privesc.eu

«КГБ следил за каждой пишущей машинкой». Как PAS отбивалась от вопросов о законе о дезинформации. Репортаж NM

Почему право на определение дезинформации должен получить именно СИБ? Как запрет советского военного кино может стать попыткой регулировать культуру? Что не так с термином «ложная информация»? Эти и многие другие вопросы 12 апреля возникли на общественных слушаниях по законопроекту о борьбе с пропагандой и дезинформацией. Представителям неправительственных организаций и журналистам отвечали авторы законопроекта, депутаты от правящей партии PAS. NM рассказывает главное о том, как прошли публичные слушания в парламенте.

Законопроект, главная задача которого — борьба с дезинформацией и пропагандой, разработала группа депутатов от правящей партии «Действие и солидарность» (PAS). 7 апреля парламент проголосовал за него в первом чтении.

Законопроект предполагает возможность блокировки сайтов, публикующих дезинформацию, запрет «анонимных» СМИ, российских новостей и российского и советского военного кино, а также в целом ограничения на распространение контента, произведенного в странах-агрессорах. При этом речь идет не только об информации в СМИ, но и в соцсетях, блогах и на YouTube-каналах. Выявлять дезинформацию и блокировать сайты сможет Служба информации и безопасности (СИБ). За нарушение новых положений предусмотрены штрафы: до 40 тыс. леев для физлиц и до 75 тыс. леев для юрлиц.

Парламентская оппозиция еще при рассмотрении в первом чтении раскритиковала законопроект, посчитав его попыткой «создать министерство правды» и установить в стране цензуру.

Вопросы к некоторым пунктам документа возникли и у журналистов, и представителей гражданского общества, которые приняли участие в публичных слушаниях 12 апреля. Обсуждения длились почти 2,5 часа.

«Европейская премьера»

Лилиана Николаеску-Онофрей. Фото: privesc.eu

Общественники сразу заявили, что не нашли в западных странах подобного законодательства. Председатель ассоциации WatchDog Валерий Паша, выступая на слушаниях,  назвал законопроект о борьбе с пропагандой «законодательной премьерой на европейском уровне».

«К сожалению, в законодательстве европейских стран, на которые мы хотим равняться, нет примеров подобных законов», — пояснил Паша. Он также отметил, что в законопроекте необходимо доработать терминологию, в частности — термин “дезинформация“. Для этого, по словам Паши, было бы полезно также услышать мнение экспертов из Совета Европы и Европейской комиссии.

Депутат от PAS и один из авторов законопроекта Лилиана Николаеску-Онофрей в ответ отметила, что группа, создававшая законопроект, заручилась поддержкой двух консультантов Совета Европы. И скоро с ними проведут онлайн-встречу. Из ответа Николаеску-Онофрей следовало, что ранее к ним не обращались за помощью.

Эксперт Центра политик и реформ Андрей Лутенко, в свою очередь, заметил, что Молдова «не будет пионером» в отслеживании потоков информации.

«КГБ, например следил за каждой пишущей машинкой. Мы должны быть очень внимательны к тому, в каких сферах хотим быть пионерами», — подчеркнул Лутенко.

«Единоличные решения СИБ»

Вопросы возникли и к тому, что право выявлять нарушителей получит именно СИБ. Валерий Паша заявил, что это предполагает слишком большие полномочия для одного органа.

«Нельзя допустить, чтобы глава одного учреждения, пусть даже учреждения, охраняющего национальную безопасность, единолично принимал подобные решения [о блокировках и определению дезинформации]», — сказал Паша.

Ион Бундуки. Фото: privesc.eu

Исполнительный директор Ассоциации электронной прессы (APEL) Ион Бундуки заявил, что пока не ясно, как именно все будет работать на практике.

«Будет это СИБ, будет ли это, как в Украине, Центр борьбы с дезинформацией? Не думаю, что сейчас кто-то сможет созвать новый орган. Если мы дошли до того, чтобы бороться с дезинформацией, давайте шлифовать то, что есть», — сказал Бундуки.

Лутенко подчеркнул, что очень важно создать четкие критерии и методологию проверки информации. Он предложил, чтобы решения СИБ носили рекомендательный характер. Окончательные санкции, по его мнению, должен утверждать суд. Согласно нынешней версии законопроекта, отметим, СИБ может сразу заблокировать сайт. А уже его владелец может опротестовать блокировку  в суде.

Николаеску-Онофрей на это заметила, что авторы проекта не планировали предоставлять какому-то учреждению дополнительные полномочия. Она отметила, что будут механизмы, на основании которых можно будет принимать те или иные решения.

Право на анонимность?

Отдельной темой обсуждений стало право на анонимность. Сейчас законопроект предусматривает обязательное указание автора материалов, опубликованных на онлайн медиа-платформах. Андрей Лутенко отметил, что бывают случаи, когда люди хотели бы сохранить анонимность в онлайне.

На это ответил один из авторов проекта, депутат от PAS Виктор Спыну. «Назовите хоть один медиа-портал, который пользуется доверием, у которого не указана контактная информация. У людей должна быть возможность связаться с редакцией и высказать свое мнение. Половина здесь сидящих становились жертвами дезинформации о себе. Люди должны иметь право связаться с редакцией, иметь право на реплику», — объяснил Спыну.

Андрей Лутенко. Фото: privesc.eu

Лутенко, в свою очередь, подчеркнул, что говорит не только о журналистских материалах, но и об обычных пользователях соцсетей. «Может, кто-то хочет анонимно публиковать эротические стихи», — предположил он. Отметим, законопроект предполагает регулирование и проверку информации, в том числе в социальных сетях.

Николаеску-Онофрей ответила, что в обязательном указании авторства нуждаются лишь материалы, которые могут потенциально нести угрозу информационной безопасности, а эротическими стихи таковыми не являются.

«Место для интерпретаций»

Исполнительный директор Ассоциации независимой прессы (API) Петру Маковей отметил, что в законопроекте есть двусмысленные понятия.

Петру Маковей. Фото: privesc.eu

«Вы хорошо знаете, что закон не должен оставлять место для различных интерпретаций», — подчеркнул Маковей. К широко интерпретируемым терминам он отнес информацию, «враждебную демократическим ценностям и процессам», а также фразу «по своему объему и зоне распространения учреждающую превосходство одной идеологии над другой». Так в законопроекте описаны критерии информации, влияющей на нацбезопасность.

Маковей считает, что эти критерии размыты и нуждаются в конкретизации или их вовсе надо  исключить из законопроекта.

Споры вызвали и сами понятия «дезинформации» и «ложной информации». Ион Бундуки объяснил, что есть «невинная ложная информация», а есть «разрушительная», и именно последняя должна считаться дезинформацией.

«Милитаристский» Куросава?

Директор телеканала N4 Валентин Афтени обратил внимание на запрет трансляции художественных фильмов военного содержания, произведенные в странах, не ратифицировавших Европейскую конвенцию о трансграничном телевидении. К таковым относится, отметим, Россия. Но Афтени подчеркнул, что это коснется не только советских военных фильмов.

Кадр из фильма «7 самураев» (1954). Фильм номинировался на «Оскар», получил «Серебряного льва» Венецианского кинофестиваля

«Мы переходим из информационной безопасности в область культуры. Тогда мы должны запретить и книги на военную тему. Здесь же речь идет не только о России, но и о Японии, Индии, Мексике и всей Южной Америке. Например, фильм Акиры Куросавы „7 самураев“. В нем есть что-то милитаристское, в этих самураях, и теперь получится, что мы не сможем показывать его», — заявил Афтени.

Он предложил запретить ретрансляцию информационных, аналитических и военных программ из стран, не ратифицировавших Европейскую конвенцию о трансграничном телевидении, но при этом «не лезть в культуру».

Николаеску-Онофрей же подчеркнула, что некоторые фильмы используются как орудие пропаганды. Она попросила Афтени предложить реальные поправки в законопроект, которые помогли бы избежать широкой трактовки этого пункта.

Отметим, это не последнее обсуждение законопроекта. Перед утверждением во втором чтении публичные слушания проведут как минимум еще один раз. Новый раунд состоится в пятницу, 15 апреля.

Подробнее предполагаемых запретах читайте здесь: Советское кино, российские новости, анонимные сайты. Что запрещает в Молдове законопроект о борьбе с дезинформацией

О том, как проект обсуждали депутаты, читайте в материале «А роман Оруэлла мы обсудим в День чтения».  Как в парламенте принимали законопроект PAS о борьбе с пропагандой

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие материалы

4
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

От «истории успеха» к «лаборатории российской гибридной войны». Интервью Genderdoc-M с квир-активисткой из Грузии

Пока Республика Молдова готовится к парламентским выборам, в Грузии уже разворачивается сценарий, который Кремль может попытаться повторить и в Кишиневе. Законы, вдохновленные российской моделью, репрессии против неправительственных организаций, захват государственных институтов и использование гомофобии как политического оружия. Обо всем этом центр защиты прав ЛГБТ-сообщества Genderdoc-M поговорил с грузинской квир-активисткой, которая живет и работает под давлением все более авторитарного режима. Имя героини не раскрывается из соображений безопасности.

