потому что не всегда предположение о том, что человек может эффективно работать, обязательно подтверждается на практике. То же самое и с отставкой главы Агентства госсобственности. Человек очень способный. Но цели и задачи повышения эффективности предприятий не выполняли так, как хотел премьер-министр, поэтому человек ушел. Это не означает, что он плохой. О том, что вновь назначенный директор, оказывается, адвокат, я даже не знал. Все мы кому-то были советниками, кто-то был адвокатом. Давайте посмотрим. Если два месяца не будет результатов, уйдет следом за предшественником.
В одном из интервью в начале января и Игорь Додон говорил о возможных перестановках в правительстве. Весна уже близко, вы уже сейчас знаете, какие будут перестановки, кроме отставки Руссу?
24 февраля исполнится 100 дней деятельности правительства. Давайте подождем еще три недели. Есть определенные претензии к каждому члену правительства, в том числе, и к премьер-министру, но решения принимаются с учетом комплекса факторов.
Возвращаясь к вопросу о политическом влиянии. У многих возникают вопросы к тому, как сейчас соблюдается принцип разделения ветвей власти. Особенно в контексте того, что после совместных встреч президента с руководством парламента и кабмина президент выходит и говорит: «Я дал указания».
А вы от меня когда-то слышали, чтобы я говорил: «Выполняя указание президента»? К тому же указание может дать любой гражданин Молдовы, в этом и суть правительства — выполнять то, чего хотят граждане. Но очень важно отметить, что без конструктивного взаимодействия между ветвями власти: институтом президента, парламентом и правительством — невозможно достичь результатов. К тому же встречи в 8 утра по понедельникам — не новшество. С 2014 года такие встречи всегда проходили с участием президента, спикера парламента, премьер-министра и министра внутренних дел. Они садились и обсуждали проблемы.
В последнее время серьезно осложнились переговоры и отношения с Тирасполем. Казалось бы, власти сейчас не выступают с антироссийскими заявлениями, но ситуация в переговорах выглядит хуже, чем при Плахотнюке, когда ежедневно звучали антироссийские заявления. В чем дело?
Вы видите взаимосвязь между нашими отношениями с Россией и Приднестровьем?
Конечно.
На антироссийские выпады молдавских властей Приднестровье всегда реагирует. А у нас этих выпадов нет.
Но отношения ухудшаются.
Так это подтверждает, что прямой взаимосвязи нет. Я понимаю реакцию Тирасполя или, может, Комрата, на то, когда были, как вы сказали, антироссийские выпады. Во-первых, я не согласен, что наши отношения с Тирасполем ухудшаются. Президенты разговаривают напрямую, не нужны десять посредников, чтобы их связали по телефону. Давайте смотреть на вещи реально.
Кроме этого случая с автомобильными номерами, у нас было хорошее намерение подготовить базу, чтобы не было сложностей в передвижении наших граждан, которые там живут. Если позиция Тирасполя состоит в том, чтобы так реагировать, это их дело. Мы создали все условия, наши институции предоставляют им нейтральные номерные знаки, которые мы согласовали с международными организациями, уговорили их согласиться, потому что это все-таки нестандартный номер. Мы стремились к тому, чтобы у всех были одинаковые возможности. Если нет готовности и понимания, то, к сожалению, с 1 апреля, может, позже, в Украине будут проблемы. Мы хотели их решить, но последовала такая реакция. Я думаю, что это для местного потребления, но мы в этих делах участвовать не хотим.
«Теперь дела там рассматриваются годами»
К вопросу о разделении властей. Поручали ли вы в октябре вашему советнику Николае Ешану встречаться с членами ВСМ и убеждать их подать в отставку, чтобы избежать блокирования ситуации в юстиции? Наши источники утверждают, что Ешану подходил к ним, ссылаясь на вас.
Можно спросить господина Ешану. Но этот вопрос некорректен по отношению к нему. Обо мне вы можете еще что-то подумать, потому что вы меня не знаете. Но если бы господин Ешану услышал от меня такое указание, то никогда бы больше не зашел в это здание [правительства]. Поверьте мне. А слухи, наверное, распускают те, кто вообще его не знает. Чтобы судебная власть работала нормально, правительство через бюджет выделяет деньги, разрабатывает законы, и парламент их утверждает. Других общих тем для обсуждения у исполнительной и судебной власти нет. Потому что мы тоже субъект права, деятельность правительства тоже судят, иногда заставляют платить.
Почему оптимизация карты судебных инстанций больше не приоритет правительства?
Оптимизация состоит в сокращении судебных инстанций? В декабре я был в Бессарабке, их как раз коснулась эта оптимизация. Там убрали суд, почту, убрали другие учреждения. Населенный пункт, где живет несколько тысяч человек, остался без всего. Сейчас они, чтобы пойти в суд, вынуждены ехать в Чимишлию. И в других районах тоже все сократили. В Чимишлии осталось столько же судей, и теперь дела там рассматривают годами. Я не уверен, что такой подход дал нам экономию средств, и что удовлетворенность граждан от этой реформы выросла. Я даже уверен в обратном. Не вижу смысла это продолжать. Я обещал в начале марта еще раз поехать в Бессарабку. Давайте поедем вместе, и вы спросите мнение людей: как они относятся к тому, что у них нет суда, ничего нет.
Это оптимизацию инициировали, чтобы эффективнее распределять средства в сфере юстиции и улучшить ситуацию. У нынешнего правительства есть видение этого?
У правительства есть видение, как сделать это так, чтобы не тратить много денег, и чтобы у людей была возможность получать самые необходимые услуги. Эффективность нужно повышать.
В программе деятельности кабмина в разделе «реформа юстиции» первым пунктом значится реформа ВСП и аттестация судей и прокуроров. Но в проекте, представленном минюстом, прокуроры даже не упоминаются. С чем это связано?
Минюст не представлял проект закона. Это проект стратегии, которая касается именно судей. Мы обсудили ее с Советом Европы. Эксперты СЕ рекомендовали обсудить этот вопрос шире, со всеми, и, когда будет широкий консенсус, идти дальше. С прокурорами механизм абсолютно идентичен. Если мы договоримся, как оценивать судей, по тому же механизму пойдет и оценка прокуроров. Специальная комиссия состоит из пяти иностранцев и пяти местных экспертов, точно такая же комиссия 5+5 будет для прокуроров.
Так почему же тогда прокуроры исчезли из первоначального вида этого уравнения?
Еще раз говорю, это не законопроект, это проект стратегии. Это разные вещи.
То есть в законопроекте прокуроры могут появиться?
Конечно, они там будут.
Сейчас получается, что у нас нет доверия к Национальному органу неподкупности. Мы создаем структуру (комиссию), которая, по сути, будет исполнять полномочия этого органа. Зачем же его сохранять?
Пять плюс пять, о которых я говорил, — это не комиссия, которая оценивает. Это комиссия, которая будет выдвигать кандидатов в оценочную комиссию. Они же будут мониторить их работу (оценочной комиссии). Оценивать будут местные эксперты. Они могут быть и из национального органа неподкупности, или другой формат будет, посмотрим. Поэтому и нужно это обсуждать.
«В любом госпредприятии неэффективный менеджмент»
Насколько рационально приватизировать Metalferos, учитывая, что это прибыльное предприятие? Просто чтобы избавиться от «головной боли»?
Давайте оперировать цифрами. Что такое, по-вашему, прибыльное предприятие?
Предприятие, которое в плюсе, в отличие от Железной дороги, которая уже давно в минусе.
У этого предприятия в 2018 году продажи были на уровне 1,3 млрд леев. Вы знаете, сколько дивидендов они заплатили государству? 18 млн леев. Если учитывать, что это 50% прибыли, значит, у них было максимум 36 млн прибыли, которую они показали (По данным финансового отчета, прибыль компании Metalferos в 2018 составляла 46,4 млн леев. — NM). Сравните их прибыль с суммой продаж и увидите, что у них практически нет результатов.
