Чем сегодня занимается экс-министр инфраструктуры Андрей Спыну, как объясняет разговоры о cвоей коррумпированности, в чем видит причины стагнации молдавской экономики и падения экспорта, как относится к криптовалюте, куда советует инвестировать и собирается ли возвращаться в политику? Об этом он рассказал в очередном выпуске проекта «Есть вопросы» с Николаем Пахольницким.
«ИИ делает перевод, затем мы его редактируем»
В ноябре прошлого года вы ушли в отставку с поста министра инфраструктуры и покинули партию PAS. Чем вы занимаетесь теперь?
Я вернулся в компанию, которую основал вместе с друзьями еще в 2007 году и помогаю ей развиваться. Также больше времени уделяю семье, детям, читаю, занимаюсь спортом.
Ваша основная компания — стартап Travod, который занимается переводами. Как работает переводческий стартап в ситуации, когда есть ИИ СhatGPT, Deepl и другие, а также Google Translate.
В прошлом году, когда появились новые инструменты ИИ и особенно когда они стали показывать хорошие результаты в переводах, был некоторый спад, и мы это почувствовали. Но хочу отметить, что мы не занимаемся переводом обычных текстов. Мы переводим в основном технические тексты — например, руководства по использованию оборудования, в том числе медицинского, или отраслевые документы, где нужна высокая точность. Там допустимая погрешность крайне мала. Мы также переводим юридические документы, контракты и другие материалы, в которых просто не может быть ошибок.
С другой стороны, все еще есть много типов файлов, с которыми искусственный интеллект пока не справляется. Например, отсканированная книга, особенно если качество скана невысокое — ни один из инструментов, которые вы упомянули, не даст хорошего результата. Или брошюра в специальном формате, например, Corel или Adobe Photoshop — ИИ пока такие файлы не обрабатывает. Если говорить о медицинских или юридических документах, там часто бывают печати, рукописный текст, и ИИ пока с этим не справляется. Ограничения касаются и языков: самые хорошие результаты у ИИ пока при переводе на английский и обратно, но если нужно переводить, скажем, с английского на какой-нибудь африканский или азиатский язык, или даже на европейские, например, шведский или немецкий, то качество таких переводов чувствительных документов ниже.
Надо сказать, что машинный перевод — не новая вещь, и компании, работающие в переводческой отрасли, используют такие инструменты уже 15–20 лет. Если посмотреть отчеты по отрасли, видно, что крупнейшие мировые компании, специализирующиеся на переводах, как раз и способствовали развитию таких инструментов как Deepl (ИИ-переводчик) и других. И сейчас многие компании помогают улучшать ИИ-переводчики: сначала ИИ делает перевод, затем компании проверяют, редактируют и улучшают его.
То есть сейчас компании вроде вашей используют ИИ для перевода, а потом редактируют его?
Да, мы используем такие инструменты уже больше 10 лет, это называется TAP — Translation Editing Proofreading: сначала используется машинный перевод, потом человек проверяет результат и исправляет ошибки.
Как устроена ваша компания c учетом, что вам нужны переводы на языки африканских стран. В Молдове есть люди, знающие такие языки?
На самом деле наша инновация была в том, что мы с самого начала не брали в штат ни одного переводчика. Наши переводчики — фрилансеры со всего мира. В базе данных у нас было более 30 тыс. переводчиков, которые работали более чем со 120 языками. У нас есть менеджеры проектов, которые при поступлении заказа используют нашу техническую платформу, которая автоматически проверяет, что нужно перевести, информирует переводчиков и подбирает лучшего специалиста для конкретного задания. Сейчас большинство мировых компаний используют именно такой подход — работу с фрилансерами.
Кто ваши основные клиенты и из каких стран?
Примерно поровну Европа и США. Есть проекты из Азии, иногда бывают заказы на африканские и латиноамериканские языки. Сначала мы работали с крупными переводческими агентствами, которым не хватало собственных ресурсов, и они отдавали нам заказы. Позже стали выходить на клиентов и напрямую — например, производителей техники, автомобилей. Среди клиентов были и Amazon, и Google. Помню, в 2009 году офис Google в России попросил нас перевести с румынского на молдавский. Мы объяснили им, что это один и тот же язык, в итоге сделали не перевод, а локализацию — адаптировали лексику под особенности, используемые в Молдове.
У вас есть еще какие-либо бизнесы?
Нет, других бизнесов нет. Есть отдельные проекты, над которыми работаю, но они пока не приносят дохода.
«Надо инвестировать в то, что вам действительно нравится и интересно»
Я видел ваше давнее (задолго до правительства) выступление на Tedx, где вы рассказывали, как с 18 лет пробовали создавать разные бизнесы. Куда, по вашему мнению, сейчас стоит инвестировать молодым людям?
Сейчас есть очень много направлений для инвестиций. Я не думаю, что есть какая-то универсальная отрасль. Главное, инвестировать туда, в чем вы хорошо разбираетесь и что вам действительно интересно. Если человек занимается тем, что ему нравится и в чем он силен, вероятность успеха выше. Например, если вы увлекаетесь HR, открывайте бизнес в HR, если интересуетесь робототехникой, значит, займитесь робототехникой. Это мой главный совет.
Вы увлекались переводами?
Нет, меня не интересовали сами переводы, меня интересовал маркетинг и технологии. Когда мы запускали компанию, я увидел, что в области переводов есть проблема доступа: клиенту было неудобно получать услуги. Мы первыми в Молдове сделали онлайн-платформу, где все происходило через сайт — от заказа до получения готового перевода и оплаты. Тогда, в 2007–2008 годах, это была новая модель.
Как вы считаете, профессия переводчика в будущем останется?
Она останется, но изменится. Не будет больше классических переводчиков, которые просто переводят текст с начала до конца. Будут, скорее, инженеры-переводчики, которые должны уметь не только переводить, но и использовать технологии, работать с разными типами файлов, уметь немного дизайнерить. Например, если у вас есть маркетинговая брошюра в сложном дизайне, и вы переводите ее на другой язык, там приходится менять и верстку. Пока ИИ с такими задачами не справляется. Кроме того, всегда останется спрос на экспертов-лингвистов, которые помогают улучшать ИИ и следят за языковыми изменениями.
«Меня ежедневно публично атаковали»
Давайте немного о вашей работе в правительстве. Вы говорили, что ушли, потому что считалось, что ваша публичная репутация вредила правительству. Почему именно ваша?
Все просто, я уже много раз отвечал на этот вопрос. Меня ежедневно атаковали, практически не было ни одного дня без публичной атаки. Думаю, потому что я с первых дней отвечал за энергетический сектор, и мне приходилось принимать сложные решения, в том числе о разрыве зависимости Молдовы от «Газпрома». Уверен, что Кремль делал все возможное, чтобы через СМИ и пропаганду искажать наши усилия по установлению энергетической независимости. Были и записи разговоров российских спецслужб, где они прямо говорили, что в случае, если нет доказательств коррупции министров, надо их выдумать.
Кроме того, я занял жесткую позицию в отношении судебной реформы. Еще в начале работы говорил внутри команды, что нельзя реформировать систему с людьми, которые ее создавали, их нужно было сразу убрать, чего, к сожалению, не сделали, а некоторых даже повысили. Лишь спустя время их начали отстранять. Возможно, это и разозлило многих. Я видел довольно странную реакцию со стороны некоторых силовых или правовых структур, которые буквально «на конвейере» запускали всевозможные дела. И даже не делали это официально, а вбрасывали в Telegram, распространяли слухи, не предоставляя ни одного доказательства. Ни одного доказательства не было представлено ни против меня, ни в отношении моей деятельности в министерстве. И последней каплей, вероятно, стали крупные интересы в определенных секторах, которыми я управлял, например, в строительстве. Думаю, все в строительной отрасли знают, что мы не допускали коррупции, мы не позволяли действовать незаконно, мы блокировали любые попытки получить градостроительные планы или другие разрешения без соблюдения закона.
Кто стоял за кампанией против вас: Москва или местные коррупционеры?
Я думаю, это была комбинация. Не могу сказать, что кто-то один. Было видно невооруженным глазом: не было ни дня без атак, в основном в Telegram, атак без каких-либо доказательств, просто слухи и домыслы.
«Парковка в Леова-Бумбата — это инфраструктура на 30, 40, 50 лет»
В одном из интервью вы сказали, что вас часто называли коррумпированным, но никто не смог это доказать. Я не прокурор, но у меня есть конкретные вопросы по проектам, которые вы курировали. Например, проект строительства подъездной дороги к КПП Леова-Бумбата и понтонного моста через Прут. Непонятно, зачем там построили большую парковку для большегрузных машин, если там нет капитального моста.
Напомню, как вообще было принято решение о строительстве этого инфраструктурного объекта. Это было сразу после нападения России на Украину. Тогда решение принималось практически мгновенно. После атаки Российской Федерации на Украину практически весь украинский транзит шел через Молдову. Если вспомнить, тогда на пунктах пропуска стояли очереди, иногда более 10 километров. Это было и в Леушенах, и в Джурджулештах и на КПП Костешты-Стынка. Тогда в правительстве стали думать, как улучшить логистические цепочки и уменьшить эти очереди. Одним из быстрых решений было вернуться к обсуждению строительства моста в Леова-Бумбата, потому что этот вопрос поднимался не впервые — проект моста существовал давно.
Тогда МВД Молдовы вместе с МВД и министерством транспорта Румынии и нами [правительством] решили построить понтонный мост, чтобы пустые грузовики могли пересекать границу. Не груженые, а именно пустые. Этот понтонный мост позволял бы проходить пустым грузовикам, а также, возможно, меньшим машинам — например, маршруткам или курьерским автомобилям.
Зачем тогда построили большую парковку?
Парковка была построена в первую очередь для грузовиков и другого транспорта. Есть европейские нормы труда и отдыха для водителей фур. Государство обязано предоставлять площадки, где водители фур могут отдыхать. Если вы поедете в Европейский союз, увидите, что там очень много стоянок для грузовиков.
Почему тогда не построили такую парковку в Леушенах или Джурджулештах, где действительно большой поток фур, а построили там, где нет моста для тяжелых машин?
Это не вопрос «почему там, а не там». Такие объекты нужно строить везде, в том числе и там. Когда принималось решение о строительстве стоянки, это объясняли уже названной причиной. Вторая причина — согласно плану развития мостов через Прут, в будущем там должен быть построен капитальный мост, который в любом случае потребует парковки. Вот аргументы, почему там построили стоянку. Пока я был министром и, надеюсь, это продолжается сейчас, велась проектная работа и по парковкам в других зонах, например, в Джурджулештах. Обсуждались участки и в Леушенах, рассматривалась возможность государственных и частных партнерств. Это обычная практика в Европе, когда частные компании строят парковки у пунктов пропуска.
Но не кажется ли вам странным, что в Леушенах водители протестуют из-за отсутствия условий, а в Леова-Бумбэта парковка пустует?
Некоторые инфраструктурные объекты строятся на десятилетия вперед. Все это задумывалось как инфраструктура, которая будет использоваться в течение 30, 40, 50 лет.
«Есть очевидные причины: война и энергетический кризис»
Почему экономика Молдовы стагнирует, ВВП не растет, а экспорт стабильно падает?
У нас нет достаточного экономического роста. По экспорту ситуация немного иная. Если мы посмотрим объективно, а не будем просто писать апокалиптические посты, как делают некоторые, увидим, что в 2022 году экспорт значительно вырос, но этот рост был неестественным, и это важно понимать. В основном цифры 2022 года связаны с реэкспортом в Украину, потому что все, что шло в Украину или значительная его часть, проходило через Молдову, и это создало этот искусственный рост.
Сейчас идет корректировка к реальной ситуации, но если сравнить итоги 2024 года с 2021 годом или с тем моментом, когда PAS пришла к власти, то видно, что экспорт продолжал расти, и тенденция к росту сохраняется. Даже по некоторым секторам были рекорды, например, в сфере услуг. В то же время экспорт в сельском хозяйстве снизился, и не нужно этого скрывать — причина на поверхности. Несколько лет подряд была засуха, что объективно уменьшило объемы производства сельхозпродукции, а, значит, и объемы экспорта. То есть, по сути, это два фактора, которые объясняют текущую ситуацию. Что касается ВВП, действительно, есть проблема, и правительству и министерству экономики нужно искать решения.
Почему не удалось провести значимые экономические реформы, чтобы избежать нынешних проблем в экономике?
Я бы не стал оценивать работу своих коллег из министерства экономики. Думаю, будет логичнее пригласить, например, [экс-министра экономики Думитру] Алайбу или нынешнюю главу министерства, чтобы они ответили более подробно, потому что я действительно не знаю всех деталей. Но есть очевидные вещи. Все уже устали слышать про войну и энергетический кризис, но то, что нам это надоело, не отменяет самих событий. Война идет, и нужно понимать: один из важнейших факторов роста экономики — это прямые иностранные инвестиции. А когда у ваших границ идет война, естественно, интерес к инвестициям в такую страну снижается.
Соответственно, привлекать инвестиции гораздо сложнее, пока в нескольких сотнях километров идут бомбежки. Наверное, хотя я не знаю всех деталей, нужны какие-то другие, более креативные меры для перезапуска экономики в условиях войны.
Например?
Например, государственная поддержка бизнеса, которая только начала внедряться в этом году. Возможно, если бы этот механизм запустили раньше и больше ресурсов выделяли бы предприятиям, которые уже работают, создают рабочие места и которым можно помочь расти, это принесло бы больше пользы экономике. Я недавно читал, что первый контракт о государственной поддержке подписали только в марте. Если поговорить с предпринимателями, видно, что зачастую именно такая поддержка или финансирование, которые может дать государство, становятся тем, чего им не хватает для развития. Иногда нужно больше ресурсов, чтобы купить оборудование, сделать инвестиции, быстрее расти. Надеюсь, этот механизм даст результат в ближайшие годы.
«Криптовалюта — это будущее»
В вашей декларации о доходах за прошлый год вы указали криптовалюту. Вы доверяете криптовалютам?
Что значит доверяю? Я не уверен, что это вопрос о вере. Криптовалюта — это будущее. Почему? Потому что технологии, знаете, никто не может остановить. Мы движемся в этом направлении. Технология, лежащая в основе криптовалют, — это блокчейн, который используется все чаще. Это прозрачная, безопасная технология. Ее начинают использовать во многих секторах, не только для криптовалют. Я всегда интересовался новыми технологиями, поэтому наблюдаю за этим рынком.
Надо ли, по-вашему, легализовать криптовалюту в Молдове?
Да, я считаю, что нам нужно развивать законодательство для более прозрачной работы с криптовалютами, в том числе в Молдове. Это происходит и на уровне Европейского союза, и в США, и рано или поздно мы тоже к этому придем.
Планируете ли вы вернуться в политику?
Не знаю. На сегодняшний день таких планов у меня нет, а время покажет.
Но если не собираетесь возвращаться, зачем оставаться публичной персоной?
Я уже говорил об этом: я остаюсь публичным человеком, потому что занимал определенную должность. Но публичный человек —не значит, что он не должен высказывать свое мнение. Демократия строится на ценностях и правах, которые общество завоевывало очень долго и тяжело. Одно из таких прав — свобода выражения мнения, есть также право на протест и другие. Мы обязаны как граждане высказываться, когда считаем нужным. И как это было на выборах в Румынии, так же буду и дальше говорить о темах, которые считаю важными. Так строится сильная демократия — с активным гражданским обществом, с людьми, которые выражают свое мнение, и это помогает обществу лучше контролировать государство.
Это сокращенная текстовая версия интервью. Полную смотрите на нашем YouTube-канале.