Глава Национального агентства инспектирования и реставрации памятников Ион Штефэницэ по итогам местных выборов был избран в мунсовет Кишинева от блока Юрие Лянкэ «Европейская народная платформа Молдовы». Недавно в прессе появилась информация о том, что Штефэницэ покинет мунсовет, чтобы сосредоточиться на работе в агентстве. Главный редактор NM ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ встретился с ИОНОМ ШТЕФЭНИЦЭ и поговорил с ним о слухах о его уходе из мунсовета, состоянии дел в сфере защиты архитектурного наследия в столице и в стране, а также о том, можно ли спасти исторический центр Кишинева.
Сколько архитектурных памятников Кишинев потерял безвозвратно за последние 10-15 лет?
После оценки исторического центра в январе-марте 2010 года мы констатировали 77 разрушенных памятников. Академия наук говорит о 120 памятниках. Это из числа всех 977 памятников, что значатся в регистре охраняемых памятников. По 155 случаям видоизменения памятников я пытался вмешаться: речь идет о строительстве мансард, облицовки здания.
Я бы хотел, чтобы мы рассмотрели вопрос о комплексе зданий по ул. Костюжены, 3, где находится комплекс зданий Бернардацци. Мы по этому делу обращались в МВД, а они за одну ночь сфальсифицировали дело. Директор костюженской клиники Хотиняну разрешил отправить старые лестницы XIX века на черный рынок в Европу. Он даже выгнал меня с территории клиники, когда я проводил разбирательство. Одного моего коллегу, который работал в МВД и который тоже окончил исторический факультет, вообще уволили за то, что он вмешался в это дело.
Есть еще громкий случай в Старом Орхее. Там ведутся работы в запрещенном месте. Строит Варзарь Николае. Он хочет, чтобы в Бутученах был пансионат. На местном уровне в случае Варзаря есть все необходимые штампы. Но почему министерство культуры не вмешивается?! Мы ведь хотим, чтобы Старый Орхей был включен в список ЮНЕСКО.
Все, что вы видите около церкви в Бутученах, тоже построено нелегально. Нет ни одного проекта, ни одного плана по этому поводу. Просто старец монастыря Бутучен Владимир Поя хочет строить. Сейчас примар Требужен Тудор Морару (избрался от Либерально-демократической партии Молдовы.— NM) строит нечто вроде зала для свадебных торжеств в центре села. Эта зона охраняется государством, и по закону строительство должно быть одобрено Нацсоветом по историческим памятникам. Для меня проблема Старый Орхей: там нелегальные карьеры, застройки.
И что с ЮНЕСКО?
Мы в так называемом списке ожидания, насколько мне известно. Но мне мои источники сказали, что досье Старого Орхея неполное. Ряд документов еще нужно предоставить.
Карьеры, незаконные постройки.
Может ли все это перечеркнуть историю с ЮНЕСКО?
Шансы уже равны нулю. У нас нет плана управления этим местом, нет поддержки финансовой. Нужен хороший директор, чтобы он был на месте и общался с экономическими агентами. Сейчас в Старом Орхее 34 человека, которые получают зарплату от государства, но ничего не делают. Там есть охранники, но они не контролируют ситуацию. Мы — единственные, кто пишет жалобы и следит за ситуацией.
Что именно мешает тому, чтобы Старый Орхей был включен в список всемирного наследия ЮНЕСКО?
Нерешенность проблем — вот основная причина.
Незаконных построек там много?
Да. Сейчас дело о незаконных постройках возле церкви Старого Орхея находится в суде города Орхей. По карьерам вообще ничего не двигалось. Мы обратились и в прокуратуру, и в МВД. Недавно я поднимал этот вопрос в минкультуры. Мне обещали, что они будут заседать по этим вопросам отдельно, но мэр Требужен Морару как строил, так и продолжает строить. Старый Орхей формируют четыре села. Комплекс находится под охраной государства, согласно решению правительства, а также входит в реестр памятников. В реестр отдельным пунктом входит церковь Рождения Христа в Бутученах, жилые дома, стела, колокольня. Примар Требужен ничего не согласовал.
Он как-то с вами взаимодействовал?
Когда я позвонил ему перед первым туром выборов, он сказал мне, что у него хватает головной боли. Он баллотировался от ЛДПМ. Раньше я к нему тоже обращался, потому что мэр Требужен отвечает за Бутучены, и он от меня узнал, что там есть нелегальные карьеры. Нелегальные постройки у церкви, к примеру, должны контролироваться в первую очередь директором комплекса Старый Орхей Лилией Колца. Это она должна информировать общественность о том, что там происходит, а не я. Этим должен заниматься районный отдел культуры Орхея.
Сколько по стране мест уровня и ценности Старого Орхея, которым тоже угрожает опасность?
Для меня все важно. Но я вернусь к историческому центру Кишинева. Он с археологической точки зрения не изучен. В советское время этого сделано не было. Единственные исследования были сделаны летом 2010 года возле Мазаракиевской церкви и где-то в Дурлештах. И все. Нам нужно больше говорить о городской археологии. Я задаю себе вопрос: катакомбы Кишинева — это реальность или легенда?
На улице Колумна были обнаружены странные подземные конструкции. Их быстро зарыли, чтобы никто ничего не видел. Почему у нас происходит так? Или другой случай. На улицея Пьяца Веке, 8/10, возле армянской церкви. Там произошел скандал в апреле 2012 года. Urban Construct начал рыть котлован и обнаружил интересные конструкции, которые мы могли бы сделать ценностью столицы. Даже если это старая пивная — подобные вещи должны изучаться. Так сделали в Тбилиси, в Брюсселе. Жители Тбилиси проголосовали за то, чтобы улицу Пушкина, на которой нашли руины старого города, сделать односторонней, а руины сделать памятником. У нас находку скрыли, чтобы это не помешало строительству.
В феврале 2014 года, когда проходила реабилитация канализации, обнаружилась система канализации, построенная при Карле Шмидте в 1892 году. Я предлагал мэрии сделать это всеобщей ценностью. Такое уже проводили в Брюсселе: поместили находку под стеклянный колпак.
Почему в Кишиневе не происходит как в Брюсселе?
Здесь надо вернуться к отделу культуры мэрии Кишинева. Им нужно не только делать шоу на главной площади страны, но и выделять деньги на городскую архитектуру, заключить контракт с Институтом культурного наследия. Сейчас у Национального агентства по археологии есть задача проводить мониторинг подобных находок. Если экономический агент что-то подобное находит, то должен сообщить агентству. Если находка важная, то агентство выясняет, как дальше проводить строительство. К примеру, если речь идет о парковке, то на нулевом уровне можно сделать так, чтобы под стеклом находились старые руины. То же самое я предлагал сделать на улице Пьяца Веке.
Когда вы это предлагали, то что слышали в ответ?
Были обещания. Apa-Canal обещал, что организует музей воды, куда поместит найденную канализацию времен Карла Шмидта. На углу улиц Албишоара и Пушкина зеленые насаждения, а также большой фонтан, который является частью старого акведука. Они предлагали эскиз, как организовать музей. До сегодняшнего дня ничего, к сожалению, не было сделано. На пересечении улиц Пыркэлаба и Штефана чел Маре тоже есть узел акведука, который можно сделать ценностью. Но тоже ничего не было сделано.
Когда на памятнике архитектуры появляется, скажем, мансарда, он перестает быть памятников архитектуры?
Остается [памятником], но теряет аутентичность. Анализировать памятник нужно не только снаружи, но и изнутри. К сожалению, многие памятники разрушились.
Они разрушились, потому что не было времени и денег их восстанавливать или потому что на их месте строили что-то новое?
Начну с того, что у нас проблема в менталитете. Кто из центральных или местных властей обращал внимание на проблему культурного наследия за последние 20 лет? Никто. Этот регистр был опубликован в феврале 2010 года. Его нужно было опубликовать в июне 1993 года. Он является приложением к закону о защите памятников. Почему регистр опубликовали с такой задержкой? Нам зачастую отказывала прокуратура (в принятии жалоб.— NM), потому что не было регистра. После того как регистр был опубликован, я ждал от прокуратуры других ответов, не как раньше. Ответы продолжали быть такими же, но некоторые прокуроры между строк говорили мне, что им нужно растить детей и начальник попросил их дать такой-то ответ. Другие говорили, что из-за коррупции ничего нельзя будет решить и если бы не политика, не вмешательство чиновников, что-то можно было бы изменить.
Не надоело с ветряными мельницами бороться?
Я утром оптимист, в обед реалист, а вечером уже не хочу быть оптимистом. Для меня вакцина — это стажировки во Франции, в Германии. Меня мотивирует то, что я там вижу. Приз «Наша Европа», который достался нашему агентству в этом году, тоже очень мотивирует. Радует, что есть поддержка гражданского общества. Это и Виталий Возной, и Александр Стукалов, и Антонина Свалбонене, группа сквера театра Чехова и т.д. Все эти гражданские группы я старался всегда поддерживать.
Я доволен еще и тем, что СМИ поддерживают нас. Я рад, что сейчас все кишиневцы знают о том, что у Кишинева есть историческая часть. Конечно, большая часть разрушена. Даже в советское время мы многое потеряли: лютеранскую церковь, церковь Святого Ильи, церковь Архангела Михаила. После 9 ноября 2009 года Национальное агентство инспектирования и реставрации памятников, действовавшее три года только на бумаге, начало конкретно работать. Хотя был прессинг в 2012 году. 25 января 2012-го я вышел на пресс-конференцию и рассказал, как работают схемы выдачи разрешительных документов на строительство. На следующий день у меня начался внутренний аудит со стороны минкультуры. С чего бы? Наш бюджет тогда был мизерный — 380 тыс. леев. Сейчас он составляет 450 тыс. в год. Аудит можно провести за несколько месяцев, в нашем случае они его затянули до марта 2014 года.
Вы хотите, чтобы Кишинев выглядел европейским городом. Мэр столицы говорит, что тоже этого хочет. С его стороны есть какое-то содействие вашей работе? Он же может какие-то вещи остановить, не допустить?
Я всегда выступал за то, чтобы были хорошие отношения со всеми, не только с мэрией. К сожалению, до нынешнего момента у нас не было эффективного общения с мэром. В ноябре 2011 года мне позвонил тогдашний и.о. президента Михай Гимпу и спросил, зачем я создаю Киртоакэ проблемы. Я сказал, что до тех пор, пока я буду видеть нарушения, я буду о них говорить. К примеру, мэр подписал указание о сносе здания на Букурешть, 81. Остальные разрешения на снос, которые я нашел, подписывал вице-мэр Нистор Грозаву и архитектор Влад Модыркэ, который был уволен после 21 июня 2011 года, когда было разрушено здание старой почты. Тогда гражданское общество вышло на протест. Это была первая мобилизация гражданского общества и первый результат давления гражданского общества на мэрию. Тогда назначили на место Модыркэ Иона Карпова, что меня тоже возмутило. Нужно было провести транспарентный конкурс среди всех желающих архитекторов.
Вы решили баллотироваться в столичный мунсовет, чтобы менять систему изнутри?
Я понял, что одна из главных проблем Кишинева — отсутствие урбанистического плана города. Из-за этого в исторической части Кишинева не фигурирует проспект Кантемира. Напомню, что на проспекте Кантемира есть 26 средневековых памятников архитектуры, которые автоматически идут под снос. Я хочу добиться принятия урбанистического плана города, в котором будет четко оговорено, что можно строить в исторической части города, а что — нет. Также хочу добиться создания фонда по реабилитации исторического центра города. Я бы выделил деньги не на организацию концертов в центре города, куда приходят 300 человек, а на решение конкретных проблем. Мы потеряли бренд «город Карла Шмидта», потеряли бренд «Белый город». Фонд по реабилитации исторического центра должен запустить систему финансирования 50 на 50. Допустим, мы объявляем конкурс, согласно которому все памятники, которые есть на улицах Щусева, Когылничану, приводим в порядок. За восемь лет все 186 кварталов исторической части Кишинева можно было бы реанимировать. К тому же я хочу, чтобы архитектора столицы назначали посредством конкурса. Если честно, хотелось бы привести сюда архитектора из Франции.
В СМИ появилась информация, что вы можете уйти из мунсовета и остаться только в агентстве. Почему?
Я не хочу уходить из мунсовета. В мунсовете знают, что я никогда не буду голосовать за интересы определенных групп.
Полагаете, что исторический центр Кишинева еще можно спасти?
Многое еще можно спасти. Я хочу, чтобы мы начали изучать геологические слои Кишинева. Так делали поляки, так делали одесситы. Мы разрушили многое на улицах, но есть еще культурные богатства под землей. Недавно я прогуливался возле музея Пушкина и увидел, что по улице Сфынтул Андрей, 17 роют котлован. Я за пять минут проанализировал слои, увидел, что там есть что-то подозрительное. Оказалось, это дно керамической вазы. Я позвонил в Национальное археологическое агентство, которое должно заниматься такими находками. Они обнаружили на этом месте объекты XVIII века. Я нашел вазу случайно. На улице Пьяца Веке нашли очень много объектов: монет, бижутерии, керамики. Я хочу, чтобы тех, кто напрямую занимается культурой и историей, было видно и слышно. Когда мы все объединимся — гражданское общество, правоохранительные органы, историки,— то будет результат. Пока все хаотично и только на бумаге.
