Год назад в Молдове появилась ассоциация прокуроров «За порядок и справедливость». Инициатором ее создания был прокурор Юрий Лялин, который с помощью такой ассоциации хотел защитить прокуроров от влияния и давления, в том числе со стороны самой системы. Лялин рассказал NM, почему ситуация в прокуратуре, несмотря на приход нового генпрокурора, не изменилась, а также, как система воспитывает в прокурорах послушность и безынициативность, и почему прокуроры не могут «воевать» с депутатами.
NM публикует монолог прокурора от первого лица.
«Что он вообще себе позволяет?»
Когда молодой прокурор только приходит на работу в прокуратуру, ему приходится весьма непросто. Он очень уязвим, так как многого еще не знает и может допускать ошибки. Он зависит от коллег и начальника.
Я стал прокурором в 2012 году. Я считал, что прокурор должен быть независимым и принимать решения самостоятельно. Но в ситуации, когда ты многого еще не знаешь, сложно придерживаться своих принципов, так как ты, по сути, еще нуждаешься в помощи.
Когда я только начинал работать прокурором, в Уголовно-процессуальный кодекс внесли изменения. До этого прокуроры все свои действия согласовывали с начальником, который подписывал их постановления, а внесенные в УПК изменения позволили прокурорам самим принимать решения. Но на практике все осталось по-старому. Я стал принимать решения сам, сообщая шефу лишь о своих решениях. На собраниях, которые у нас проходили каждую неделю, на меня стали показывать пальцем и оказывать моральное давление: «Кто это такой, что он вообще себе позволяет?». Коллеги смотрели на меня с опаской. Все это было очень неприятно.
Во многих прокуратурах есть начальник и лояльные ему прокуроры, которые таким образом зарабатывают себе бонусы. Если появляется человек, который отстаивает свои принципы, коллеги от него отдаляются, чтобы не создавать себе проблем.
«Мне казалось, я делаю что-то революционное»
Однажды мой шеф попросил принести ему все дела, которые я вел. У меня было 50-60 дел, я подумал, что на проверку. Но шеф передал эти дела другим прокурорам, хотя для этого не было законных оснований. А меня перевел на другую работу. Тогда прокуратура занималась, в том числе, «общим надзором». Мы проводили проверки вне уголовного процесса, но, если находили какие-то нарушения, возбуждали уголовные дела. Может, мой шеф думал, что наказывает меня, но я сказал: «Хорошо, мне это нравится». За несколько лет работы в этом направлении я возбудил много уголовных дел в результате этих проверок.
Одно из таких дел возникло благодаря тому, что я часто мониторил прессу. На сайте одного столичного пригорода я увидел новость, что там снесли забор, который был частью памятника архитектуры. Он окружал церковь, которую признали архитектурным памятником. Я завел дело по факту разрушения памятника, но мне было больше интересно, на какие деньги построили новый забор.
Я выяснил, что забор построили на деньги мэрии, но без решения местного совета, тендер прошел с нарушениями, все решил мэр. Я завел по этому факту уголовное дело о превышении служебных полномочий. Мне казалось, что я делаю что-то революционное. Это был мэр одной из правящих партий. В итоге первая судебная инстанция его оправдала, хотя такого не могло быть. Я собрал все доказательства, и там в принципе не должно было быть оправдательного приговора. В худшем случае суд мог бы рассмотреть все выявленные нарушения не как единое преступление, а как отдельные административные правонарушения, но и в этом случае оправдательного приговора не должно было быть.
Апелляционная палата, рассматривая апелляцию, признала мэра виновным, но Высшая судебная палата (ВСП) его оправдала. При этом за три месяца до заседания ВСП тогдашний мэр Кишинева Дорин Киртоакэ сказал в одном из телеэфиров, что подсудимый мэр «уже решил свои вопросы с ВСП, и там будет оправдательный приговор». Такие ситуации, кроме прочего, демотивируют прокуроров расследовать преступления, которые, возможно, совершили представители власти.
«Снова закручивают гайки»
Идея создать ассоциацию прокуроров появилась в 2013 году, но тогда не было возможности ее реализовать. В 2019 году, когда сменилась власть и руководство Генпрокуратуры, такая возможность появилась. Мы хотели защитить прокуроров от самой системы и от влияния извне. Есть много политиков и бизнесменов, которые хотят влиять на прокуроров. Для этого у них есть разные возможности, в том числе пресса. При этом у прокурора практически нет возможности защитить себя. Я думал, что ассоциация может помочь тем прокурорам, которые хотят действовать в рамках закона.
Но меня ждало разочарование, в том числе в коллегах. Я считал, что многие думают так же, как и я, и тоже хотят что-то изменить. Но оказалось, что таких немного. А через несколько месяцев в системе снова начали закручивать гайки. Например, ты просто говоришь, что в системе есть такая-то проблема, давайте ее решим. Но все это воспринимают, как критику и чью-то попытку вмешаться в какие-то процессы. Людям сложно понять, что кто-то готов самоорганизоваться. Некоторые коллеги начали распространять слухи, что кто-то посредством этой ассоциации пытается на кого-то давить. Разумеется, это не так, но каждый раз, когда ассоциация высказывает свое мнение в критическом ключе, они говорят — ну вот, мы были правы, неспроста же эта критика.
Я условно разделяю коллег на несколько категорий: люди, которые чувствуют себя достаточно комфортно в сложившейся системе; люди которые просто не видят проблем — чаще всего это руководители, они видят, что система работает, и не собираются что-то менять; люди, которые видят проблемы, но не хотят бороться, потому что это влечет за собой негативные последствия лично для них. И последняя категория — небольшая группа людей, которые видят проблемы и хотят бороться за то, чтобы их решить.
«За последний год система не изменилась»
Я считаю, что за последний год [после прихода нового генпрокурора] положение дел в прокуратуре не изменилось. Конечно, были какие-то изменения: перераспределение ответственности между специальными прокуратурами, проверки, кадровые перестановки. Но, к сожалению, суть самой системы осталась прежней. Она осталась продолжением советской системы прокуратуры. И это не меняется, несмотря на разные реформы — и большие, маленькие.
Сейчас много говорят о процессуальной независимости прокуроров. Но мы не можем говорить о независимости прокурора, если у вышестоящего прокурора есть возможность повлиять на исход какого-то дела, пусть даже незаконно. И такая возможность есть. Все просто: начальник берет дело и распределяет тому, кому надо, и он принимает решение, которое надо. И точно так же начальник может забрать дело у неподходящего прокурора. И, хотя есть четкие критерии для передачи дел, эти критерии, исходя из моего опыта и опыта моих коллег, не соблюдают. К тому же нет механизма, который бы контролировал соблюдение закона при передаче дел.
Начальник распределяет и объем работы по своему личному усмотрению, что тоже можно использовать, как механизм влияния на прокуроров. Ты с чем-то не согласен — тебя завалили работой, а у твоего коллеги пустой стол. И так будет, пока ты не станешь более покладистым.
По сути, закон дает начальникам достаточно широкий набор инструментов для непроцессуального влияния на прокурора. Может, для кого-то не проблема прийти к начальнику и спросить, что делать с этим делом и с тем. И начальник скажет — это дело в суд, а это надо прекратить. Но что делать тем прокурорам, которые отстаивают свою независимость? Они по идее должны написать рапорт на начальника, если он оказыает на них ненадлежащее влияние, то есть войти с ним в конфликт. При этом, по сути, рапорт никто не рассмотрит, а прокурору придется работать в том же коллективе и с тем же начальником.
В других странах прокуроры могут писать жалобы на давление в Высший совет прокуроров. И таких жалоб там очень много, несмотря на более широкие гарантии независимости, чем у нас. Я не могу вспомнить у нас ни одного такого обращения в Высший совет прокуроров. Прокуроры уверены, что обращаться в совет по такому поводу нет смысла.
«Система воспитывает в прокурорах безынициативность»
Многие прокуроры разочаровались и считают, что бороться с системой бессмысленно. Мы создали ассоциацию не для того, чтобы воевать с какими-то начальниками, а чтобы попытаться изменить систему. Но это очень сложно. Система такая, какая есть, она воспитывает в прокурорах безынициативность.
Я разочаровался и в коллегах. Они сами не готовы бороться за это. А делать это за них и быть громоотводом — очень тяжело. Сейчас то, что мы делаем в ассоциации, больше вредит карьере, чем влияет на систему. К примеру, есть регламент, одобренный на уровне генпрокурора, который позволяет начальнику Прокуратуры муниципия Кишинев распределять прокуроров между офисами по своему усмотрению. Теоретически это может быть так: сегодня ты на Чеканах, а завтра ты на Буюканах. Будь добр, передай все дела. Я считаю, что это тоже один из инструментов, позволяющих влиять и давить на прокуроров.
Мы попросили пересмотреть регламент, ведь подобные переводы влияют на карьеру прокуроров и могут быть использованы для подавления независимости. Но нам ответили, что в этом нет необходимости. Хотя у судей была подобная ситуация, и в марте 2020 года Конституционный суд признал такую практику неконституционной.
В других странах профессиональные ассоциации имеют огромный авторитет, к их мнению прислушиваются. Нам хотелось перенять этот опыт. Но очень многое зависит и от конкретных руководителей самой прокуратуры.
«У прокуроров нет возможности защитить себя»
Сейчас прокуроров критикуют все кому не лень. Люди негативно относятся к прокурорам, в том числе потому, что об этом каждый день говорят по телевизору политики и эксперты. Хотя большинство прокуроров не имеют никакого отношения ни к делам о краже миллиарда, ни к другим громким делам. Политикам очень удобно говорить — это не мы, это кто-то хуже нас. При этом почему-то уходит на задний план тот факт, что все самые резонансные преступления совершались именно политиками или благодаря им. А у прокуроров, по сути, нет возможности защитить себя от этого. Очень сложно противопоставить свою позицию человеку, у которого есть ресурсы, электорат. Даже если ты прав. Все аргументы утонут в информационном шуме.
Летом 2019 года депутаты опубликовали список «прокуроров-коррупционеров». Депутаты посмотрели декларации о доходах прокуроров и сравнили цены автомобилей, которые они указали со средними ценами на [доске объявлений] 999, и выявили какие-то несоответствия. Меня это очень удивило. Во-первых, в представленных депутатами данных были неточности. Во-вторых, это же депутаты, в их компетенции как раз все изменить. Создать на уровне системы барьеры, чтобы люди незаконно не могли обогащаться. Но они ничего лучше не смогли придумать, чем проверить стоимость машин на доске 999.
Недавно я отправил ответ на обращение одного депутата [Думитру Алайбы]. Мой ответ был в том же ключе, что и другие мои ответы на подобные обращения, в том числе депутатов — и от партий власти, и оппозиционных: пожалуйста, представьте доказательства, укажите что-то конкретное, как минимум подпишите свое заявление, потому что оно не подписано. Ведь эти требования к жалобам предусмотрены законом, которые сами депутаты и приняли. Депутат опубликовал мой ответ на странице в Facebook со своим комментарием и всем прочим. Люди прочитают [и сделают выводы]. А что я могу этому противопоставить? Или я теперь должен написать ему ответ в Facebook? Потом он мне там же ответит. Что дальше?
«Эта идея утопична»
Те же политики, которые критикуют прокуроров, продвигают идею внешней аттестации судей и прокуроров. Они считают, что внешняя комиссия очистит систему от плохих прокуроров, а на их место придут честные и неподкупные. Эта идея утопична по своей сути. Даже если мы уберем всех нечестных и приведем на их места честных, система останется прежней. И через некоторое время некоторые из этих честных и неподкупных начнут пользоваться возможностями, которые предлагает система. Ничего не изменится. Но есть еще детали. Кто будет проводить эту аттестацию? Все говорят — независимая комиссия. Но у нас уже не раз обжигались с такими «независимыми комиссиями».
К тому же эту идею раскритиковала Венецианская комиссия (ВК). Но и после этого никаких других идей по перезагрузке системы не предлагается. Поэтому у меня создается впечатление, что некоторые политические силы тем, несмотря на негативное заключение ВК, хотят реализовать эту идею, чтобы получить возможность и дальше назначать своих судей и прокуроров. По сути, у политических сил сейчас не так много возможностей влиять на какие-то назначения. Комиссию в итоге будут создавать те же политики.
При этом в прокуратуре есть внутренняя система оценки прокуроров. Есть квалификационные коллегии, оценочные. Но по итогам этих аттестаций прокуроры, о которых генпрокурор говорил, что они работали с нарушениями, в том числе Николай Китороагэ, Виорел Морарь, получали оценки «превосходно». Надо искать, почему эта внутренняя система профессиональной оценки не работает, и сделать так, чтобы она работала. Мне кажется, это логичнее. Надо просто настроить эту систему оценки так, чтобы она нормально работала.
«Почему ни один из них не взял на себя смелость?»
В прошлом году мы проводили проверки в специализированных прокуратурах. И генпрокурор по итогам проверок публично сообщил о нарушениях, допущенных некоторыми прокурорами. Проблема в том, что некоторые из этих нарушений были общей практикой. А общая практика на уровне отдельно взятой прокуратуры говорит о том, что это не позиция прокуроров, которые непосредственно ведут или руководят уголовным преследованием. Это говорит о том, что это позиция начальника, а у прокуроров этой прокуратуры есть проблемы с независимостью.
Вот сейчас прокуроры отказались от обвинений против судей по делу о Ландромате. В [следственной] группе, которая тогда занималась этим делом, было примерно 20 прокуроров. И что, ни один из них не увидел, что там есть проблема с доказательствами или с квалификацией [преступления]? Почему ни один из них не взял на себя смелость высказаться или написать особое мнение? Все как один посчитали, что там был состав преступления. Это говорит о том, что у прокуроров нет индивидуального мышления, нет ответственности и нет независимости. Так не должно быть. Каждый должен принимать решения, как он считает нужным, и нести за эти решения ответственность.
.
Мне бы хотелось, чтобы наша ассоциация положительно повлияла на работу прокуратуры. Но все двигается очень медленно, потому что у нас нет никакой поддержки, а только энтузиазм. К сожалению, и общественное мнение сконцентрировано на достаточно поверхностных вещах, а чтобы изменить положение дел, нужно понимать саму суть процессов. Политики тоже предлагают довольно поверхностные решения, которые в лучшем случае ни на что не повлияют, но могут и навредить правосудию. Они и не могут ничего другого предложить, потому что ни они, ни так называемые эксперты никогда не работали прокурорами или судьями, соответственно, имеют лишь общие представления о том, что происходит в системе.
Мне отчасти понятно, почему никто не спрашивает мнение самих прокуроров или судей. Ведь считается, что эти системы довольно консервативны — зачем их спрашивать, если они в любом случае будут против изменений? Но и среди прокуроров и, я уверен, среди судей достаточно людей, которые хотят изменений и имеют потенциал для того, чтобы изменить положение дел изнутри.
Но для всего этого нужна мотивация. Как минимум гражданское общество должно твердо дать понять, что заинтересовано в этих изменениях и, в первую очередь, заинтересовано в защите независимости прокуроров и судей. Ведь независимость — это не личная привилегия прокурора или судьи, а гарантия для любого гражданина, который столкнется с системой юстиции, что его дело рассмотрят объективно и непредвзято.
