Консалтинговая компания Brodsky Uskov Looper Reed & Partners совместно с Международной ассоциацией молодых юристов ELSA второй год подряд организовывает Национальный конкурс молодых юристов. В этом году партнером конкурса стала Американская торговая палата в Молдове. Финал состоится 30 марта. NM поговорил с главой Brodsky Uskov Looper Reed & Partners Русланом Усковым о том, есть ли надежда на то, что молдавская юстиция избавится от коррупции, и о том, почему он предпочел бы должности главы минюста велопрогулку.
Вы проводите конкурс молодых юристов в стране, где в систему юстиции постоянно бросают камни, и все говорят, что юстиция в Молдове избирательная и зависимая. Зачем?
У нашей юстиции, как и других институтов, есть много недостатков. Но она есть. Мы живем в более-менее организованном обществе, в котором есть институты власти, и юстиция нуждается в хороших кадрах независимо от того, подчинена она чьим-то интересам или полностью независима. Эти кадры востребованы. Умных специалистов ищут всегда и все. Поэтому нет причинно-следственной связи между тем, что нужно готовить хорошие кадры и тем, что сейчас система не в идеальном состоянии.
Если суд подконтролен и пристрастен, то адвокат, каким бы хорошим он ни был, заведомо проиграет дело, потому что решения принимаются исходя из целесообразности.
Соглашусь, что у нас множество решений принимается под влиянием субъективных факторов, часто это и коррупция. Но есть такое правило Парето — 80/20. Считаю, что 20% самых денежных дел, которые, условно говоря, в денежном эквиваленте составляют 80% — могут рассматриваться, скажем, под корыстным углом зрения. А 80% дел, которые не связаны с большими деньгами, со знаменитыми людьми, зачастую, рассматриваются без всякого постороннего влияния. И это большинство дел. То есть представление о том, что во всех делах есть коррупционная составляющая — наивное представление. Люди разводятся, делят имущество, защищают свои гражданские права и так далее — в таких делах коррупции нет из-за отсутствия материального интереса в деле. Вот там нужны специалисты. То есть даже в коррумпированной стране, не будучи участниками коррупции, люди могут найти, где практиковать. Это выбор человека, выбор специалиста.
Ваша компания специализируется все-таки не на разводах. Или если на разводах, то, наверное, разводах с какими-то очень большими деньгами.
Да.
Brodsky Uskov Looper Reed & Partners занимается делами с большой бизнес-составляющей. Какой процент разбирательств проходит без коррупционного фактора или политического влияния?
Во-первых, мы не чисто юридическая компания, мы — консалтинговая компания. Часть компании занимается юридическими вопросами, а вторая часть — это налогово-бухгалтерская служба, которая занимается тем, чтобы все финансы клиента были в порядке, и он на легальном основании платил как можно меньше налогов. Мы занимаемся не лечением уже наступивших критических случаев, когда клиент, условно говоря, попадает в реанимацию, то есть в суд. А профилактикой: стараемся, чтобы он не дошел до суда.
С точки зрения бизнеса, обращение в суд — это признание невозможности договориться самостоятельно и контролировать ситуацию, это попытка насильственным путем решить юридическим способом какую-то проблему, притом, что эта система, мы уже говорили, несовершенна.
Поэтому работая с клиентами, объясняем, что суд — это крайняя мера. Лучше соблюдать требования закона.
Мы работаем с чистым бизнесом — это наша политика. Это многие международные компании, которых интересует именно соблюдение стандартов, соответствие требованиям закона: Coca-Cola, Bayer, Nestle, Wrigley, Turkish Airlines, «Красный крест» и другие. Это и крупные молдавские компании, которые стремятся максимально соблюдать закон.
Особенность нашей компании в том, что мы комплексно решаем сложные задачи. Иногда приходит крупный клиент, и мы обращаем внимание, что на одной его компании, какой-нибудь SRL находятся и все активы клиента — недвижимость, земля, деньги и операционная деятельность компании. Простая логика говорит: компания, которая занимается операционной деятельностью, подвержена риску, претензиям кредиторов, контрагентов, налоговых органов. Они могут наложить арест на имущество и исполнить свои требования, законные или незаконные.
Чтобы не попадать в такую ситуацию, советуем разделить компании, чтобы одна держала активы и не занималась бизнесом, а другая занималась только операционной деятельностью. Этим мы в разы повышаем надежность его бизнеса. Я привел простой пример. Таких операций в зависимости от структуры бизнеса клиента и его пожеланий может быть множество. Вот такими вещами мы занимаемся.
Это вроде бы простая вещь — не вешать все на одну компанию.
У бизнесменов в Молдове небольшой опыт ведения бизнеса — 20-25 лет это на самом деле немного. Отцы и деды не научили их вести дела. Большинство бизнесменов даже не имеют профильного образования. А человек может оказаться дилетантом, даже будучи признанным бизнесменом.
И вот когда партнеры договариваются о совместном бизнесе, они обычно оговаривают, как входить в бизнес, и никогда не договариваются, как выйти. А это 90% всех проблем. Потому что как только у партнеров возникает какое-то недопонимание, и они хотят разойтись, выделить свой капитал, отделить имущество, начинается страшная рубка из-за того, что они не договорились, как будут расходиться, а закон не прописывает детально эти процедуры.
Поэтому еще в начале создания нового бизнеса мы говорим клиенту: опиши, как ты будешь выходить, причем не теоретически, а практически. Это азы, которые преподают в бизнес-школах, которых наши бизнесмены не кончали. Если, договариваясь о партнерстве, ты сразу прописываешь выход из него, то минимизируешь возможность неудачного окончания бизнеса из-за разлада между партнерами.
Распространяется ли это практика и у нас?
Через нас — да. Мы часто практикуем то, что здесь никто не делает, а потом это уже становится общей практикой. Это не велосипед, который мы изобретаем. За счет того, что мы — крупная компания и работаем с системообразующими клиентами на рынке, внедрение такой практики у них, мы внедряем это и на рынок. Типичная ситуация — брачный контракт. Человек, имеющий состояние, заключает брак с женщиной или с мужчиной, у которого нет денег. Они любят друг друга, все отлично, но у него или у нее есть пара миллионов в деньгах и еще пара не в деньгах. И вот это все прописывается в контракте.
В Молдове есть спрос на эту услугу?
Есть.
Потому что свадьбы в Молдове — национальный спорт?
Мы говорим все-таки о редких ситуациях, когда у человека, во-первых, есть деньги, а во-вторых, он задумывается об их будущим. Понимаете? Во время свадьбы кровь отливает от головы в ноги, потому что люди танцуют и не думают о таких вещах. Посоветовать это клиенту — обязанность специалиста.
О налогах. В последнее время в Молдове журналисты любят писать об оффшорах: бизнесмен Х имеет компанию Y, которая зарегистрирована в офшоре. И сразу заголовок: «Расследование: предприниматель Х ведет свой бизнес в офшорах». Слово «офшор» стало синонимом слова «преступление».
Согласен.
Это странный подход.
Он дилетантский. И связан с масс-медиа, которые, давая информацию или используя термин типа «офшор», придают ему негативную окраску. Офшор — это просто слово, которое не означает ничего плохого.
Речь идет о легальных фирмах в реальных странах, реально зарегистрированных, просто в этих странах специфическое законодательство. «Оffshore» — буквально значит «вне берегов. Вне берегов той юрисдикции ты осуществляешь свою деятельность. То есть речь идет о компании, которая заключает международные сделки. Вот и все. Все крупнейшие компании мира имеют офшоры, и все хотят платить меньше налогов.
Система офшоров — это интегрированная часть общемировой финансовой системы, легальный инструмент. Человек может выйти и сказать: «У меня куча офшоров». Достать все бумаги и доказать любому налоговику или аудитору, что он действует абсолютно легально и соблюдает законодательство своей страны. Офшор это, конечно, не преступление. Это способ ведения бизнеса. Демонизированный, но просто инструмент.
Наверное, каждый студент юрфака хочет попасть на работу в Brodsky Uskov Looper Reed & Partners?
На первый взгляд, да, но мы занимаемся гражданским правом, а большинство юристов идут в область уголовного права или государственного управления. Это другие области, они тоже юридические, но есть довольно серьезная специализация. Я считаю, что если молодой человек попал к нам на практику или начал работать, то это его принципиальнейший шаг в дальнейшей профессиональной жизни. Он станет суперпрофессиональным спецом, который будет разбираться во всех вопросах бизнеса. Юристы, бухгалтеры и аудиторы работают у нас вместе. Это современная концепция: клиент получает все услуги в одном месте.
Супермаркет юридических услуг.
Скорее, бутик. Клиент получает интегрированную услугу. Когда мы, условно говоря, даем клиенту контракт, он не только написан юридически грамотно, он просчитан с точки зрения налогов и соответствует стандартам бухгалтерского учета. Потому что бывает, что ты можешь написать прекраснейший контракт, а у бухгалтера взорвется голова.
Или контракт написан вроде бы идеально, но выбран тип сделки, который несет клиенту дополнительное налогообложение. Часто юристы делают контракт главной частью взаимоотношений. Но это всего лишь бумага, которая описывает, о чем договорились люди, как они будут вести свой бизнес, каковы варианты его развития — позитивные или негативные. Здесь важнее определить принцип, а потом уже описать его.
