«Врачей надо было пускать к больным, как в Чернобыле на место аварии». Врач из Кишинева об эпидемии и манипуляции статистикой. Интервью NM
13 мин.

«Врачей надо было пускать к больным, как в Чернобыле на место аварии». Врач из Кишинева об эпидемии и манипуляции статистикой. Интервью NM

Почему медработники в Молдове по-прежнему заражаются коронавирусом, несмотря на защиту? Как у эпидемии появились многочисленные «непрямые жертвы»? И что не так со статистикой, которую регулярно обновляет министерство здравоохранения? Об этом в интервью NM рассказал хирург-эндоскопист, доктор медицинских наук Александр Данч. Он работает в Государственной больнице (бывший Лечсанупр), где тоже лечат больных коронавирусом.

«Состояние многих ухудшилось. Это непрямые жертвы коронавируса»

Как изменился порядок в больнице за время карантина?

Если кратко, то сейчас все выглядит так: бригады врачей, среднего медперсонала и санитаров работают по суточному принципу. Сутки работают, двое перерыв, потом опять сутки. Вот таким непрерывным циклом.

Сейчас есть все возможные защитные средства. Первый период, когда мы пережили самый острый дефицит, прошел. Кроме того, у меня впечатление, что основной пик заболеваемости все-таки пройден.

При всем этом меня волнует другое: накопившиеся проблемы за период карантина. Есть множество больных, которые пережидали этот карантин с другими заболеваниями. Терпели. Состояние многих ухудшилось из-за того, что нет возможности оказать им помощь. Я считаю, что это непрямые жертвы коронавируса.

Да, многие больницы фактически перепрофилировали под коронавирус, а все остальные плановые мероприятия отменили из-за карантина.

Абсолютно верно. Сделано это было с благими намерениями. Но хотели, как лучше, а получилось то, что получилось. Больницы под любым предлогом вынуждены отказывать и консультировать только так: «подождите, принимайте обезболивающие, симптоматические средства, потерпите». В связи с этим население во многом пострадало: от простых неудобств до серьезного ухудшения здоровья.

Я хочу совершенно недвусмысленно дать понять, что в этом есть очень серьезный просчет организации работы здравоохранения. Больницы фактически закрыли, но населению так и не объяснили, что делать. Я могу назвать десятки тяжелых больных, которые сейчас висят на телефоне. Ждут, когда наконец им можно будет оказать помощь. Объявили, что оказывать помощь нужно только больным с острой патологией. Но так и не сформулировали, что относится к «острой патологии». В медицине, особенно в хирургии, очень сложно провести границу, когда показание острое, и когда — не острое.

Например?

Косметическая операция по изменению формы носа действительно может подождать. Но есть множество  хронических болезней, которые проявляются постоянно, и могут обостриться за один день или час. Происходят, например, приступы желчекаменной болезни. При язвенной болезни может начаться кровотечение. Воспаление органов брюшной полости может дойти до перитонита и прочих осложнений. И это не говоря об онкологических больных, к которым вообще нельзя применить термин «острое показание». Оно с момента диагноза уже острое, уже нуждается в срочных действиях.

Вот конкретный случай. Несколько часов назад договорился, чтобы в одну больницу привезли человека, который уже неделю не может лечь на операцию. И сейчас у него обострение. То есть он дожидался этого дома. Пожилой человек. Ему делали  уколы и пытались консультировать по телефону.

В нормальном положении его бы сразу госпитализировали и начали лечить. А тут посмотрели, развернули, и сказали: «Если температура повысится, звоните в скорую». Температура у него нормальная, а все остальное очень плохо. Печень отключена.

Вот организация медицины. И таких людей в Молдове сотни.

«Борьба с эпидемией в Молдове носила абсолютно хаотичный характер»

Понятно, что все это экстренная ситуация, к которой в принципе никто в мире не был готов. Но было ли тут какое-то правильное решение, которое позволило бы и лечить пациентов с коронавирусом, и с другими заболеваниями?

Разумеется, были более оптимальные варианты решения вопроса. Но они упираются в профессионализм организаторов системы. Например, эта великая паника, которая выразилась в лозунге «Всем сидеть дома», абсолютно не обоснована.

Во-первых, все так и не стали сидеть дома. Во-вторых, сидение дома однозначно многое ухудшило. В частности, это ухудшает иммунитет. Повальное сидение дома — неправильная мера. Надо было объяснить, кому и как сидеть. Но это гораздо труднее.

Второй момент. Надо было сделать хоть какую-то справку о том, каким больным куда обращаться. Пациенты начали бегать от врача к врачу. Семейные врачи консультировали только по телефону. Я очень плохо себе представляю, как можно по телефону консультировать человека с болью. Для меня это граничит с абсолютным примитивизмом в понимании медицины. И этот примитивизм прослеживается в сегодняшней организации системы здравоохранения.

Конечно, эта необычная ситуация уперлась в формулу «учиться во время боя». Конечно, это трудно. Но учиться во время боя — это проиграть бой. Для того, чтобы этого не было, доктора учились в университетах. Там этому учат: как именно организовывать противоэпидемические мероприятия.

Я уверен, что противоэпидемические мероприятия, организованные в Молдове, носили абсолютно хаотичный характер. И абсолютно непрофессионально вводились. В связи с тем, в первую очередь, что к этому не привлекли специалистов.

Но в комиссию входили врачи.

У них там нет права голоса и слова. Врачи там есть. Но вы когда-нибудь видели по телевизору, чтобы выступали врачи по этому поводу?

В основном чиновники.

На фоне вируса сформировалась такая парадигма: «У нас война, а война все спишет, и во время войны все можно».

Например, во время этой нашей войны отменили обычную процедуру организации тендеров на закупку лекарств, средств защиты и т.д. Основной принцип тендеров — конкуренция, выбор того, что дешевле. Сейчас никто не выбирал, где дешевле, удобнее и быстрее. Очень многие закупки препаратов, которые проводили  централизованно, куплены по завышенным ценам, и никто это не афиширует. И нет никаких комиссий, которые бы это проверяли. То есть тут мы говорим о коррупции, злоупотреблении своим положением и т.д.

Цены на маски, например, были завышены в 2-10 раз. Но к документам ни у кого нет доступа. Мне кажется, что здесь есть повод для серьезного разбирательства компетентными органами.

Самое существенное, что меня смущает. В основе организации противоэпидемиологической работы — информирование населения. Оно поставлено не то что плохо, а преступно. Это связано с тотальными манипуляциями статистическими данными.

Министр здравоохранения или президент объявляют какие-то цифры, не имеющие никакой связи с медицинской статистикой. Для того, чтобы определить заболеваемость в Молдове, надо определить число заболевших среди общего числа населения и высчитать процент на 10 тыс., например. У нас «заболеваемостью» называют число зарегистрированных больных.

И, кстати, при этом мы даже не знаем точно численность населения в Молдове.

Есть разные цифры — от 2,5 млн до 3,2 млн.

Тогда мы могли бы условно говорить, раз 4 тыс. заболевших, то у нас болеет 1% населения (это гораздо меньше эпидемиологического показателя).

Но давайте посмотрим на охват исследований. Человека считают заболевшим только после получения положительного результата теста. Но мы даже не можем посчитать, сколько людей протестировали. Нам говорят, что сделали столько-то тестов. Но эти цифры сами по себе ни о чем не говорят, потому что всем делают по несколько тестов. У одного и того же больного может быть сначала положительный, потом отрицательный результат и т.д. То есть мы не знаем, сколько среди этих тестов повторные.

Это абсолютная манипуляция.

Для полной картины нужно проводить тотальное тестирование населения?

Я убежден, что не нужно.

Почему?

В этом нет никакого смысла. Скрининговое тестирование всех подряд невозможно осуществить физически. Это огромное количество времени. Кроме того, это ужасно дорого и совершенно неэффективно. Даже если мы за один день протестируем всех и получим из 3 млн населения 500 тыс. зараженных, то не факт, что на следующий день их не будет 700 тыс. Ситуация быстро меняется. Что это дает?

Тестирование — вспомогательный метод уточнения диагноза. Сначала появляется подозрение на болезнь при определенных симптомах: температура, слабость, мышечные боли, потеря чувства вкуса и запаха, кашель, затрудненное дыхание, одышка и т.д. Причем не обязательно у каждого пациента есть все они. Уже для подтверждения диагноза назначают тестирование. Тогда это имеет смысл. Во всех остальных случаях — это полная профанация. Сплошное тестирование только внесет путаницу.

«Это очередные аплодисменты с балкона»

Вы говорили, что, по вашим ощущениям, заболеваемость идет на спад. Из каких показателей можно делать вывод, что мы прошли пик? Тем более, вы сами говорите, что некоторые данные  сомнительные.

Я говорю о своих ощущениях, потому что вижу число заболевших вокруг себя. И каждый день очень тесно общаюсь  с коллегами из других медучреждений. Хотя в нормальном случае мы должны опираться не на ощущения, а на точные статистические данные. Но для этого надо было сформировать группу, которая умеет правильно считать.

Есть так называемые репрезентативные группы. Например, в США взяли один из районов Вашингтона и провели там повальное тестирование. Определили приблизительно, какова ситуация в среднем. И вот тогда получили  медицинскую статистику. Потом через некоторые время надо проверить тот же район, и тогда уже можно увидеть динамику. То есть надо подойти к этому научно. Эти принципы власти грубо игнорируют. Я усматриваю в этом основания для манипуляций.

Какая цель у этих манипуляций? По вашим словам, это больше похоже на незнание, а не на злонамеренность.

Я считаю, что тут есть два фактора. Первый — просто непонимание того, о чем они говорят. У людей, которые сейчас этим занимаются, недостаточно специального образования. А, во-вторых, есть и корыстный интерес. Этими цифрами можно манипулировать обществом.

Даже если на меня сильно обидятся те, кто делает эту статистику, я настаиваю на проведении статистической экспертизы. Ее должны организовать на уровне правительства и министерства, чтобы дать оценку подобным утверждениям.

Например, наш премьер заявил на днях, что в Молдове смертность от коронавируса 3%, а вот в Румынии — 5,7%. Это он так походя похвалил медиков. Но это очередные аплодисменты с балкона. На самом деле ничего понятного в этих цифрах нет.

Число позитивных случаев зависит от числа исследованных, а в разных странах разный охват тестирования. Поэтому это манипулятивные данные. Без статистической экспертизы их нельзя применять.

Люди, которые понятия не имеют о медицинской статистике, присваивают себе право даже комментировать и давать оценки.

«Для медработников в Молдове такой закон: „Не нравится — уходи“»

Медикам не дают слова не только в комиссии по чрезвычайным ситуациям. У нас очень многие врачи, которые просто работают в клиниках, боятся и не хотят говорить вслух о существующих проблемах. Почему так вышло?

Очень верно: они боятся. Я бы сказал даже не «боятся», но осторожно относятся к подобного рода интервью по двум соображениям. Во-первых, рыльце в пушку у самих СМИ. Из-за непрофессионализма они могут извратить ответы. Со мной такое уже было однажды — мои слова нарезали, извратив их смысл, и испортив мои отношения с коллегами. Это главная причина. Медики в меньшей степени боятся обструкции со стороны руководства, чем общаться с прессой из-за недоверия к ней.

Второе, конечно, они боятся, неприятностей на работе. Это уже зависит от непосредственных начальников. Если назвать какую-то проблему в больнице, виноватыми будут медсестра, врач или главврач. Но никак не медицинская система, превратившаяся в бессловесную служанку власть придержаших.

Но все-таки, почему в Молдове настолько пострадали именно медработники?

Они находятся в том месте, где очень большая концентрация вируса. Это называется «вирусная нагрузка». Вирусная нагрузка в больнице в тысячу раз больше, чем на улице и в парке, поэтому медики заболевают. В первую очередь — анестезиологи и реаниматологи. Они не могут делать интубацию «по телефону». Это еще раз доказывает, что вирус вредный и заразный.

Другое дело, что у нас не направляют все усилия на то, чтобы защищать медработников, чаще сменять их. Можно было, например, не держать их 10-12 часов в этих костюмах, а вместо одного доктора на 12 часов взять четырех. И пускать их по очереди к больным, как в Чернобыле при ликвидации аварии.

У нас в связи с тем, что поначалу было мало защитных средств или вообще не было, увеличивали вирусную нагрузку на медработников.

Но говорят, что проблему с защитными средствами решили. И при этом у нас все равно 25% заразившихся — это именно медработники, и мы рекордсмены в регионе по этому параметру. Экипировка плохо защищает?

Сегодня средств достаточно. А месяц назад было не то что недостаточно, была катастрофа.  Большинство медиков заболели месяц назад.

Выходит министр и говорит: «Всего достаточно». Сейчас это правда. Но это говорили и два месяца назад, вот тогда это было вранье.

Но сейчас защитные средства есть и их используют, а врачи все равно заражаются — по 10-15 человек в день.

Есть такая деталь: врачебный контингент — наиболее часто обследуемый. Условно, из тысячи врачей исследуют 200 человек, а из тысячи обычных людей — 5. Вот это и есть статистика. Правильная статистика апеллирует к однородным группам.

Вирусная нагрузка — раз, плохая защита — два, и высокая частота тестирования врачей — три. Вот и получаются такие статистические данные. Костюмы, кстати, на 100% защитить не могут.

Все говорят, что медработники проявили героизм. Я хочу сказать, это правда. Но героизм не в том смысле, как Александр Матросов. А героизм вот в чем: в великом терпении этих людей, великой воспитанности и понимании ситуации. Ни один из моих коллег, в том числе медсестер и санитарок, не спросил, сколько им за это заплатят.

Сейчас закончился месяц, приходят платежки. И оплата этого адского по уровню страха труда… Бывали ситуации, когда люди впадали в панику. Вплоть до того, что теряли сознание, впервые надев эти костюмы.

А сейчас они видят корешок от своей зарплаты, которая меньше, чем в мирные дни. И они опять слова не скажут. Потому что для медработников у нас в Молдове такой закон: «Не нравится — уходи».

Над медработниками издеваются. Не столько над докторами. Они знали, на что идут и с самого начала были готовы к самопожертвованию. Но самая большая нагрузка лежит  на санитарках — они этот вирус постоянно убирают  и вдыхают больше всех. И они — абсолютно обиженная часть медработников. По отношению к ним совершается геноцид. За все это у них 800-1000 леев зарплаты. Это горько.

Но обещали же, что выплатят надбавки тем, кто работает с коронавирусом?

Этого не было. Людей нагло обманули. Некоторые доктора уже шутят, что хотели бы заразиться коронавирусом, чтобы им выделили эти 16 тыс. леев.

Для многих объявляют так называемую «техническую безработицу». Медработник работает с вирусным больным, через неделю-другую ему говорят:  «Посидите дома, слишком много докторов». И ему оформляют даже неполную зарплату, хотя он уже прошел весь этот риск.

Во всех нормальных странах оформляли специальную страховку для медперсонала. Но у нас эти люди цинично обмануты. Такая ситуация везде в Молдове.

Сейчас постфактум говорят, что  «если были не согласны, не надо было идти на это». И это после того, как человек уже побыл в зоне этого сумасшедшего риска.

«Это политические игры»

Насколько сегодня все же можно говорить, что мы справились с ситуацией? Вы говорили, что меру «всем сидеть дома» мы восприняли слишком буквально, но не помогла ли она погасить распространение вируса? Китай, например, «сидел дома» пару месяцев, чтобы победить эпидемию.

Если бы мы сидели дома, как в Китае, тогда можно было бы делать выводы. Но у нас лозунг был, а сидения не было. Я считаю, что это была профанация карантинных мер. Или надо сидеть так сидеть, но локализовать строго определенные группы, выявленные по эпидемиологической цепочке.

Правительство докладывает, что распространение уменьшилось. Например, в Сороках, говорят, за 10 дней не выявили ни одного больного. Но «не выявили» и «нет» — это разные слова. Хотя бы говорят честно.

Но в Молдове все еще нет плана выхода из карантина.

В некоторых странах этот план уже опубликовали. В Греции, например. Четко по датам план действий на каждую неделю, со сносками, что могут быть изменения. У нас такого плана нет, но мы планируем 15 мая вирус победить.

Тут есть политическая увязка. 15 мая все это закончится победным рапортом. На самом деле, по числу тяжелых случаев ситуация значительно лучше. Заболеваемость идет на спад. Это факт, подтвержденный наблюдениями.

Если все идет на спад, то насколько постепенно нам надо ослаблять карантин?

У общества и, в частности медицины, нет подобного опыта. Поэтому тут немного «бабушка надвое сказала». Инкубационный период этого вируса — 14 дней. Длительность заболевания — в среднем 2-3 недели. Доказано уже многими исследованиями, что вирус может сохраняться в человеке 38-40 дней, но это крайний вариант. Обычно речь идет о 20 днях. Вот и считайте, что с момента последнего заболевшего надо отсчитать три недели, чтобы сказать, что точно все закончилось. Локальная вспышка закончится, если в Сороках, например, 2-3 недели не будет заболеваний.

Это медицинский ответ, а есть политический. А политический ответ: мы победим вирус тогда, когда его победят остальные. Это политические игры. Вы уже видите: где-то делают послабления, и у нас начали делать послабления.

x
x

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: