— Когда у больного одышка, он дышит 30-40 раз в минуту. Чтобы уменьшить частоту дыхания и убрать дискомфорт пациента от недостатка воздуха, этот препарат помогает. Он обезболивает и успокаивает.

Третья в палате — женщина 89 лет. Смертность от коронавируса людей в этом возрасте — 90%. Она подключена к инвазивной вентиляции. По трубке с легким свистом к ней поступает кислород. Машина дышит за человека.

Пока мы идем в следующую палату, Адриан Белый рассказывает об оборудовании, которое недавно удалось получить.

За голосом врача слышны звуки скорой помощи, датчики аппаратов, хрипы, мерное шипение воздуха из трубок. Люди в сознании молчат, думают, пытаются уснуть. Многие лежат здесь неделями, и не каждому удается выйти из реанимации живым.

— В каком состоянии молодые люди попадают в реанимацию?

— Молодые люди попадают в реанимацию, если с первого дня болезни их состояние тяжелое. Но чаще — со второй недели, когда начинается цитокиновый шторм. К тому времени организм создает иммунный ответ на вирус: пытаясь найти его, организм атакует собственные клетки и ткани. Вирус активирует те механизмы, которые умножают силу воспаления, появляется сильная и неконтролируемая воспалительная реакция. Обычно организм регулирует степень воспаления, но вирус блокирует механизм регуляции. Сколько сил у организма есть на борьбу с воспалением, столько и длится шторм.

К концу первого часа в костюме становится душно, очки постепенно натирают лицо.

— Летом люди падали. Врачи и медсестры теряли сознание, выносили их. А ведь здесь все молодые.

Кашель безостановочный, он доносится из палаты в коридор. Когда человек ненадолго перестает кашлять, его вдохи сопровождает хрип, почти рычание. Шорох шагов врачей в костюмах входит в ритм со свистом кислородных масок. Здесь не бывает тишины.

— Были трагедии, когда семья умирала — три-четыре человека. У мужа и жены разные гены, поэтому умирают поколения кровных родственников. Сын, дядя, отец, дедушка. Это было летом. Вирус и особенности организма оказались совершенно несовместимы. Скосил всех. Одного из них мы отправили в Германию, вызвали самолет санитарный, но и там не спасли. Самый молодой из умерших — парень 29 лет. Он был здоров, у него не было хронических заболеваний.

Если отключить аппарат у тех, кто интубирован — труп. Если отнять кислородную маскй у тезх, кому она нужна, абсолютное большинство умрет через шесть часов. Маловероятно, что кто-то из них выжил бы в обычном отделении. У больниц нет ни спецмасок, ни кислорода.

Через два с половиной часа в костюме у меня сильно кружится голова. Профессор Адриан Белый ведет в кабинет, заставленный коробками с медикаментами. Открывает окно.

— Очень жарко?

— Очень жарко.

Я не снимаю респиратор, облокачиваюсь на подоконник и пытаюсь втянуть в себя воздух с улицы. По улице Букурешть спешат люди, капает дождь, проезжает троллейбус — он почти пуст, час-пик прошел.

Влад учится на четвертом курсе медицинского. Когда началась эпидемия, ему, как и прочим студентам, поручили заниматься бумажной работой: систематизировать данные о прибывших в страну. Когда он закончил третий курс, пошел искать работу — стал медбратом в БСМП. Он продолжает учиться. Заканчивает смену в восемь утра, в десять — на занятия. Не все преподаватели довольны его работой. Специализацию он выберет после шестого курса — хочет продолжать работать в реанимации.