Но есть огромное количество денег, которые уходят по каким-то схемам…
К этому я и веду. Государство, по сути, ничего не имеет из этих денег.
Но дело же в неэффективном менеджменте, мошеннических схемах.
Правильно. И я практически уверен, что в любом государственном предприятии неэффективный менеджмент. Это вообще не надо доказывать, это — аксиома и не только у нас. Почему государство должно заниматься сбором металлолома и макулатуры? Это не функция государства. Это функция частого сектора. Кроме того, летом приняли решение о демонополизации рынка металлов. Появились новые участники рынка. Поверьте, что после этого у госпредприятия вообще не будет прибыли. Оно потеряет рынок, потеряет возможности для схем. И при госуправлении прибыли в 2020 может не быть, а у частников она будет.
Почему частники могут обеспечить прибыль и управлять эффективно, а государство — нет?
Ну вы хотите, чтобы я вам объяснил аксиому? Так оно, к сожалению.
Хочется понять.
Есть правительство, которое хочет эффективности, придет другое, которое не будет хотеть эффективности. У нас так было. Зачем повторять? Теперь подходим к головной боли, о которой я сказал. Вы должны понимать, что госпредприятия являются головной болью, когда они неэффективны. Если будут убытки, отвечать за них государству. При ликвидации такого убыточного предприятия государству придется рассчитываться с кредиторами. Зачем это нужно? К тому же на прошлой неделе я собрал всех новых операторов на рынке, кроме Metalferos, и знаете, что они говорят? Что Metalferos их запугивает и так далее. Я понимаю опасения, связанные с приватизацией. Поэтому я обратился и к ЕС, и к другим партнерам, чтобы они наблюдали за процессом. У нас предельно прозрачный подход — кто даст больше денег, тот и приватизирует. Metalferos был прибыльным только за счет монополии на рынке, больше этого не будет.
Почему к Железной дороге, которая уже много лет убыточна, другой подход?
Государство не должно собирать металлолом, а вот заниматься энергетикой и стратегическими областями — совсем другая история. Да, есть Германия, где железная дорога — это частный бизнес, есть Франция, где государственный. На этом этапе мы не видим возможности приватизировать МЖД. Это долгосрочный процесс, им надо заниматься. К тому же заниматься железными дорогами, Moldtelecom и еще двумя-тремя предприятиями — одно дело. А заниматься еще и тысячами тонн металлолома — не хватит сил на все остальное. Давайте оставим государству стратегические сферы и наладим там все, чтобы работало как часы.
Что происходит с концессией аэропорта? Просчитало ли правительство риски, связанные с разрывом контракта?
По концессии аэропорта наша позиция известна. Мы считаем, что в 2013 году актив преступно отдали в концессию. Предыдущее правительство тоже так считало и обратилось в суд, чтобы объявить контракт о концессии нелегитимным. Обращение было в сентябре, и вот 24 января суд наконец-то ответил, что неправильно было оформлено заявление. Дал Агентству госсобственности 20 дней на переоформление. Мы это сделаем в течение двух-трех дней и снова обратимся в суд. Даже если считать, что контракт заключили правильно, концессионер взял на себя инвестиционные обязательства. Мы проводим оценку того, как инвестор это сделал. К этому есть вопросы. В приложении к контракту написано, что в направление А надо инвестировать столько-то миллионов, в направление B — столько-то и так далее. Но есть случаи, когда в A инвестировали больше, а чем в B.
Чтобы избавиться от монополии, откроете второй аэропорт? В одном из интервью вы говорили, что Бельцы — подходящее для этого место.
С коммерческой точки зрения Бельцы, точнее, аэропорт на трассе в Лядовенах, привлекательный. К нему удобно подъехать. Но там необходимы большие инвестиции. Я даже не могу сказать, в каких пределах. Понятно, что основной аэропорт на севере страны должен быть там. Понятно, что это не должны быть государственные инвестиции. Чтобы построить этот аэропорт, мы проводим инвестиционное исследование (feasibility study). Это займет год, и потом мы сможем сказать, сколько стоит актив, каковы условия публично-частного партнерства. И только после этого объявим конкурс для привлечения инвестора. Это перспектива трех, четырех, пяти лет.
До тех пор у нас есть аэропорт в Маркулештах. Мы провели оценку, там все есть, нет элементарно терминала и не хватает нескольких инфраструктурных элементов. Инвестиции оценили максимум в 50-60 млн леев. Эти деньги мы можем дать, причем не из бюджета, а за счет компаний. Это можно сделать быстро. Если будем работать, то к июлю там появится возможность новой воздушной гавани. Для лоукостеров, для чартерных рейсов. Понятно, что основной аэропорт будет в Кишиневе. Но иметь в Маркулештах два-три рейса — удобно для граждан. К тому же там есть свободная экономическая зона, и наличие функционального аэропорта сразу дает возможность для развития и привлечения инвесторов, в любом случае там нам нужен аэропорт.
Какая судьба ждет программу гражданства через инвестиции? Что вы вообще думаете о такого рода программах?
Перед этим интервью я собирал руководителей учреждений, чтобы обсудить, что с этой программой. Как всегда, есть и плюсы, и минусы. Мы взяли неделю на то, чтобы все изучить. Не могу сейчас сказать, по какому сценарию пойдем. Если мы продолжим ее, возникают риски, связанные с отмыванием денег, могут возникнуть вопросы к стране, могут и другие вопросы возникнуть. С другой стороны, в большинстве европейских стран такая программа есть. Надо все хорошо взвесить. Если мы примем решения сразу закрыть программу, будут финансовые проблемы: мы должны будем платить неустойку, и неизвестно, какого размера. У нас максимум две недели, чтобы принять решение.
Счетная палата провела аудит деятельности Air Moldova после приватизации и выявила нарушения. Высший совет безопасности решил, что контракт приватизации надо разорвать. Предприняло ли правительство какие-то шаги в этом направлении? У вас сплошные контракты, которые надо разрывать.
К сожалению, очень много контрактов, которые заключали, забывая об интересах страны. С Air Moldova ситуация несколько иная, не такая, как с аэропортом. Есть вопросы к тому, как провели приватизацию, и к тому, как инвесторы выполнили обязательство по погашению долга. Из исторического долга компании они погасили миллиард, но накопили другой. Просто сменились кредиторы. Не было решения расторгнуть контракт. Решение такое: инвесторы в кратчайшие сроки должны выполнить свои обязательства и погасить долг за счет собственных средств, а не за счет продажи билетов и так далее, потому что компании нужны эти дополнительные средства. У нас есть информация, что они собираются вкладывать деньги, и нас это устраивает. Перед нами не стоит задача любой ценой расторгнуть контракт. Если были нарушения при приватизации, органы должны заняться теми, кто допустил эти нарушения. Но любого инвестора на старте мы считаем честным, если он выполняет поставленные условия.
Руководство Air Moldova обвинило государство в том, что кабмин не увеличил уставный капитал компании и не внес 151 млн леев. Это так?
Это не соответствует действительности, и я советую тем, кто пишет письма и общается с прессой, выполнять свои обязательства. Если не будут выполнены обязательства по инвестициям, тогда вопрос будет стоять иначе.
У правительства есть какое-то видение развития Moldexpo?
Буквально сегодня (интервью состоялось вечером 27 января. — NM) там был. Открылась выставка «Сделано в Молдове». Я был не один, а со всем кабинетом министров. Призываю всех граждан посетить эту выставку и поддержать местных производителей. И делать это не только на выставке, а постоянно. В этом году в выставке участвуют более 400 производителей. Я спрашиваю главу Торгово-промышленной палаты, нельзя ли больше участников? Он говорит, что запросов было 700 или 800, но площадь не позволяет их разместить. Первое, что нужно сделать, это создать условия для выставок. К сожалению, за все эти годы там появились рестораны, еще что-то, в парк полезли постройки, нападок было много. Это надо остановить. Порядок там наведем. Надеемся, что судебная власть будет принимать законные решения, потому что это наша территория.