У нас часто берут болванку некоего контракта, пишут и фактически создают структуру будущей сделки. А клиент даже не осознает, что он пользуется документом, который ему не подходит. Условно говоря, носит обувь не своего размера. Ему дали красивый контракт, но не его фасона. Потому что, если ты делаешь серьезную, долгосрочную сделку на большие деньги, это надо выпиливать как свою колодку.
Давайте поговорим о кадрах.
Мы постоянно получаем CV от молодых, старых и так далее. Время от времени даем объявление, что кого-то ищем. Процесс подбора специалиста — тяжелый и постоянный.
Потому что с образованием беда?
И с образованием беда, и общая деловая культура низкая, пока не развитая. В Молдове от силы есть три юридические или консалтинговые компании хорошего уровня.
Кто ваши конкуренты?
Прямых конкурентов у нас нет. Частично пересекаемся с аудиторами, например, потому что у нас своя аудиторская компания, которая обслуживает крупные организации. Но опять же, это часть интегрированного бизнес-предложения, которое мы делаем клиенту.
Конкурс молодых юристов, который вы затеяли, это способ найти для себя кадры? Зачем на это тратить деньги?
Уверен, что многие именно так и думают, что это сделано для вербовки персонала. Они будут правы, но только на 10%. Есть множество других факторов, которые заставляют нас это делать.
Например?
Паблисити. Компания такого уровня как наша должна делать что-то полезное, как минимум для сегмента, в котором практикует. У нас люди часто жалуются на плохое образование, плохую бизнес-культуру, но ничего не делают, чтобы исправить это. Такой конкурс дает молодому человеку без связей, но с головой получить запись в CV: победитель национального конкурса молодых юристов. Например, ты директор, и к тебе пришел человек, у которого в резюме такая запись.
Глаз зацепится за это.
Конечно. Понятно, что это не все что требуется, но хотя бы что-то, с чего можно начинать. Для молодых ребят это возможность продвинуться. А для нас — определенная социальная и общественная деятельность и желание показать, что можно и у нас использовать проверенные инструменты западного, цивилизованного мира. Проведение таких конкурсов — это нормальная западная практика, особенно в нашей сфере.
Кто в вашей компании его придумал?
Конечно, я. Я же директор (смеется). У конкурса многоцелевая миссия. В прошлом конкурсе было шесть финалистов, двое остались работать у нас. Практиковались, а потом остались.
И как? Вы довольны ими?
Один год — это слишком мало, чтобы понять. В этом году одни финалисты пойдут стажироваться к нам, другие в AmCham (Американская торговая палата в Молдове). Так что можно говорить, что все плохо, а можно помочь пяти-шести головастым ребятам и еще самим не остаться в накладе с морально-этической точки зрения.
Много ли заявок на конкурс в этом году?
Как и в прошлом году, их будет на первых этапах около сотни.
Если вернуться к разговору о системе юстиции. Вы ее знаете изнутри. Некоторые юристы мне говорили, что в ней ничего невозможно исправить. А какой диагноз этой системе, которую реформируют с 2009 года, ставите вы?
Они правы, если говорить о краткосрочной перспективе. Но долгосрочной перспективе все возможно. Возможно и излечение от коррупции. Хорошие изменения в этой области, например, в Грузии и Румынии. Вспомните США в 30-е годы: тотальная коррупция, продажные судьи и полицейские, нанятые шерифы. Но пришла другая политическая сила с определенной волей, и коррупция была побеждена. Такие же истории успеха есть почти в каждой развитой стране. Развитой! Наша коррупция — часть нашей общей неразвитости.
Там просто коррупция по-другому устроена.
Да, поэтому говорить о том, что можно что-то исправить только на уровне юридической системы без исправления всей политической системы, наивно. Поэтому юристы, которые считают, что все безнадежно, правы в отношении краткосрочной перспективы, но мы не знаем, что будет через 15-20 лет. Может, молодой человек, который выиграет наш конкурс, так поверит в себя, так вдохновится и вдохновит других, что проведет в Молдове политическую и юридическую реформу. Должен же кто-то дать старт.
А вдруг ваш конкурс посетит кто-то из руководителей страны, скажем, премьер Павел Филип. И скажет: «Усков, давай ты будешь министром юстиции и наведешь у нас порядок. Ты такой умный, все понимаешь, знаешь, как должно быть». Что ответит Усков?
Скажу: «Спасибо за высокую оценку. Я готов давать советы со стороны».
Но мне сейчас пора кататься на велосипеде вокруг Комсомольского озера.
Но сейчас пора кататься на велосипеде, абсолютно верно.
Почему ответ «нет»?
Я не специалист в этой области. Управление юстицией — это совсем не то же самое, что юридическая практика, это другая специализация. Браться за такое дело просто из-за того, чтобы носить гордое звание молдавского министра? Нет. Я буду своим среди чужих, чужим среди своих. Те меня не примут, а мои не поймут.