Многие годы Грузия представлялась как положительный пример в регионе: постсоветская страна, которая смогла провести быстрые реформы, приблизить законодательство к европейским стандартам и получить либерализацию визового режима с ЕС. После «революции роз» 2003 года государство воспринималось как чемпион евроатлантической интеграции, с более сильными институтами, чем в других постсоветских республиках. Вступление в НАТО и Европейский союз казалось достижимой целью.

Однако за последние 13 лет, с приходом к власти партии «Грузинская мечта», курс постепенно изменился. Сначала власти были открыты к европейским и американским рекомендациям: был принят закон о недискриминации, Грузия ратифицировала Стамбульскую конвенцию. Но затем, шаг за шагом, политическая власть использовала поддержку Запада для укрепления собственных институтов, и в тот момент, когда почувствовала полный контроль, начала отказываться от ключевых реформ.

Переломным моментом стало принятие так называемого закона «об иностранных агентах» (foreign agents / «Transparency of Foreign Influence»), за которым последовала серия спорных законов: ограничения для НПО, ограничение доступа к внешнему финансированию (грантам), «закон о пропаганде ЛГБТ» и другие положения, ограничивающие свободу прессы, академическую свободу и возможности гражданского общества действовать независимо. Все эти меры превратили Грузию в государство с всё более авторитарными чертами и вернули страну под усиливающееся давление влияния Москвы.

Сегодня опросы показывают, что поддержка европейской интеграции среди населения остаётся очень высокой. Так, по данным опроса IRI (2023), 89 % грузин поддерживают вступление в ЕС («полностью» или «в некоторой степени»).

Если не следить внимательно за законодательным процессом, если баланс властей, свобода НПО и свобода выражения будут постепенно подорваны, Молдова может оказаться в похожей ситуации, где открытость к Европе будет заблокирована спорными законами, риторикой о «суверенитете» и «традиционных ценностях», оправдывающих ограничения.

Обо всем этом, о том, как новые законы влияют на квир-сообщество и общество в целом, центр Genderdoc-M поговорил с активисткой из Тбилиси.

– Как жилось квир-человеку в Грузии до принятия новых законов?

Это всегда было трудно. Квир-сообщество оставалось самой маргинализированной частью общества, как и во многих других постсоветских странах. В Грузии всегда был крайне высокий уровень публичной гомофобии, что означало: в повседневной жизни, практически в любой ситуации можно было столкнуться с гомофобным отношением.

Хотя законодательство было гармонизировано с европейскими стандартами, на практике почти ничего не изменилось. Мы, как организация, постоянно настаивали, что законы нужны для жизни и должны применяться, а не просто приниматься. Дискриминация существовала всегда, но теперь ситуация резко ухудшилась: не только из-за этих законов, но и из-за фальсифицированных выборов, чувства безнаказанности и того, что один олигарх захватил все государственные институты. Сегодня нет безопасных пространств ни для квир-людей, ни для остальных граждан.

Даже во время протестов мы шутили между собой, что демонстранты, которые закрывали лица масками, должны почувствовать, что значит быть квир-человеком: всегда скрывать свою идентичность, чтобы не быть атакованным.

– Почему в Грузии такой уровень гомофобии? Это религия? Патриархальные традиции?

Грузия, Армения и Молдова действительно являются патриархальными обществами. Считается, что они и очень религиозные, но на практике Грузия не столь религиозна, как, например, Польша. Пик религиозности у нас прошёл около 2005 года.

Гомофобия же подпитывается политически. Я бы сказала, это скорее «политическая гомофобия», чем религиозная. Церковь получила огромную силу благодаря политикам, но она не единственный игрок. Политики умело манипулируют этими настроениями.

Наша организация задокументировала этот феномен: политическая гомофобия имеет советские корни. В СССР её использовали для дискредитации противников. Это наследие очень хорошо эксплуатируется нынешними лидерами.

– Замечали ли вы изменения в настроениях общества?

Да. Мы провели два репрезентативных опроса – в 2016 и 2021 годах – и заметили небольшое «смягчение» отношения. Люди стали менее открыто выражать ненависть.

Причин этому несколько: закон о недискриминации, возможность свободно путешествовать в Европу, контакт с Западом. Но все эти достижения сейчас под угрозой, потому что правящая партия сделала гомофобию главным избирательным оружием.

– Вас лично атаковали?

Да, наш офис подвергся нападению в прошлом году во время протестов против «российского закона». Такие атаки не всегда спонтанны; иногда это спланированные провокации или действия из корыстных соображений.

Проблема в поверхностности процессов в Грузии: многие политики были открыто гомофобны, а потом вдруг становились «про-ЛГБТ», чтобы привлечь внимание Европы, но это не означало изменения взглядов. Когда интерес менялся, они снова возвращались к гомофобии.

– Какие законы вы считаете наиболее опасными?

Прежде всего «российский закон», принятый в прошлом году. Он обязывает НПО регистрироваться в реестре «иностранных агентов» и предоставлять все данные, включая сведения о бенефициарах.

Далее – «закон о семейных ценностях и несовершеннолетних», известный как «закон о пропаганде ЛГБТ», который запрещает любую видимость квир-темы. Он крайне расплывчат и может применяться против митингов, СМИ, академической среды. Он полностью заблокировал права транс-людей, которые и раньше были ограничены.

Недавно появились и новые законы о внешнем финансировании: любой грант должен быть одобрен правительством. Если финансирование не утверждено, НПО штрафуется на сумму вдвое больше гранта. Вдобавок закон предусматривает уголовные санкции. Фактически доступ к внешним ресурсам заблокирован.

– Как вы выживаете в таких условиях?

Пока живём на средства, накопленные до вступления законов в силу. Вероятно, до конца этого года. В 2026 году будет очень тяжело.

Мы отказались только от локального адвокационного направления, так как не признаём легитимность нынешнего парламента. Всё остальное продолжаем: услуги для сообщества, коммуникацию, международное адвокационное направление. Мы в числе 142 организаций, которые оспаривают «российский закон» в Конституционном суде и в Страсбурге.

Но мы знаем, что в любой момент счета могут быть заблокированы. Мы живём с этой ежедневной неопределённостью.

– Как живёт «обычное» квир-сообщество, не связанное с активизмом?

Очень многие эмигрировали за последний год. Не только активисты, но и артисты, простые люди, которые никогда не были в поле зрения властей. Они решили, что здесь больше нет безопасности.

Кроме того, полностью разрушились отношения с полицией. Если раньше наше присутствие могло обеспечить минимальную защиту для бенефициаров, то теперь и этого нет. НПО могут подвергаться нападению даже со стороны полиции.

– Какова ситуация в СМИ и обществе в целом?

Крупные телеканалы контролируются режимом. Есть только один оппозиционный телеканал, но и он политически ангажирован. Остаются несколько независимых онлайн-редакций, существующих за счёт международных доноров, но они выживают с большим трудом.

Общество крайне поляризовано. Политики постоянно используют эту поляризацию как инструмент власти. Гомофобия – лишь самый простой предлог. Однако во время последних протестов впервые за десятилетия прозвучали лозунги солидарности с квир-сообществом. Это было неожиданно, но объяснимо: мы объединились перед общей угрозой.

– Что означает случай Грузии для Молдовы?

Грузия стала лабораторией российского гибридного войны. В Украине Россия ведёт физическую войну. В Грузии она испытывает гибридную войну в полном масштабе – и, к сожалению, весьма успешно.

Я убеждена, что этот сценарий будет использован и в Молдове, Румынии, Сербии. Это дешевле, менее заметно и трудно фиксируется, если не следить очень внимательно.

– Как вы видите будущее Грузии и квир-сообщества?

Следующие шесть месяцев будут решающими. Если режим будет побеждён, через пять лет мы сможем быть гораздо ближе к ЕС, пусть и не полноправными членами. Если нет, мы рискуем быть поглощёнными Россией – возможно, не формально, но через соглашение об «ограниченном суверенитете», что означало бы утрату независимости.

Очень важно понимать, что правящая партия никогда не позиционировала себя как пророссийская. Их главный лозунг всегда был – «суверенитет». Для Грузии эта идея чрезвычайно чувствительна. Они говорили, что Европа «заставляет нас отказаться от традиций и ценностей», и приводили примеры вроде Швейцарии: «смотрите, это нейтральная и суверенная страна, и мы должны быть такими же».

Проблема в том, что оппозиция не всегда имела сильные аргументы против этого дискурса. Зато наши опросы показывают ясно: 70 % граждан – проевропейские и хотят более тесного сотрудничества с ЕС, а не с Россией. Это огромный процент. И мы заметили ещё одно: те, кто выступает за более тесные отношения с Россией, одновременно наиболее гомофобны. Это очевидная корреляция, показывающая, насколько эффективно работает российская пропаганда по этой теме.

Это и есть гибридная война: не простая кампания, а сложная стратегия на многих уровнях.

Материал реализован центром Genderdoc-M.

Больше нет статей для показа
4
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

x
x

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: