Светлана Чернов

Как молдаванин из Суслен подключал алтайские села к электричеству. История одной депортации


В коллекции краеведческого музея в Криулянах недавно появились новые экспонаты: два ковра ручной работы, «пережившие» вместе с хозяевами ссылку в Алтайском крае. Один ковер — начала XIX века, второй — середины XVIII. В музей «ковры-путешественники» попали благодаря семье педагогов — Октавиану и Нине Кожухарь, которые передали их вместе с семейными фотографиями. На фото сосланные родители и бабушка с дедушкой Октавиана запечатлены в начале 50-х годов в построенном ими доме на фоне того самого ковра из «прошлой» жизни. NM рассказывает историю их депортации из советской Молдавии и жизни на Алтае.

Ссылка: товарный поезд и «рынок рабов»

Летом 1949 года семью Бориса и Анисьи Новицких вместе с дочерью Юлией и ее девятимесячным сыном сослали в Алтайский край, в село Мельниковское. Мужа Юлии, Эмилиана Кожокаря, в список ссыльных не включили. Но он сел в товарный поезд по доброй воле, чтобы не расставаться с супругой и сыном. Новицкие старшие погрузили с собой два ковра, кое-какие украшения, немного хлеба и воды. Юлия поехала только с ребенком на руках. Все имущество семьи осталось в Сусленах.

newsmaker.md/rus/novosti/ne-vernetsya-nikto-i-nikogda-zdes-sgniete-kak-deportirovali-zhiteley-sovetskoy-mol-33511

А имущество было приличным: 40 соток земли, мельница, маслобойня, склады, лошади. Дело в том, что Бориса Новицкого усыновила и вырастила семья Густава Швайцера (бабушка его жены и приемной мамы Бориса как раз и соткала один из ковров-«путешественников»), дав ему хорошее образование.

«Дедушка стал степенным и уважаемым в селе инженером, как говорили о нем, „при золотых руках“. В 1942 году он обеспечивал семью за счет доходов от мельницы и маслобойни, на развитие которых брал в банке займ», — вспоминает потомок депортированных, Октавиан Кожокарь.

Сам он родился в семье Юлии и Эмилиана уже на Алтае, в 1950 году.

«Когда семья прибыла в пункт назначения, на вокзал с ближайших окрестностей съехались председатели колхозов. Действо походило на „рынок рабов“. Вдоль поезда, который насчитывал около 15 вагонов, выстроились прибывшие ссыльные, а председатели колхозов выбирали себе работников», — рассказывает Октавиан Кожокарь, вспоминая истории родителей и деда Бориса.

Семью Новицких никто не выбрал: уж больно походили на дворян. На них были хорошо сшитые двуполые пиджаки, с двумя рядами пуговиц. Они выглядели ухоженными и даже казались симпатичными. В конце концов сам председатель колхоза забрал их в село Мельниковское, так как у него не оставалось выбора. 

«Это потом, спустя некоторое время, когда выяснится, какого „крутого“ специалиста получил председатель Мельниковского колхоза, председатели соседних колхозов выстроятся в очередь к деду, чтобы тот провел и в их колхозах электричество и электросети», — вспоминает внук Новицкого.

Сразу по приезду в Мельниковское Борис Новицкий заметил на территории тракторной бригады несколько генераторов. Председатель колхоза сказал, что они вышли из строя и стояли бесполезным железом.

«Дедушка получил образование и специальность в румынской технической школе, он знал для чего нужны генераторы и как составить электрическую цепь. Попросил у председателя в помощь двух мужчин и за три месяца электрифицировал машинно-тракторную бригаду, а чуть позже и все село. За свою смекалку и трудолюбие ему выдали премию — мотоцикл», — рассказывает Октавиан Кожокарь.

Таким же образом ссыльный молдаванин подключил и остальные колхозы по заранее составленному списку. Новицкий стал узнаваемым человеком во всем районе и даже в крае. За добросовестную работу его приняли в Коммунистическую партию.

Возвращение: детский дом и заброшенный сад

Дочь Новицкого с мужем и сыном вернулись в Молдову спустя семь лет, в 1956 году. Самому Борису Новицкому разрешили вернуться только еще четырьмя годами позже, в 1960 году.

«Мы вернулись в 1956 году. Я был довольно мал, но помню, как мальчик, с которым я часто играл, вызвался показать мне большой сад. Я пошел туда, но не знал, что это был сад дедушки. Рядом стоял его дом, в котором уже открылся интернат, — в нем жили дети, приезжавшие в Суслены учиться в средней школе. Я видел дом, мельницу. Сад к тому времени почти уничтожили — фруктовые деревья понемногу вырубались, а дрова шли на отопление интерната», — вспоминает свое возвращение Октавиан Кожокарь.

Большую семью Новицких приняла на квартиру свояченица (сестра Анисьи Новицкой), она же помогла деду Борису начать строительство нового дома. «Строил он для нас с семьей, для своей дочери, и через четыре года мы таки въехали в новый дом, а дед съехал от свояченицы и поселился на нашем месте», — рассказывает Октавиан Кожокарь.

Борис Новицкий вернулся из ссылки членом партии, снова уважаемым человеком. Каждый день он проходил мимо своей мельницы и бывшего дома и мечтал вернуть их. Тогдашние начальники говорили ему, что не могут вернуть ему дом, но смогут продать со временем, если он поработает еще некоторое время в колхозе. Его и тут ценили за то, как ловко он ремонтировал всякого рода двигатели.

Позже ему действительно продали дом и всего треть его бывшей земли — остальную власти раздали другим семьям. Борис Новицкий разобрал старый дом. Из оставшихся материалов он построил новый, в котором его внук Октавиан Кожокарь с супругой и детьми и жили до переезда в Криуляны.

«Получается, дедушка построил за свою жизнь четыре дома, в том числе деревянный — в Алтайском крае. Там же, в ссылке, и мои родители построили дом, но попроще: это была мазанка из веток и глины с глиняным настилом вместо крыши. Зимы на Алтае были снежными и суровыми, зачастую снег покрывал наш невысокий домик полностью, и мы спускались на санках с крыши нашего дома прямо в глубокие сугробы», — вспоминает свое детство Октавиан Кожокарь. 

По его словам, в семье о депортации не говорили, чтобы дети случайно не проболтались или, чего доброго, не написали об этом в сочинении.

«Мама Юлия до последнего опасалась властей, так как довольно долгое время мы находились на особом учете спецслужб, о чем неоднократно догадывались, по определенным признакам», — отметил Октавиан Кожокарь.

Несколько лет назад семья педагогов Кожокарь переехала в Криуляны. Те самые ковры и другие вещи нескольких поколений сусленцев семья передала Криулянскому музею. Нина и Октавиан Кожокарь говорят, что вещи им дороги, но хранить негде. Ковры украшали дом Юлии Кожокарь из Суслен вплоть до 2017 года, до самой ее смерти. Также в музей попал и национальный костюм Юлии, купленный ей отцом в подарок в далеком 1940 году.

Справка NM. Вторая массовая волна депортаций из советской Молдавии, которая разворачивала 6-7 июля 1949 года, получила название «Юг».
В эти дни с территории страны было выслано 34 270 человек, из них — 13 651 женщин и 11 245 детей. Советские власти избавлялись на зажиточных крестьян и старались таким образом усилить темпы коллективизации. Запугивание подействовало.

С июля по ноябрь 1949 года процент крестьянских хозяйств, входящих в колхозы, увеличился с 32% до 80%. К январю 1950 года доля колхозников составляла 97%. Опасаясь новых волн выселений, крестьяне отказывались от своих угодий и другого имущества в пользу государства.

Подробней о советских репрессиях на территории Молдовы читайте в спецпроекте NM «Не вернется никто и никогда — здесь сгниете». Как депортировали жителей советской Молдавии.

 

Светлана Чернов, Криуляны

Текст написан в рамках проекта «Школа NM для региональных журналистов»

Похожие материалы

4
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

«Если экономические решения политиков звучат сладко, скорее всего, они нерабочие». Василий Тофан о продаже Purcari, «суперсиле» Молдовы и о правлении PAS. Интервью NM

Почему винодельней Purcari заинтересовался польский инвестор? Легко ли молдавские банки дают кредиты бизнесу? Упадут ли цены на жилье? Нужны ли Молдове рабочие-мигранты? И как PAS справляется с экономикой? На эти и другие вопросы ответил старший партнер инвестиционного фонда Horizon Capital (акционер Purcari и maib) Василе Тофан в новом выпуске проекта NM «Есть вопросы» с Николаем Пахольинцким.

«Шанс погибнуть от ракеты или дрона в несколько раз ниже, чем в автокатастрофе»

Расскажите для начала, чем занимается фонд Horizon Capital?

Если коротко, мы инвестируем в компании, помогаем им расти, развиваться. Мы выступаем в роли стратегического инвестора, поэтому очень вовлечены в этот бизнес. Ну и через какое-то время, это может быть и 10, и 15 лет, начинаем на этом зарабатывать. [Помимо Purcari и maib] мы инвестировали, например, в такие компании как Glass Container Company — это главный производитель бутылок в Молдове. Мы также были акционерами Natur Bravo и Efes.

Вы не раз говорили, что живете на два города: Кишинев и Киев. Насколько я понимаю, в Киеве вы бываете гораздо чаще, чем в Кишиневе. Это рабочая необходимость или ваш личный выбор? Ведь в Киеве сейчас гораздо опаснее находиться, чем в Кишиневе.

Я переехал в Киев 15 лет назад, когда присоединился к фонду Horizon Capital. До этого жил в Голландии, в США. И выбор Киева — это рациональный выбор. У нашего фонда в Украине в 10 раз больше инвестиций, чем в Молдове. Понятно, что последние три года и были сложными. Я перевез семью в Молдову. Трое моих детей ходят здесь в школу, а жена делит свое время между Кишиневом и Киевом.

Я человек очень рациональный, поэтому просчитал, что статистически шанс погибнуть от ракеты или дрона в несколько раз ниже, чем в автокатастрофе. Хотя, конечно, когда слышишь звук летящего «шахеда» или работающего ПВО, есть какой-то страх.

«Я горжусь тем, что впервые молдавская компания вышла на биржу»

В мае стало известно, что польская компания Maspex хочет купить контрольный пакет акций, связанный с группой Purcari. О чем идет речь? Сейчас ведь группа Purcari включает заводы Purcari, Bostavan, Bardar в Молдове, две винодельни в Румынии и одну в Болгарии.

Позвольте коротко рассказать новейшую историю Purcari . В 2010 году наш фонд инвестировал в компанию Purcari. Тогда, объективно говоря, ситуация была сложной. Еще ощущался эффект российского эмбарго 2006 года, а также последствия мирового финансового кризиса 2008–2009 годов. Но несмотря на это, мы вложили тогда в компанию около $15 млн. Постепенно дела стали налаживаться. Но основной фокус по-прежнему был на российском рынке. И в сентябре 2013 Москва вела новое эмбарго. На тот момент у компании была отрицательную прибыль, долг $20 млн и просроченная дебиторская задолженность — деньги, которые нам должны были клиенты. Задолженность клиентов составляла $6–$7 млн, а задолженность по зарплате — три-четыре месяца. Кроме того, у нас была кредиторская задолженность поставщикам — примерно $1–1,5 млн за бутылки, этикетки, пробки и так далее.

В том же 2013 году мы решили полностью отказаться от работы с Россией и сосредоточиться на рынках Центральной и Восточной Европы: Польши, Румынии, Чехии, Словакии, а также стран Балтии и Западной Европы. За следующие пять лет нам удалось построить достаточно успешный бизнес, и в феврале 2018 года компания Purcari. провела IPO в Румынии. Что такое IPO? Это когда частная компания становится публичной, и любой желающий может купить или продать ее акции на бирже. С 2018 года мы торгуемся на румынской бирже, и акции Purcari.по-прежнему доступны.

Кроме того, мы привлекли одни из самых уважаемых инвестиционных фондов мира. Я горжусь тем, что впервые молдавская компания вышла на биржу, благодаря чему глобальные инвесторы узнали о Молдове и молдавском виноделии.

А почему вы выбрали Бухарестскую биржу?

Потому что там есть факторы, которые помогают молдавским компаниям выходить на рынок. Во-первых, это понимание Молдовы как страны. Во-вторых, там тот же язык — румынский. К тому же наш бренд был очень хорошо известен в Румынии, что значительно облегчало продажи, в том числе на розничном рынке. Румынские семьи могли покупать акции компании, так как они хорошо знали бренд.

Кроме того, в 2010-х в Румынии провели пенсионную реформу, согласно которой каждый работающий румын ежемесячно отчисляет средства в какой-нибудь частный пенсионный фонд. Эти фонды получают ежемесячно от граждан около €200 млн и инвестируют эти деньги, в основном, в акции румынских компаний на местной бирже. Эта пенсионная реформа вызвала высокий спрос на румынские акции. Биржа в Бухаресте за последние 15 лет стала одной из самых успешных в Восточной Европе, опередив даже Варшавскую биржу, которая раньше была лидером региона. Поэтому наш выбор Румынской биржи был очевидным.

У Purcari была отличная репутация, и спустя какое-то время появился крупный стратегический инвестор — компания Maspex, которая проявила интерес к покупке контрольного пакета акций. Это означает, что часть финансовых инвесторов заменит стратегический партнер.

Почему это хорошо для Молдовы?

Здесь надо быть осторожным, так как сделка еще не завершена и существует множество регуляторных и инсайдерских ограничений. Но я считаю, что это позитивный шаг, поскольку Maspex — одна из ста крупнейших компаний Восточной Европы не только в пищевой индустрии, но и по обороту — около €3,5 млрд в год. Они владеют такими известными брендами как «Зубровка» (крупнейший производитель водки в Восточной Европе), а также Carlo Rossi — самое продаваемое вино в Польше.

Такой инвестор важен для нас, потому что у нас действительно очень хорошее вино — возможно, одно из лучших по соотношению цена-качество. Но нам не хватало рыночной силы, чтобы открывать двери в крупные сети — такие как Tesco, Auchan, Biedronka (польская ритейл-сеть) и другие. Уверен, что сотрудничество с Maspex увеличит нашу рыночную силу в разы. Для Молдовы это означает многократный рост экспорта.

Кроме того, Maspex все больше интересуется Молдовой, как базой для закупки фруктов. У них есть крупный бренд Tymbark, и они уже закупают у нас много черешни, вишни, яблочного концентрата. Думаю, инвестиции в эту сферу только ускорятся.

У кого Maspex планирует выкупить акции Purcari? Сейчас часть акций у Horizon Capital, часть — у основателя бренда Виктора Бостана, а часть — в свободном обращении на бирже, и их может купить любой желающий.

Из того, что было объявлено публично — основатель компании Виктор Бостан сохранит около 75% своих акций, то есть продаст только часть и останется у руля компании. Остальные инвесторы должны самостоятельно принимать решения. И я сейчас говорю без лукавства, не подумайте, что я что-то скрываю. Просто это очень строго регулируемая сфера.

По цене: Maspex предложили 21 RON за акцию, тогда как ранее торги проходили примерно на уровне 14 RON. Это примерно 50-процентная премия к рыночной цене акций. Каждый инвестор Purcari должен решать сам, принимать ли такое предложение. Чтобы вы понимали, у нас около 70 фондов-инвесторов и около 11 тыс. рядовых акционеров, то есть простых людей, которые купили акции.

«Это одна из самых приятных историй в моей жизни»

Но зачем продавать прибыльную компанию? В прошлом году EBITDA компании (прибыль до вычета налогов, амортизации, процентов кредитам) была около 100 млн RON, а компания собирается удвоить прибыль к 2027 году. Зачем продавать?

Вы задаете мне этот вопрос, как аналитик или сторонний наблюдатель, но на самом деле каждый акционер решает за себя. Поступившее предложение — это 50-процентная премия к текущей биржевой цене. Хорошая это цена или нет — каждый оценит по-своему. Если вы спросите меня лично, я считаю, что это хорошая цена.

Просто пытаюсь понять: люди инвестировали, получили прибыль и теперь выходят?

Да, в финансовом мире, все рационально. Инвесторы оценивают цену с учетом ожиданий будущих доходов, мультипликаторов и альтернативных вариантов вложений. Каждый инвестор принимает решение на основе своих расчетов и интересов.

В прошлом году вы купили компанию Timbrus. Этому предшествовал длительный конфликт, так как у них в наименовании продукции тоже было слово Purcari (населенный пункт в Штефанводском районе). Почему вы решили урегулировать конфликт таким образом?

Если честно, вот это одна из не самых приятных историй в моей жизни. Я человек достаточно прямой, поэтому скажу просто. Компания, о которой идет речь, на этикетке своего вина написала крупными буквами Purcari Estate. Мы, в свою очередь, считаем, что построили очень успешное винодельческое предприятие из руин. Потому что многие думали, что мы получили все на блюдечке с голубой каемочкой. Но если посмотреть фотографии 1990-х годов, в Purcari ничего не было — одни руины и ржавчина. Все было построено с нуля, было создано имя.

При этом таких брендов в Молдове много (винные бренды, образованные от названия населенного пункта) , но некоторые, к сожалению, так и остались лишь именами — например, «Чумай». Мы же возродили бренд и построили одну из самых успешных молдавских винодельческих компаний с точки зрения медалей и премий. Но тут кто-то приходит и большими буквами пишет Purcari, вводя потребителей в заблуждение, заставляя их думать, что покупают наш продукт. При этом качество у них могло не соответствовать нашим стандартам.

Мы пытались решить эту проблему судебным путем: боролись годами, объясняли, что это нарушение нашего права интеллектуальной собственности. Но у тех ребят был другой подход к бизнесу. И в какой-то момент нам стало ясно, что все это делается, чтобы отравить нам жизнь и заставить нас выкупить их компанию. Мы боролись долго, и, честно говоря, я устал. Вместо того, чтобы бороться за клиентов и выходить на новые рынки, я тратил время на борьбу с проходимцами в Молдове. В итоге мы их выкупили.

Какая была сумма сделки?

Слишком много.

Больше €10 млн?

Немного меньше, но все равно значительно больше, чем они заслуживали.

Что вы сделали с их активами?

Производства у них не было, они только разливали вино в Каушанах. Виноградники у них были более или менее нормальные.

«Проблема в том, что в Молдове недостаточно хороших заемщиков»

Давайте поговорим еще об одном серьезном активе вашего инвестиционного фонда — банке maib. Многие эксперты утверждают, что в Молдове у банков гиперликвидность, но они не выдают кредиты бизнесу, из-за чего экономика не развивается. Вы согласны с этим?

Нет, во-первых, давайте смотреть на факты. Я не хочу казаться надменным или жаловаться, но рассчитывать на симпатию к акционеру банка не стоит. Тем не менее, если смотреть объективно, сейчас в Молдове одна из самых низких в Восточной Европе стоимость банковских кредитов. Для примера, в Румынии государство кредитуется в банках под 7–8%, что считается очень дешевым кредитом. В Молдове государство кредитуется под 5–6%, а хорошие бизнес-заемщики могут рассчитывать и на более низкие ставки — около 3–4%. Поэтому утверждение, что банки просто держат ликвидность и не хотят кредитовать, ошибочно.

Тогда в чем проблема?

Проблема в том, что в Молдове недостаточно хороших заемщиков. Банки хотят кредитовать больше, ведь это их бизнес, и им нужно зарабатывать.

Хороший заемщик — это крупная компания с успешным бизнесом?

Это может быть и средняя компания с прозрачной бухгалтерией, уплатой налогов и нормальной репутацией. Если нет достаточных залогов, банки предлагают программы гарантирования. В целом любой приличный бизнес с хорошей финансовой историей может сегодня получить кредит на приемлемых условиях.

По вашему опыту, в Молдове получить кредит для бизнеса так же просто, как в более развитых экономиках?

Давайте посмотрим на рынок кредитования. Например, потребительские кредиты теперь выдают очень быстро — 75% из них через мобильные приложения моментально, что значительно лучше, чем в других странах Восточной Европы.

Для малого и среднего бизнеса мы запустили продукт, где лимит кредитования определяется автоматически без запроса бизнеса, на основе анализа его финансов. Это удобно и упрощает процесс. На рынке кредитования бизнеса существует жесткая конкуренция между банками, особенно в сегменте крупных компаний, где ставки по кредитам одни из самых низких.

Почему хороших заемщиков мало? Потому что нет инвесторов, компании работают в тени или экономика слабая?

Основная валюта бизнеса — это оптимизм. Люди должны хотеть строить, развиваться и зарабатывать. К сожалению, сейчас этого оптимизма мало, многие бизнесы находятся в стагнации и потому не кредитуются. Кроме того, аграрный сектор страдает из-за трех лет засухи и войны. Банки, рационально оценивая риски, все чаще отказываются кредитовать аграриев, поскольку несут убытки на этом рынке. Но при этом активно поддерживают сектор, понимая социальную ответственность. Поэтому мы продолжаем работать с аграриями и кредитовать их, хотя объективно это сложно. Проблема в том, что дождей становится все меньше, и ситуация в сельском хозяйстве будет только ухудшаться.

«Хотелось бы, чтобы в Кишиневе строили в пять раз больше»

Вы не упомянули еще один сегмент — ипотечное кредитование. В последние несколько лет, особенно после перезапуска Prima Casa, стоимость жилья к нас выросла в полтора-два раза, а в новостройках — даже в три раза. Банки выдают ипотечные кредиты, исходя из оценки недвижимости. Как акционер банка, не видите ли вы здесь перегрева рынка или возможного пузыря?

Да, некоторый перегрев есть. Цены выросли в основном из-за роста расходов застройщиков. Рабочая сила стала намного дороже, найти квалифицированных специалистов — крановщиков, водителей, сварщиков — все сложнее. Нужно конкурировать за зарплаты и привлекать все больше кадров. Кроме того, существенно подорожали строительные материалы. При этом иногда появляются теории заговора о том, что застройщики не продают квартиры, чтобы искусственно поднять цены.

Или риэлторы скупают квартиры.

Риэлторы — это брокеры, они сами не покупают квартиры в больших объёмах. Обычно это небогатые люди. Идея, что риэлторы скупают тысячи квартир и удерживают их для перепродажи, — просто глупость, которую могут рассказывать лишь те, кто не понимает рынка.

На самом деле цены растут из-за инфляции и доступных ипотечных кредитов. Кредиты действительно были достаточно дешевыми — 5–7%, сейчас немного подорожали из-за повышения ставки Нацбанка. Но предложение по-прежнему ограничено. В Молдове сложно получить разрешение на строительство из-за бюрократических споров между мэрией и правительством.Если посмотреть на Кишинев, увидите гораздо меньше строительных кранов, чем, например, в военном Киеве. Хотелось бы, чтобы в Кишиневе строили в пять раз больше. Мы — миллионный город.

Скептики укажут на миграцию из Молдовы и снижение населения на 400 тыс., согласно последней переписи. Считаете, что нужно строить больше нового жилья?

Спрос должен формироваться рынком, а не государством. Государство плохо прогнозирует экономику. Население Кишинева растет за счет урбанизации, что хорошо для экономики. Многие живут в старых панельных домах 70–80-х годов, которые со временем не становятся лучше. Люди заслуживают жить в комфортных условиях, поэтому спрос на новостройки будет расти еще много лет.

Не ожидаете спада цен на жилье?

Спад возможен, если упростятся входные барьеры на рынок и снизятся издержки — например, если ускорится выдача разрешений на строительство и увеличится приток рабочей силы, включая мигрантов. Это поможет сдержать рост цен, а возможно, и снизить их.Сейчас много недостроев — это проблема, которую нужно решать.

Могут ли мигранты помочь решить проблему дефицита рабочей силы?

У нас нет выбора. Это непопулярная тема, но нужно решить, чего мы хотим: низких цен, экономического роста и инвестиций или жить в экономике лозунгов и суверенитета, не понимая экономических процессов. Политики боятся этой темы, им важно, чтобы на улицах было все «красиво». Но экономика — это решение проблем, а не лозунги. Иногда решения неприятные, как и в медицине. Я бы посоветовал слушать экономистов, а не политиков с обещаниями, которые звучат слишком сладко — обычно такие решения не работают и даже вредят. Нам нужно научиться открыто обсуждать сложные, но необходимые меры.

«Если говорить об экономике, я бы поставил PAS 6–7 баллов из 10»

Мы плавно перешли к политике. Вы — один из доноров партии PAS. Зачем вы это делаете?

Я не скрываю, что отношусь с симпатией к этому поколению лидеров и политиков, которые пытаются что-то менять. При этом я критичен к ним и, как многие, в некоторых вопросах разочарован. Но я ценю, что в целом они честные люди. В отличие от многих, кто финансирует оппозицию мешками денег, они подходят к этому прозрачно.

Как вы оцениваете экономическую политику последних четырех лет?

Я бы поставил им 6–7 баллов из 10. У них хорошие, искренние намерения, но, как и многим политикам, им не хватает смелости для проведения по-настоящему эффективных реформ.

У нас практически нулевой экономический рост в прошлом году и отрицательный в начале этого. Кто в этом виноват? Правительство, война или внешние факторы?

Думаю, правда где-то посередине. Глупо отрицать влияние войны, засухи или кризиса в европейском автопроме. Давайте быстро пройдемся по основным факторам. Во-первых, война — всем очевидный фактор, инвестиции не приходят. Во-вторых, засуха: сельскохозяйственный сектор раньше составлял около 12% ВВП, сейчас — около 5%, то есть потеря порядка 7%.Третье — автокомпоненты, которые долгие годы являются крупнейшей экспортной статьей Молдовы: почти 20% экспорта. Немецкий автопром сейчас в глубоком кризисе.

Четвертый фактор — демографический. Экономический рост — это количество работающих людей, умноженное на их продуктивность. Если население сокращается, это влияет на экономику напрямую. Если население сокращается на 40 тыс. человек в год при общем населении около 2,5 млн, это примерно 1,5–2% сокращения рабочей силы. Значит, даже при нулевом росте экономики фактически происходит рост производительности труда примерно на 1,5–2%. Чтобы расти, например, на 5% в год, нам нужно сначала компенсировать сокращение рабочей силы в 2%, а затем обеспечить реальный рост производительности примерно на 3%.

Я перечислил четыре ключевых фактора, а их больше — это реальные внешние и внутренние вызовы, за которые партия PAS не отвечает. Хотя сейчас многие говорят, что из-за PAS уехало большое количество людей, ухудшение демографии — это глобальный тренд, который не изменяется в короткие сроки.

«Служить государству — огромная честь. Но, возможно, я еще не готов»

Вас часто пророчат на должности министра финансов, экономики, премьер-министра. Вам когда-либо предлагали публичные должности?

Сейчас в целом наблюдается острый дефицит кадров, и, думаю, такие предложения делают многим.

А вам предлагали?

Мне тоже.

На какие должности?

На несколько.

В том числе премьер-министра?

Не могу комментировать. В целом я считаю, что служить государству — огромная честь. Но, возможно, я еще не готов и не уверен, что являюсь правильным человеком для этого.

Почему все-таки отказались от должностей? Ведь у вас есть идеи, вы говорите, что знаете, как поднять экономику Молдовы.

Я не политик. Слишком рационален и одновременно слишком эмоционален для этого. И у меня есть некоторое отторжение по отношению к политикам. Когда слышу, что некоторые несут, задаюсь вопросом: действительно ли они верят в это или просто обманывают ради власти? Не знаю, что хуже.

Значит, политикой вы не собираетесь заниматься?

У меня дилемма по этому поводу — идти или не идти. Честно признаюсь, я переживаю о том, куда все катится, особенно экономическая ситуация. В первом квартале у нас был дефицит текущего счета 25% ВВП — таких примеров в мире мало.
Если не будет быстрых изменений, встанет вопрос существования страны. Иногда я задумываюсь, могу ли помочь. Но пока что стараюсь помогать в роли предпринимателя.

Вам предлагали пойти на выборы по спискам PAS?

Вы видите, что я плохой политик.

Понимаю, не хотите комментировать.

Это сокращенная версия интервью, полную версию можно посмотреть на нашем YouTube-канале.

Больше нет статей для показа
4
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

x
x

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: