«Есть то, что нас объединяет: спорт, культура, добрые дела». Интервью NM с основателем благотворительного фонда Clipa Siderală

Канун новогодних праздников — это время не только подумать о подарках для близких, но и вспомнить о тех, кто нуждается в нашей помощи, время благотворительных акций и праздника, который мы можем разделить с другими. Основатель детского благотворительного фонда Clipa Siderală Салават Жданов рассказал в интервью NM, почему в Молдове закрываются детдома и что в этом хорошего, почему у нас неразвита культура благотворительности, и как добрые дела объединяют самых разных людей.

«Когда эти дети приезжают в детдома, они видят другой мир»

Ваш фонд Clipa Siderală — одна из первых в Молдове общественных организаций, занимающихся благотворительностью и некоммерческими проектами. Когда она появилась?

Думаю, что мы были первыми — мы активны с 1989 года. Первым нашим проектом был детский фестиваль, которому уже 30 лет.

Что за эти годы изменилось?

Все изменилось. Само общество изменилось. Мы ведь начинали работать еще в советское время. Сейчас — совсем другие механизмы [благотворительности], другое количество детей,  интернатов, бедность другая. Все другое. Например, когда мы начинали в 1989 году, в 75 школах-интернатах республики было 12,5 тыс. детей. Сейчас на обоих берегах Днестра школ-интернатов  меньше 10, и в них меньше тысячи детей.

С чем это связано?

Правительство Молдовы закрывает школы-интернаты, поскольку это не те институты, которые могут подготовить ребенка к жизни. После окончания интерната дети не знают, как расходовать деньги, как готовить еду, как ухаживать за собой и т. д. Ведь эти интернаты, по сути, учреждения закрытого типа, где свои жесткие порядки, не связанные с вопросами социализации. Поэтому правительство и взяло курс на закрытие школ-интернатов.

А что с детьми?

Детей стараются вернуть в семьи, которые когда-то лишили родительских прав. С этими семьями работают социальные работники, убеждают, разговаривают. Еще одно направление, которое развивают — патронатные семьи, которые берут к себе трех-четырех, а иногда и до 12 детей.

Странно, что об этом почти ничего не известно. Я, например, знаю, что детские дома закрывают, но нигде не слышала, что параллельно эффективно работают с семьями.

Да, кроме самой работы, надо обязательно рассказывать об этом населению, чтобы все понимали, что происходит, и помогали этим процессам.

Тем не менее детдома еще есть, и с ними работают, в том числе, благотворительные организации.

Благотворительность бывает разная. Есть мнение, что она неэффективна, когда это разовые акции: например, поездки на Новый год в детдома или редкие их посещения волонтерами. Причем эти разовые поездки не только неэффективны, но даже вредят детям, так как не помогают их развитию, а приучают к подаркам. Так они привыкают ждать благотворителей и в дальнейшей жизни.

Это трезвая и правильная позиция. Я и сам так считаю. Должны быть программы, рассчитанные на продолжительное время, с обратной связью, с итогами этих поездок, чтобы можно было проанализировать и сказать, что эта программа привела к таким-то результатам: столько-то детей поступили в учебные заведения, столько-то — взяли в семьи и т. д. Поэтому я против одноразовых акций.

Но в этих акциях есть и положительные моменты. Дело в том, что лицеисты из довольно обеспеченных семей нередко ездят в детдома к сиротам.

По своей инициативе?

Наш фонд Clipa Siderală обращается с таким предложением к руководству учебных заведений. И некоторые лицеи соглашаются. Что в этом положительного, кроме отрицательного, о котором я уже говорил? Дело в том, что, когда эти дети приезжают в детдома, они видят другой мир — жестокий, холодный, мир одиночества, и начинают больше ценить свои семьи и понимать жизнь. Некоторые завучи лицеев говорили мне: «Салават, нашим детям эта поездка нужна больше, чем тем детям».

Поэтому наш фонд — это еще и мостик между двумя мирами. Потому что пройдет несколько лет, и эти дети встретятся на улице, и благодаря нашим поездкам они будут лучше понимать друг друга. И, по большому счету, никто не говорил, что праздник — это плохо для ребенка, потому что здесь важны не столько подарки, сколько общение. Этим Caravana de Crăciun отличается от большинства других инициатив, когда детям привозят только подарки. А мы, кроме подарков, привозим общение и совместные действия: игры, поделки, дискотеки.

«Стоит Moș Crăciun, справа от него Урекяну, слева Воронин»

А возникает ли у вас вопрос морального выбора? Например, человек или организация с сомнительной репутацией хотели пожертвовать через ваш фонд. Как вы поступали в таких случаях?

Расскажу о том, что было. Мы начинали работу на рубеже 90-х годов прошлого века. Политическая ситуация тогда была такая: был националистический «Народный фронт», и было движение «Единство», вроде Компартии. У них было противостояние.

Когда мы решили провести детский фестиваль, обратились в «Единство». Объяснили, что хотим подарить праздник детям из интернатов, и предложили «Единству» купить этим детям одежду и форму. Они купили часть одежды. Тогда мы пошли в «Народный фронт». Те сказали, что не  дадут денег. Мы говорим: а в «Единстве» дали. Они говорят: да? И послали двух парней, которые купили одежду и сами вручили детям.

Еще один пример — с Ворониным и Снегуром. Они всегда, мягко говоря, не дружили. Не знаю, по какой причине, я в политике не очень разбираюсь. Но оба поддержали наш проект Moș Crăciun, потому что они— грамотные политики, и потому что Moș Crăciun — не политика, он для каждого человека страны, для каждого ребенка. И вот у нас есть фотография: на главной площади страны стоит Moș Crăciun, справа от него Урекяну, слева Воронин. Moș Crăciun их объединил.

То есть и здесь ваш фонд стал мостиком?

Точно. А когда мы проводили Caravana de Crăciun,  попросили известных людей высказаться об этом в нашем видеоролике. Тогда откликнулись очень многие, в том числе митрополит Молдовы. Он призвал прихожан участвовать в этой акции, сказал, что и  Митрополия участвует. И тогда мы обратились к митрополиту Бессарабской митрополии. Он тоже согласился участвовать в нашей акции, но в другой. Так мы хотим показать, что у нас у всех есть точки соприкосновения.

По большому счету,  какая разница между узбеком, американцем, молдаванином и русским? Все мамы хотят, чтобы их дети были сыты, здоровы и счастливы. Ни одна мама не скажет: «Вот тебе бутерброд, делай хорошо пули, чтобы убить того русского или американца». Никто не хочет войны и раздора. Только очень большие грешники, которые его сеют. И мы стараемся по мере возможности делать так, чтобы люди понимали, что есть то, что объединяет: спорт, культура, добрые дела. Они могут быть и без слов.

Кто в Молдове занимается благотворительностью? Можете нарисовать что-то вроде портрета среднего жертвователя?

Вряд ли можно нарисовать такой портрет. Есть у нас, например, двое ребят 35-40 лет. Уже несколько лет они приезжают на крутых машинах, привозят подарки — хорошие, много. У них есть какие-то причины для этого. И тут же приходит бабушка. За 10 дней Caravana de Crăciun она трижды приходила с маленькой торбочкой вещей, которые почти никому не нужны. Но она приносит. Сама в выцветшем пальто, которое как будто долго висело на улице под дождем и солнцем. Я помню ее. В этом году ее уже не было.

Приходят очень разные люди. Но у нас нет общей культуры благотворительности, нет того, что было у русского мужика: десятину он должен отнести в церковь. Или у еврея, который знает, что, если он не отнесет, ему будет крышка,. Или у американцев, которые регулярно занимаются благотворительностью.

В Молдове практически невозможно заниматься организованной благотворительной деятельностью. Чтобы хорошо работать, нужны хорошие люди, а для этого им нужно платить. В караван идут волонтеры — вчера волонтеры, сегодня волонтеры. И что я им скажу? (В комнату заходит волонтер Сережа) Я скажу: «Спасибо, Сережа!». (Смеются). Вот Сережа тоже был в интернате, а сегодня сам ездит, помогает. Представляешь? Они же чувствуют, знают все.

«Я начал заниматься этим не потому, что я добрый»

Как у нас воспитать культуру благотворительности? Кто должен над этим работать — государство, фонды, общественные организации?

Благотворительность — это часть общей культуры человека. Нельзя ее разделять на благотворительность, порядочность, культуру. Надо давать человеку возможность работать в одном месте, чтобы у него было свободное время, которое он может уделить своим детям, семье, себе самому, чтобы он мог учиться, читать, общаться. Поэтому это такой общий процесс, это состояние общества, его менталитет. И культура благотворительности — его часть.

Можно ли научить или убедить человека, который никогда не занимался благотворительностью, хотя бы попробовать?
Мы никого не убеждаем. Мы предлагаем. Мы даем возможность человеку участвовать: хочешь — участвуй, не хочешь — не надо. Очень важно, чтобы это было личное желание и решение человека. А наша задача сделать так, чтобы это было прозрачно, без обмана, из рук и в руки. Мы стараемся так и делать, и люди это рассказывают своим знакомым, те — своим.

А как вы сами к этому пришли, как начали заниматься благотворительностью?

Начал заниматься этим не потому, что я добрый. У меня в принципе все было хорошо, все получалось, я был практически лучшим в институте — в тройке лучших на курсе, в аспирантуре тоже. Но мои неправильные действия, и не один раз, а дважды, очень меня подкосили. По большому счету я должен был или спиться, или поставить на себе крест .

Но у меня были очень хорошие друзья: Костя Котеля, Сергей Смиричевский и Сергей Мокан. 35 лет прошло с того времени, когда мы сидели и определяли, что делать в жизни. Просидели всю ночь, общались. И  решили не заниматься деньгами и политикой, потому что и то, и другое — грязь. Ну а чем тогда заняться? Детьми, конечно! Вот такое мы приняли решение, нельзя назвать его «детским» — нам тогда уже было по 28 лет. И решение, которое мы приняли, было, видимо, очень настоящим, потому что все трое, кроме меня, занимаются больными детьми, но в разных странах. Нас очень разбросало.

Что движет вами все эти 30 лет, почему продолжаете делать то, что делаете?

Потому что ты можешь пойти в церковь, поставить свечку, исповедоваться, сделать то, что ты должен, 40 раз помолиться, год-два вести какой-то образ жизни и как бы получить индульгенцию. Но я понимаю, что кто-то может меня простить, но я себя простить не смогу, это мое решение. Я должен до конца нести свой крест. Поэтому мне очень легко и здорово жить, есть ясность. Есть люди, которые мучаются от того, что у них нет того или другого, а мне кажется, что я смотрю на все как бы со стороны. Но в принципе мне много дается, очень много. Незаслуженно. Я говорю о людях, о взаимоотношениях.

Что вы поняли о людях, занимаясь благотворительностью?

Знаете, если посмотреть на статистику, то нередко в самых развитых странах число самоубийств выше, чем в странах третьего мира. Мне повезло, что сейчас я вижу людей из разных слоев общества: от самых бедных до заслуженно и незаслуженно богатых. И вот смотришь: человек явно малообеспеченный, но на его лице меньше нужды, чем у человека, у которого есть несравнимо больше. Есть определение: бедный не тот, у кого мало, а тот, которому не хватает.

Мария Гурская

Материал написал в рамках «Школы NM для региональных журналистов».