«Горят совсем старые поезда, 60-х годов. А это относительно новый — 70-х». Репортаж NM из поезда Дрокия-Дондюшаны

Работники Железной дороги Молдовы начали 2021 год с протестов. Еще с прошлого октября им перестали платить зарплату. Митинги пока не помогли: деньги никому так и не дали, а большинство сотрудников отправили в техпростой до конца зимы. NM решил взглянуть на проблему с другой стороны и отправился в мини-путешествие на поезде Бельцы-Окница, чтобы узнать, кому все-таки еще нужны поезда, как работники ЖДМ столько месяцев работают без зарплаты, и почему единственное, что волнует многих пассажиров и работников «железки», — это «грязные окна».

Дрокия

Мой маршрут начинается в Дрокии — небольшом городке, расположенном в 175 км от Кишинева по автодороге и в 220 км — по железной.

Еще год назад в Дрокии останавливались несколько поездов, следующих из Кишинева в Москву, Санкт-Петербург и обратно. Состояние вагонов и уровень комфорта в этих поездах оставляли желать лучшего. В ходу у бывалых путешественников была шутка-загадка: lung, verde și pute a brânza (рум. «длинный, зеленый и воняет брынзой»). Но поезда ходили. Хотя и с меньшим числом вагонов, чем пять-десять лет назад.

Еще раньше тут курсировал дизель Кишинев-Окница-Кишинев, который только из Дрокии шел почти семь часов. Но этот тихоход отменили.

Сейчас на железнодорожной станции спокойно. Следующий в Окницу дизель прибывает в 10 утра. На перроне в ожидании поезда не более десяти пассажиров. Двери в зал ожидания и к кассе закрыты. На окнах — устаревшее объявление с расписанием поездов и уведомление о приостановке продажи билетов.

Но служебный вход в здание вокзала внезапно оказывается открытым. Так удается поговорить с дежурной по станции. Опережая события: работники ЖДМ неохотно и очень осторожно общаются с журналистами.

Дежурная рассказывает, что работает на ЖДМ уже несколько лет.

— Говорят, что работникам ЖДМ задерживают зарплату?

— Мне — нет. Я работаю, и мне платят зарплату. Об остальных не знаю.

— А что с теми, кто сейчас не работает, например, кассирами? Их уволили или отправили за свой счет?

— Все наши кассиры — пенсионеры. Каждые три месяца с ними заключали договор, а когда кассы закрылись, его просто не продлили.

— А какая у вас зарплата?

— Плюс-минус, как у всех. Около 2500 леев.

Не добившись ничего больше, выхожу на улицу. На перроне женщина с двумя девочками восьми и десяти лет. Алена, как представляется она, едет к родственникам в Окницу. На поезде ездит несколько раз в год, потому что это удобно и недорого. Билет из Дрокии в Окницу стоит 14 леев, а на транзитной маршрутке — 48 леев.

Тут же ждет дизеля и пожилая женщина.

— Куда вы едете?

— В Редю-Маре, это следующая за Дондюшанами станция. Там живет моя нанашка. Она уже в возрасте и живет одна, поэтому решила проведать ее в праздники. Езжу нечасто, примерно один-два раза в год.

— А почему на поезде?

— На поезде недорого и удобно. Иначе мне пришлось бы пересаживаться в Дондюшанах на другой автобус, а оттуда еще идти пешком. Ко мне она приехать не может. С пересадками получается долго, а остаться у меня не получается, потому что у нее пусть и небольшое, но хозяйство.

Под объявление дежурной к станции подъезжает поезд — узнаваемый красно-желтый локомотив с тремя вагонами.

У первого вагона пассажиры притормаживают: дверь поезда не поддается. Кажется, что заклинило. Захожу в беспроигрышный второй вагон. Через несколько минут выясняется, что двери первого и не должны были открыться: их ручки изнутри надежно перевязаны проволокой.

Дрокия-Дачи

Дачи — самое популярное железнодорожное направление в теплое время года. Тогда пенсионеры с тележками и ведрами, сумками и рюкзаками подтягиваются к вокзалу задолго до прихода поезда. Многие знакомы друг с другом, и, судя по всему, много лет ездят вместе. Уже в вагоне, протягивая контроллеру два лея, они обычно машут рукой, мол, «билета не надо — я выхожу». Сейчас их нет. Из-за этого кажется, что пассажиров нет вообще.

Трогаемся. Дрокия уплывает из вида: за окнами мелькают дома, полуразрушенные склады, экс-завод железобетонных изделий и бессменная городская свалка, протянувшаяся вдоль «железки» на добрый километр.

Почти сразу подходит контролер с кассовым аппаратом. За свои восемь леев получаю билет до Дондюшан.

Поезд останавливается на станции Дачи, и, спустя минуту, мы продолжаем путь.

Дачи-Гиздита

В трех вагонах поезда едва ли наберется три десятка пассажиров. Те, что чуть постарше, сидят с закрытыми глазами, прислонив головы к стеклу. Кто-то смотрит в серую даль, уткнувшись в одну точку. Те, что помоложе, коротают время, «свайпая» ленту в мобильных.

— А вы откуда и куда едете? — спрашиваю пожилую женщину.

— Я из Тырново, а в Бельцах живет моя дочь. Она работает на скорой сутки через трое. Пока она на работе, я отвожу и забираю внука из школы, готовлю обед, делаю с ним уроки, а утром, когда дочь возвращается со смены, еду домой. И так каждые три дня. Хорошо, что есть поезд. Это удобно и недорого.

«Недорого» явно становится главным аргументом «за» поезд.

Через несколько сидений от нас — еще одна женщина.

— Я переехала в Бельцы почти двадцать лет назад, с тех пор каждые две недели езжу к матери. Она уже старенькая, поэтому и езжу так часто. Еще есть сестра, но она работает в Москве и из-за пандемии почти год не была дома.

— А почему на поезде?

— Это дешево. У меня двое детей. Дочь учится на первом курсе, сын в школе. Маршрутка в оба конца стоит почти 100 леев. Ездить дважды в месяц накладно, пришлось бы ездить реже. Хорошо, что ходит поезд.

— А не смущает состояние поезда, не боитесь, что загорится?

— Нет, никогда не думала об этом. Нормальный поезд. Холодно только, вот было бы чуть теплее.

В поезде ненамного теплее, чем на улице. Двери в вагоны закрываются плохо. Наружные двери, хоть и закрываются автоматически, но не все и не всегда. В одном вагоне они и вовсе оказываются открытыми.

 

Гиздита-Тырново

Едем в Тырново. Это большое село, которое до 1959 года было административным центром одноименного района.

В первом вагоне поезда, который кажется чуть теплее остальных, удается поговорить с контролером.

— Что, пришли фотографировать наши грязные окна? — с обидой спрашивает он.

— Не только. Скажите, как долго вы работаете на железной дороге?

— Около восьми лет.

— Говорят, вам не платят зарплату. Это правда?

— Раз говорят, значит, правда. Нам не платили с октября, но это уже не первый раз. Надеемся, что и сейчас заплатят.

— А вы не думали поискать другую работу?

— Нет. Я живу в Бельцах, работа посменная. Это мне подходит.

— Не боитесь за свою безопасность? Эти поезда часто горят.

— Нет (улыбается). Это относительно новый поезд, в хорошем состоянии. Горят совсем старые поезда, шестидесятых годов.

— А этот поезд какого года?

— Семидесятых.

Зарплата, говорит контроллер, примерно как у дежурных — около двух с половиной тысяч леев, в зависимости от графика и смен. Плюс небольшие надбавки за стаж работы.

Контроллер рассказывает, что только в выходные дни заметно больше пассажиров. Люди из сел едут в ближайший город на рынок или к родственникам.

В дороге ничего не происходит. Скучающие пассажиры проявляют неподдельный интерес к моим разговорам. Некоторые даже улыбаются.

Напротив друг друга сидят две женщины с тремя детьми. Как и многие в этом поезде, они едут навестить родственников. Одна из них, держа младенца на руках, рассказывает, что ездит к матери почти каждую неделю. «Цена билета на маршрутке около 60 леев, а на поезде всего 14. Вот только очень холодно и окна бы почище, все остальное — нормально. Детям тут удобно, много места, не то что в маршрутке», — делится она.

Тырново-Дондюшаны

После остановки в Тырново в вагонах появляются новые лица. Почти все едут в Дондюшаны. До них — всего 6 км.

Заходит группа детей 12-14 лет: они гостили у бабушки, а теперь сами едут домой. Женщина, едущая в Дондюшаны с сыном, рассказывает, что в 90-е работала проводником в поезде Кишинев-Москва. Проблемы на ЖДМ, говорит, были уже тогда.

«Надеюсь на Майю Санду. Она наведет порядок на железной дороге, и поезда станут лучше. На них действительно удобней ездить. Понятно, что не все сразу, но мы очень надеемся и ждем», — признается она.

Это — первое и последнее упоминание о политике за всю поездку.

Кстати, цена билетов на поезд и на маршрутку на небольшие расстояния почти не отличается. Пассажиры говорят, что в транзитной маршрутке не всегда есть места, поэтому приходится стоять. А в поезде удобно: можно ехать сидя.

Дондюшаны

Подъезжаем к дрокиевскому вокзалу-близнецу. На остановке двери вагона заклинивает. Дружно раздвигаем их вручную.

На перроне десяток пассажиров. Примерно столько же вышли из поезда на станции.

Дежурная по станции, отправив поезд, соглашается поговорить. Традиционно начинаем с зарплаты.

— Да, последнюю зарплату мы получили за октябрь. Но так уже было несколько лет назад. Тогда задержка была почти полгода.

— Как же вы живете?

— В долг, и дочь работает, она помогает. До пенсии мне еще год. Надеемся, конечно, на лучшее. На то, что пандемия закончится, и поезда начнут снова ходить. Сейчас только товарные ходят.

Женщина работает на ЖДМ 28 лет и получает 2800 леев в месяц. Всего на станции работают два человека — сменный дежурный и начальник станции.

Начальник станции Виталий Гордейчук на вопрос, почему не платят зарплату, пересказывает версию начальства для сотрудников. Руководство ЖДМ говорит, что счета предприятия арестованы, денег нет, и когда все-таки заплатят — неизвестно.

По приблизительной оценке Виталия, объемы грузовых перевозок сократились примерно в три раза по сравнению с прошлым годом.

«В среднем в день, кроме пассажирского поезда, проходит еще три-четыре товарных состава. Весной 2020 года возили зерно урожая 2019 года, были еще составы с углем, удобрениями, шифером, горючим и прочими материалами», — уточняет он.

Обратно в Дрокию возвращаюсь на транзитной маршрутке Атаки-Бельцы. Пассажиров, как и в поезде, немного — человек шесть, а стоимость проезда в три раза выше — 24 лея.

Вместо послесловия: в 1969 году моя бабушка, выбирая между Дрокией и Сороками, переехала в Дрокию, потому что тут была железная дорога, а в Сороках — нет. Спустя 50 лет этот аргумент уже не кажется убедительным.