(ВИДЕО) Два месяца в бункере «Азовстали». Интервью NM с женой защитника Мариуполя

Настя больше двух месяцев прожила со своим четырехлетним сыном Ваней в бункере завода «Азовсталь». Два месяца без лекарств, полноценной еды, под постоянными обстрелами и ударами авиабомб. Ее муж в это время защищал завод в составе Нацгвардии. Насте предстояло пройти фильтрацию, допросы российских спецслужб, узнать, что ее муж ранен, а после эвакуации военных с «Азовстали» — попал в плен. Свою историю Анастасия Михилева, жена защитника «Азовстали», рассказала в интервью корреспонденту NM Виталию Шмакову.

*Интервью было записано уже в Киеве, куда Настю вместе с сыном привезли волонтеры. Смотрите видео-запись интервью. Ниже также представлена расшифровка.

«Просто жили, пока нам не отключили воду, газ, свет»

Мы жили в Приморском районе. Это недалеко от моря, 10 минут пройтись. У меня была полноценная семья: я, мой сын Ваня и муж. Мы жили втроем. Я работала в аптеке. Муж — военный. Ваня ходил в садик. Ну, все как у всех. А 24-го числа все у нас поменялось.

Утром, где-то в районе 08:00, мне муж звонит и говорит: «Забирай все документы из дома, и бери вещи на три дня». Мы думали, что максимум до месяца у бабушки пересидим это, и все. Тогда никакого даже вопроса об эвакуации не было.

Надеялись, что это все быстро закончится. Просто жили, пока нам не отключили воду, газ, свет. Девятого числа пришел Андрей, и сказал: «Если я вас не эвакуирую на завод, вы здесь не выживете».

«Он приносил нам в бункер муку и консервы под обстрелами»

Мы приехали в бункер на «Азовсталь». Там были и собаки, и дети, и взрослые. Много людей было: у нас в бункере было 42 человека, восемь детей. В основном всем детям по 10-12 лет. У нас самый младший — 4,5 года.

Там два выхода было: длинный коридор, один выход из бункера и второй. Во время сильных обстрелов мы старались бежать в серединку между ними. И все стояли, ждали, когда это закончится. А потом расходились по своим делам [по бункеру].

Сахар, чай, какую-то еду мы пытались добывать на улице. Было не страшно, но очень мало кто выходил. Надеваешь каску заводскую, и выходишь на улицу для добычи чего-нибудь. Нашли как-то, я помню, яблоко. И оно уже немножко было сморщенное. Но нормальное. Так мы его на долечки порезали, всем детям раздали.

К нам, наверное, раз в три дня старался приходить мой муж. Он приносил нам муку, консервы. Это все тоже было под обстрелами. У него форма — бронежилет, автомат, каска… Это все весит много. И он еще к себе приматывал эти мешки c с едой, и так бежал от своего бункера до нашего. Ему надо было бежать в районе часа, наверное, это далеко было.

Он приходил, проверял, все ли с нами в порядке, какие-то новости нам рассказывал. Там и связи же никакой не было. Потом 6 апреля он пришел, и говорит: «Вам отсюда уходить надо. Седьмого числа за вами приду». И ушел. И не вернулся. Седьмого числа он получил ранение, его забрали в госпиталь.

«Зеленый коридор несколько раз срывался»

В один момент к нам в бункер зашел солдат, и я его узнала. Он из нашей части был. Я к нему подошла, и начала расспрашивать, где мой муж, что с ним, почему он не приходит. Он мне пообещал, что узнает. «Напиши записку», — говорит. Связи не было, и телефонов не было ни у него, ни у меня.

Мы вместе с Ваней написали записку, Ваня писал. Через три дня солдат принес ответную записку и сказал, что мой муж находится в госпитале. У него было два ранения, в плечо. Он писал, что все в порядке.

Там в записке было написано кодовое слово. Если бы его не было, я бы никогда не поверила. Я думала бы, что меня просто успокаивали. Там было написано первое слово «звездочка». Только он знал и наша семья, что меня так мама с самого детства называет — «звездочка». Он написал: «Со мной все в порядке, я как смогу, я сразу к вам».

Потом началась эвакуация. Говорили, что будет «зеленый коридор», будут нас вывозить. Но «зеленый коридор» несколько раз срывался. Мы выходили, но начинались обстрелы, и мы обратно заходили. Так было примерно в течение недели точно, пока уже не взялся за это «Красный крест», когда пришли уже другие солдаты. Они уже официально сказали: «Так и так, собирайте вещи, какие у вас есть. Может быть, к вам придут и скажут, что у вас минута на сборы перед выходом».

«Ты сидишь, и напротив сидит их военный»

Наступил день, когда нас эвакуировали. Нас выводили трое солдат. Очень тяжело мы выходили, и приседали, и прятались. Был момент, когда начала летать квадрокоптер. И они говорят: «Прячемся, потому что они нас могут видеть». На проходных завода мне говорили не рассказывать о том, кто мой муж, и вообще придумать какую-то историю, что он не военный. Мы же потом фильтрацию проходили.

Уже за несколько дней до этого мы понимали, что, наверное, так и будет. Мы Ване рассказывали историю, что его папа ушел в море. И мы вышли, нас встретил «Красный крест», и нас повезли на эту фильтрацию.

На фильтрации у нас проверяли все вещи, брали отпечатки пальцев. В телефоне у меня не было никаких фотографий с мужем, вообще никаких, даже обычных, ни номеров телефона.

Когда мы заходили в палатку, у нас осматривали часть ключицы, смотрели на руки, ладошки. Осматривали женщины, но все равно было не очень приятно. Потом нас провели в палатку, где нужно было писать полную объяснительную. Ты сидишь, и напротив сидит их военный, и ты пишешь объяснительную, как ты попал на завод, кто тебя туда привел.

Мы, моя семья, придумали историю такую, что мы пришли на завод с соседями. Когда мы писали эту объяснительную, подошел солдат со своим телефоном и начал показывать мне на телефоне фотографию моего мужа, где он в форме с другим солдатом. У меня этой фотографии не было. И откуда она взялась у них, я до сих пор не знаю.

Он начал спрашивать. Говорит: «А это не твой ли случайно муж?». Я говорю: «Нет». Я четко держала позицию, что у меня муж в море, он в рейсе, и вообще не знаю, где он сейчас находится. И потом он достает фотографию, а там муж держит Ваню. Ване, наверное, месяцев восемь. Он сидит у нас в зале, на диване, в обычной одежде. Там понятно было… Говорит: «Это тоже не он?» Тогда пришлось сказать, что это он.

Когда это все прошло, мою семью забрали. «Красный крест» расселил их по палаткам. Там были раскладушки с подушками, с одеялами. Они у нас спрашивали: «Вы не переживайте, как вам условия наши?». Для нас тогда после бункера эти условия были идеальными: там и печка была, и тепло. В бункере было очень холодно.

Но меня долго не забирали. И я с Ваней сидела до вечера, уже к шести часам было, а вывозили нас еще с утра. И я попросила, чтобы Ваню забрали с бабушкой. Спросила, почему меня не забирают. Мне военный сказал оттуда: «К вам у нас дополнительные вопросы».

Потом меня забрали в другую палатку, где проходят допросы. Там все спрашивали фамилию, в какой части, где, на каких точках Андрей мог стоять, что он делал. Они мне называли из какой он воинской части. Я этого не говорила им, они знали, откуда он. Они мне назвали его должность, его звания. Они мне говорили: «Если ты не дашь правильную, полную информацию, или хотя бы какую-то полезную, тогда ты здесь останешься. Мы тебя не отпустим».

«Почему ко всем папы возвращаются, а ко мне нет?»

Я сразу хотела ехать в Запорожье, в Украину выезжать. Они говорили: «Зачем тебе ехать в Украину? Тебе будет лучше в Донецке. Да мы тебе поможем в Донецк выехать, там хорошая жизнь. И вообще, что ты в этом Запорожье забыла? В Запорожье делают то же самое, что в Мариуполе. И вообще делать там нечего. Лучше в Донецк едь».

Наверное, в районе 12:00 меня отпустили. Я пошла к «Красному кресту», и начала рассказывать им, как все было и что случилось. Думала, хуже уже не будет. С «Красным крестом» был мужчина из ООН. Он мне сказал тогда: «Я беру тебя под опеку, и ты можешь не переживать, я тебя вывезу». Мы там находились, наверное, двое суток. Только возле нашей палатки постоянно, и ночью, и днем дежурили военные.

Когда мы приехали в Запорожье, уже и не верили, что все может закончиться, и мы уже в Украине. Это был самый, наверное, приятный момент, когда мы едем, а вокруг — поле. Мы тогда еще с тетей ехали в автобусе и ревели.

Запорожье — это первый город, где мы вышли просто в тишину. Там была такая аллейка. Мы выходим на аллею, говорю Ване: «Давай, купим мороженое. За все это время…». Мы пошли за мороженым. Он идет и говорит: «Почему ко всем папы возвращаются, а ко мне нет?». А ему не могу объяснить. Потому что сама не смогла вернуть.

«На связь он не выходит»

18 мая числа его эвакуировали с «Азовстали», тогда всех выводили. И на видео я увидела его, именно его, крупным планом. И с этого момента я начала звонить везде, и спрашивать, есть он или нет его, где он находится.

Мне в списках не подтверждали. Мне говорили, что его нет даже в списках эвакуированных. Его нет. Я пыталась объяснять: «У меня с головой все в порядке, я же его вижу. Как это его нету? Он есть».

Сначала его подали как «без вести пропавшего», пока он висел, его искали. И потом 24 мая мне позвонили из штаба, по-моему, Верещук, и она сказала, что его добавили в список. То есть неделю он висел просто как без «вести пропавший», он «нигде» был, в подвешенном состоянии.

Все, что можно было, я уже все сделала. На связь он не выходит. Я знаю, что кто-то звонил оттуда, где он сейчас находится. Позвонили и сказали, что он жив, сказали, что здоров более-менее, ранения заживают. Но слышать — мы его не слышали.

Очень скучаю. Хочу, чтобы мы были вместе. Правда, больше ничего не надо. Сейчас моя самая главная цель — достать его из плена, чтобы он вернулся в семью, и жил с нами.

***

P.S.

Позже Настя с сыном все-таки попала в Киев. Туда ее привезла волонтерка Дарья Хомицкая, которая помогает семье до сих пор. Недавно Настя узнала, что ее муж, нацгвардеец Андрей Михилев, содержится в колонии в селе Оленовка на неподконтрольной Киеву территории Донбасса.

29 июня, в результате самого крупного с начала войны обмена пленными, домой вернулись 144 украинских военных — 95 защитники «Азовстали». Мужа Насти среди них не было.

 


Хотите поддержать то, что мы делаем?

Вы можете внести вклад в качественную журналистику, поддержав нас единоразово через систему E-commerce от банка maib или оформить ежемесячную подписку на Patreon! Так вы станете частью изменения Молдовы к лучшему. Благодаря вашей поддержке мы сможем реализовывать еще больше новых и важных проектов и оставаться независимыми. Независимо от того, как вы нас поддержите, вы получите небольшой подарок. Переходите по ссылке, чтобы стать нашим соучастником. Это не сложно и даже приятно.

Поддержи NewsMaker!

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие материалы

3
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

Партия коммунистов (ПКРМ), а за ней и Партия социалистов (ПСРМ) 5 июня объявили, что поддерживают предложение объединить оппозицию в преддверии парламентских выборов в раках платформы «За Молдову», выдвинутое 4 июня журналистами Людмилой Бельченковой и Дмитрием Чубашенко вместе с бывшим министром обороны Виктором Гайчуком. Коммунисты заявили, что подобный шаг может «воодушевить традиционный левоцентристский электорат», а социалисты отметили, что оппозиционным силам необходимо выработать единую стратегию действий.

В ПКРМ рассказали, что многие избиратели призывают формирование объединиться с другими оппозиционными силами перед парламентскими выборами, которые пройдут в Молдове осенью.

«Запрос на объединение оппозиции мы фиксируем по всей стране во время наших встреч с гражданами. Мы не можем его игнорировать. Действительно, в условиях идеологического и политического террора, развязанного властью, сплочение рядов могло бы стать универсальным ответом оппозиции на произвол, репрессии, правовой беспредел со стороны режима, позволило бы пресечь фальсификацию результатов выборов. Формирование большого оппозиционного фронта позволит вывести большинство общества из состояния обреченности, вернуть ему надежду на возможность избавления от прогнившей, некомпетентной, безответственной, продажной и предательской власти. Объединение перед лицом опасности уничтожения государства, неизбежного в случае сохранения действующего режима, ПКРМ оценивает как наиболее прагматичный и назревший шаг гражданского общества в интересах страны и ее граждан», — говорится в заявлении ПКРМ.

Социалисты также поддержали инициативу о создании платформы «За Молдову», отметив, что всегда поддерживали формирование общей оппозиции, а сейчас «разобщенность среди оппозиционных партий лишь способствуют усилению позиций действующей власти в лице Майи Санду и PAS».

«Общая задача всей оппозиции сегодня — объединить людей, а большинство населения Молдовы выступает против нынешнего руководства страны и хочет отправить этот режим на свалку истории. В условиях попирания всех демократических норм, узурпации власти, тотальной цензуры оппозиционным силам крайне важно выработать единую стратегию действий против нынешнего антинародного режима», — заявили в ПСРМ.

Напомним, 4 июня журналисты Людмила Бельченкова и Дмитрий Чубашенко, а также экс-министр обороны Виктор Гайчук призвали оппозицию объединиться против PAS. Для объединения оппозиции они создали платформу «За Молдову». NM рассказывает, зачем платформе объединять оппозицию и что за этим стоит.


Подписывайтесь на наш Telegram-канал @newsmakerlive. Там оперативно появляется все, что важно знать прямо сейчас о Молдове и регионе.



Хотите поддержать то, что мы делаем?

Вы можете внести вклад в качественную журналистику, поддержав нас единоразово через систему E-commerce от банка maib или оформить ежемесячную подписку на Patreon! Так вы станете частью изменения Молдовы к лучшему. Благодаря вашей поддержке мы сможем реализовывать еще больше новых и важных проектов и оставаться независимыми. Независимо от того, как вы нас поддержите, вы получите небольшой подарок. Переходите по ссылке, чтобы стать нашим соучастником. Это не сложно и даже приятно.

Поддержи NewsMaker!
Больше нет статей для показа
3
Опрос по умолчанию

Вам понравился наш плагин?

x
x

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: