На проходящем в Нидерландах процессе по делу о крушении рейса MH17, сбитого в 2014 году над Донбассом, приступили к заслушиванию показаний родственников погибших пассажиров рейса MH17. На выступления родственников судьи выделили 10 заседаний в течении трех недель, так как высказаться решили почти 100 человек. Каждое выступление эмоционально: с трудом сдерживают слезы судьи, адвокаты и даже переводчики. NM приводит фрагменты из некоторых выступлений. Предупреждаем — их больно читать.
Судебный процесс идет над тремя россиянами и одним украинцем, которые в 2014 году активно участвовали в деятельности самопровозглашенной Донецкой народной республики. По версии обвинения, именно они сопровождали российский «Бук», сбивший малайзийский лайнер рейса MH17. В 2019 году прокуратура Нидерландов предъявила им обвинения в убийстве, а в марте 2020 начался судебный процесс.
Родственники рассказывают о том, как смерть родных и близких повлияла на их жизнь. Кто-то пострадал психологически, а кто-то физически и финансово. Некоторые полагают, что часть ответственности может лежать на Украине, которая не закрыла воздушное пространство над Донбассом. Кто-то выдвигает обвинения не только в сторону подсудимых, но и в адрес России или даже лично Путина.
Роб Фредрихс и его супруга Силене потеряли в авиакатастрофе своего сын Брайса и его подругу Дейзи Улерс.
«17 июля — день, который я и моя семья никогда не забудем. Он навсегда останется отпечатанным в нашей памяти. 17 июля 2014 — день, когда была вырвана часть моего сердца. Моя жизнь изменилась навсегда»
Роб Фредрихс
В этот день моя жизнь изменилась навсегда. Часто говорят, что мужчина не должен плакать. Я выл. Я кричал, у меня была истерика. У меня забрали моего единственного сына Брайса и его подругу Дейзи. Их сбили в небе ракетой «Бук». То, что должно было быть каникулами мечты, стало кошмаром. Они попали на войну, к которой не имели ни малейшего отношения.
Мы никогда больше не будем играть в футбол по субботам. Никогда он меня больше не окликнет: «Пап, ты где? Пошли есть!»
Когда я пишу об этом, я снова возвращаюсь в то время, перехватывает дыхание, замирает сердце. Меня разрывают эмоции, охватывает злость, я плохо сплю. У меня проблемы с памятью и концентрацией. Боль все время усиливается. Я не могу больше нормально жить.
Каждый раз, когда я вижу в небе самолет, у меня возникает чувство страха — его ведь не собьют? Пока я буду жить, мое сердце будет обливаться кровью. Но я надеюсь на честный приговор.
Более всего меня огорчает, что те, кто это сделал, не хотят принести извинения. Они все отрицают. Никто из них не считается с чувствами и болью родственников. Это трусливые убийцы без чувств и без совести. Они продолжают лгать и искажать истину. Самое болезненное — это их отрицание своей ответственности.
Силене Фредрихс
Силене принесла в суд урну с прахом сына и его невесты и поставила ее рядом с микрофоном, в который произносила свою речь. «Ваша честь, я пришла сюда с урной, в которой находится прах наших детей. Я не могла ее не взять. Так они будут тоже рядом», — сказала Силене.
Помню, как мы приехали в отель при аэропорте, где был организован кризисный центр для семей погибших. На входе был указатель с надписью «Родственники погибших на рейсе MH17». Это я. Я родственница погибшего. Мне стало плохо.
А затем сотрудник кризисного центра спросил у меня: «Что вы хотели бы знать?» Я говорю: «Есть ли они в списке пассажиров?»
— Как их зовут?
— Дейзи Улерс?
— Есть.
— Брайс Джесси Фредрихс?
— Да.
Земля ушла из-под ног. Конечно, я знала, но теперь это было официально. Сотрудник KLM сказал, какие у них были места в самолете. Это было рядом с местом, где взорвалась ракета. <…> И все это время, я их видела перед собой. Слышала, как они кричат: «Мам, забери, пожалуйста, забери нас». Я хотела их забрать! Но как?
<…> Они смогли идентифицировать левую ступню Брайса. Она сгорела настолько, что невозможно было понять, что это была ступня. Мы радовались сгоревшей ступне.
И все это время останки наших прекрасных детей продолжали лежать в холодильной камере морга, где-то на территории военной части в Хилверсюме, за забором. Нам не разрешали туда приехать, нам сказали ждать. Один раз мы все же поехали и стояли у забора. Это было так жутко! Они лежали там, за тем забором. Так близко и так недосягаемо.
<…> До сих пор жду, что они вернутся домой. Каждый раз, когда я в городе вижу высокую девушку с черными длинными волосами, я всматриваюсь — может, это Дейзи? Я продолжаю их искать. Всегда. Везде.
Риа ван дер Стеен потеряла в авиакатастрофе своего отца и его жену, свою мачеху.
«Они лгут. Мы знаем, что они лгут. Они знают, что мы знаем, что они лгут», — начала она своё выступление с цитаты Солженицына.
Я знаю, на ком лежит ответственность. Я процитировала Солженицына в оригинале для тех, кто сегодня слушает меня от лица российского режима.
20 августа 2015 года мы поехали за останками отца и Корнелии [мачехи]. Мне было дурно. Я не знала, чего ожидать, удастся ли мне справиться. <…> Я пошла в специально подготовленную комнату и увидела две маленькие коробочки, в которых были останки моего любимого отца и [его жены] Нелл.
Я открыла коробочки, внутри были два маленьких пакетика с костями. Я взяла их в руки и крепко прижала к себе. Логически я понимала, что это они, но эмоционально не хотела принимать.
Я так и не смогу окончательно попрощаться с ними, по крайней мере пока ответственных за их смерть не признают виновными. Тогда, я надеюсь, я наконец смогу попрощаться и отпустить их.
