Президент AMG-Holding НИКОЛАЙ ЧЕРНЫЙ недавно заявил о планах побороться за кресло мэра Кишинева. Корреспондент NM НИКОЛАЙ ПАХОЛЬНИЦКИЙ поговорил с бизнесменом о том, зачем ему это понадобилось, о его отношениях с Владимиром Плахотнюком и Вячеславом Платоном, а также о том, как он ведет свой сельскохозяйственный бизнес в условиях российского эмбарго.
«У меня нет политических амбиций»
— Недавно вы заявили о желании идти в мэры Кишинева. С чем это связано?
— Вы болеете за город Кишинев?
— Да.
— Я тоже. Вам нравится, что в городе есть и как все происходит? В каком состоянии город?
— Что-то да, что-то нет.
— Того, что не нравится, больше того, что нравится. Я хочу жить в нормальных условиях и чтобы и мои друзья, и все кишиневцы жили в хорошем городе. Но окончательное решение я еще не принял — думаю.
— Почему именно сейчас?
— Раньше я тоже хотел.
— Почему же не баллотировались?
— У нас для продвижения на какую-то выборную должность нужно быть членом партии. Независимым идти тяжело. Я как-то консультировался, советовался, хотел, но мне говорили «да» и продвигали членов партии. Сейчас, если я решу, я пойду независимым.
— Люди, идущие в политику, обычно преследуют какие-то свои цели. Какие цели преследуете вы?
— Я не иду в политику, я — хозяйственник. Я хочу своим умением правильно вести хозяйство обустроить город, сделать его комфортабельным. У меня нет политических амбиций. Если бы я хотел идти в политику — уже бы давно пошел.
— Вы же понимаете, что кресло мэра столицы — это политическая должность.
— Это не политическая, а хозяйственно-управленческая должность. Город должен быть чистым, обустроенным, должно быть тепло, должна быть горячая вода, дороги должны быть исправны.
— Кстати, о дорогах. В Молдове сейчас это практически национальный приоритет: строят, ремонтируют. Ваша компания EcoTehLider участвовала в каких-то проектах по строительству?
— Конечно, мы участвуем в тендерах — где-то выигрываем, где-то проигрываем. Но мы выполняем небольшой объем работ, где-то на 60-80 млн леев в год.
«Эмбарго сыграло в итоге нам на руку»
— Ваш бизнес в основном сконцентрирован в сельском хозяйстве. Как на нем отразилось винное и фруктовое эмбарго, введенное Россией?
— Очень сильно отразилось винное эмбарго — ведь у нас есть винзавод (в AMG входит предприятие Сhateau Vartely.— NM). Мы вложили деньги в производство, и в третий раз за все время существования завода Россия запретила ввозить вино. То можно, то нельзя, то да, то нет. Для нас эмбарго было шоком.
У нас было налажено производство под российские объемы, шла реализация, было качество. И вдруг по политическим мотивам — хотя, конечно, было сказано, что дело в качестве,— Россия вводит эмбарго. И все. Мы ежегодно поставляли туда 1,5 млн бутылок, и в один миг все прекратилось. Притом что весь годовой объем — это 4 млн бутылок вина. Тут же упали объемы поставок в Казахстан и Белоруссию. Реализация упала в два раза, это был шок, это убытки.
Но мы смогли быстро все наладить: резко сократили затраты, переориентировались на ЕС. И сегодня уже вышли на те же объемы, но уже без поставок в Россию и Белоруссию. У нас лучше маржа, и, в конце концов, Сhateau Vartely дало небольшую прибыль. Это эмбарго сыграло в итоге нам на руку. Мы стали работать с рынками Китая, Японии, Тайваня, Индонезии и другими.
— Вы вышли на 4 млн бутылок в год?
— Да, но уже без России и Белоруссии.
— Куда поставляете больше — в Европу или в Азию?
— Европа стала брать очень много. Польша выходит на российские объемы. Кроме того, наше вино берет Германия, Скандинавские страны, хотя там госмонополия на алкоголь, но мы выигрывали тендеры. Еще возим в страны Балтии, Бельгию, Англию, Чехию, Словакию, Румынию. Даже Франция и Италия берут наши вина. Также берут США и Канада.
— В процентном соотношении сколько приходится на ЕС?
— Где-то 60%.
— Вы меняли технологию производства для поставок на другие рынки?
— Нет, технология осталась та же. Но мы заложили новые виноградники: привезли лозу из Франции и Италии, часть лозы ― наши местные сорта. Обучили технологов и специалистов, как выращивать виноград и как делать вино с самого начала. Качество каким было, таким и осталось. Через год мы будем выпускать наш коньяк — он уже произведен, сейчас на выдержке. Продавать будем как минимум семилетний. Дальше будут восьмилетние, десятилетние [коньяки] и так далее. Коньяк у нас шестой год на выдержке. Пятилетний не хотим пускать в продажу.
— На какой рынок вы планируете ориентироваться?
— Сейчас изучаем этот вопрос.
— Россия свой рынок закрыла, а ЕС до сих пор толком не открыл.
— Думаю, что мы найдем рынок сбыта для коньяков — они будут очень качественные. У нас стоит специальная перегонная установка — немецкая с тройным прогоном, катализатор на платине. Это новая передовая технология.
— Будет лучше, чем продукция брендов KVINT или CalarasiDivin?
— Поживем — увидим. Выпуск планируем начать в 2016 году.
— Многие виноделы жалуются, что очень тяжело продвигать свою продукцию в ЕС. Сhateau Vartely сталкивалась с такими сложностями?
— Было. Но наши продажи растут.
— С какими трудностями вы сталкивались?
— Когда заходишь на рынок первый раз, нужно оформить кучу бумаг. Сейчас стало проще, этих проблем нет.
— А попасть на полки супермаркетов было легко?
— Ну, не так просто. Нужно ездить делать презентацию, пропагандировать, убеждать. Самое главное — если попал на полку, надо соответствовать уровню и тому европейскому стандарту, к которому покупатель привык. Он как оценивает? Взял бутылку вина, выпил — ага, хорошее вино и недорогое. Он идет и дальше ищет это вино. В Польше мы продаем уже 1 млн бутылок в год, а начинали с нуля. Чехия, Словакия — то же самое: дошли до 200-400 тыс. бутылок вина в год.
— За счет чего молдавское вино может конкурировать с известными итальянскими или французскими винами?
— Качество, качество и еще раз качество. Больше ничем.
— Если Россия откроет вновь свои рынки, вы вернетесь?
— Вряд ли.
— Почему?
— Потому что вся наша продукция, все мощности уже переориентировались. Мы перестали делать простые и дешевые вина, и в Россию мы с ними не вернемся. Разве что придем с какими-то элитными, эксклюзивными винами, которые будут оценены. Но их нужно продвигать через сети хороших ресторанов, фирменные магазины, не просто так.
«Мы стараемся работать без взяток»
— Ваша компания AMG-Kernel занимается садоводством. Сказалось ли на компании фруктовое эмбарго?
— У нас небольшие сады. Да, раньше мы все отправляли на экспорт — к нам в сады просто приезжали и все забирали. В этом мы почти все сдали на сок.
— Компенсации получили?
— Пока нет, но, может, получим. Вообще же, вопрос компенсаций — очень серьезен. В Сhateau Vartely мы закладываем виноградники, существует программа субсидий под это. Но нам их просто не дают. Почему? Коррупция! Придумывают массу причин, по которым нам нельзя выдать деньги. Я говорю открыто — пока не дашь откат от субсидий, ничего не дадут. Найдут тысячу причин, еще и провокацию организуют, обвинят нас в каких-то нарушениях.
— А где именно коррупция, в Агентстве по интервенции и платежам в сельском хозяйстве (AIPA)?
— В том числе и там.
— И какой откат там хотят?
— Не знаю. На переговоры об откатах мы не идем. Но я знаю, что именно по этой причине мы не получаем субсидии, которые нам положены, хотя все документы оформлены. Мы живые производители, мы не просто оформляем заявки и получаем деньги. Некоторые, кстати, так деньги отмывают. Мы же заложили 15 га виноградника, нам положены субсидии, мы хотим их получить — но нет. Нам не дают.
— Как вы оцениваете ситуацию с контролирующими органами в Молдове, в частности с налоговой, таможней. Многие предприниматели жалуются на них.
— У нас тоже бывают вопросы, мы все выясняем, проясняем. Давление чувствуем, иногда не совсем корректное. Если у нас не получается доказать свою правоту так, то идем в суд.
— И выигрываете?
— Да.
— Легко ли это, учитывая состояние судебной системы?
— Что значит «легко»? В суде ничего легко не бывает. У нас работает целый юридический департамент, люди в нем очень много работают. Есть вопросы, есть проблемы. Мы должны защищать свои предприятия. Мы для чего работаем — чтобы зарабатывать Я не берусь категорично утверждать, но в России есть порядок. Там если предприятие ничего не нарушает — сейчас даже закон об этом должны принять,— то три году туда никто и не полезет с проверками. И вообще, есть порядок — одна проверка в два года. Если нет какого-то криминала там — нечего трогать. А у нас каких только проверок нет: и экология, и санэпидемстанция, и пожарные, и какие-то инспекции, и так далее и тому подобное.
— Просят взятки?
— Думаю, что да. Я, в общем-то, не соприкасаюсь с ними, у нас есть руководители предприятий, они за это отвечают, занимаются этим.
— Если взятки просят, как решаете?
— Я не решаю, но знаю, что эти явления есть. Мы стараемся работать без взяток, у нас есть юридические службы, мы идем в суд и доходим до европейских судов.
— И есть процессы, выигранные в Европе?
— Да, есть.
— Сколько выиграли?
— Не буду отвечать на этот вопрос. Просто было и все.
— Вы занимаетесь еще и производством грецкого ореха.
— У нас будет самый большой сад грецкого ореха в Европе — уже около 1 тыс. га заложили, а планы — увеличить до 3 тыс. га. Мы не просто сажаем деревья, мы подвели научную базу, у нас есть питомник, где выращивают саженцы. На них очередь на два года вперед. Мы оставляем сколько нужно себе, а все остальное уже фактически куплено — подписаны контракты, выплачены авансы. Эта продукция востребована, ее не хватает в республике.
— Ореховодство является одной из наиболее прибыльных сфер в сельском хозяйстве. Молдова входит в десятку мировых экспортеров грецкого ореха.
— Абсолютно верно, этот бизнес дает хорошую прибыль, но ее нужно долго ждать. Чтобы вырастить орех, два года нужно только заниматься саженцем. Потом еще восемь лет ждать урожай. Плюс в Молдове есть определенная специфика: за деревом нужно не только ухаживать, его еще надо охранять. Молодой саженец не дает урожая, но его все равно воруют.
— Слабое развитие отрасли связано с тем, что нужно долго ждать? Ведь кроме вас практически никто орехами не занимается.
— Саженцами — да. А вообще в Молдове орехом засажены довольно большие площади. Есть одна фирма, я не хочу ее называть, она находится под протекторатом очень известного человека, государственного деятеля Молдовы. Они уже около 700 га посадили.
— Имеете в виду лидера ЛДПМ Владимира Филата?
— Я сказал то, что сказал. Не приписывайте мне ваши слова.
— А куда вы экспортируете орехи?
— Сады только начали давать урожай. В этом году у нас было около 50 тонн — и все сразу забрали в Саудовскую Аравию. У нас действует принцип выращивать только то, что будет востребовано и предварительно выкуплено.
«Если человек купил акции банка, он уже занимается рейдерской атакой?»
— Недавно вы приобрели 4,41% акций Moldova-Agroindbank (MAIB). У кого купили акции?
— Как у кого? На рынке, на бирже.
— У какого-то конкретного акционера?
— На бирже.
— А кто вас выдвинул в админсовет MAIB? Для выдвижения нужно 5% акций, а у вас всего 4,41%.
— Кто сказал, что нужно 4% или 5%?
— По закону нужно.
— Акционеры на собрании [выдвинули]. Вот меня выдвинули как человека, которого знают. Кто-то из акционеров или группа акционеров.
— А кто?
— Не знаю. Я даже не был на этом собрании. Мне передали, ну и потом, я еще и акционер банка. Я не знал, что по закону необходимо 5%.
— На рынке ходят слухи, что 40% акций MAIB принадлежат бизнесмену Вячеславу Платону.
— Не знаю, но думаю, что это не так.
— Не так?
— Нет. Да, что-то у него есть, но сколько ― я не знаю. Мы видимся редко, редко общаемся. Я знаю, что у него есть какие-то акции, но не так много, чтобы влиять на какие-то процессы. В управлении банка он участвует через своих представителей.
— То есть все же управляет банком?
— Нет, управляют банком акционерное собрание, совет директоров и президент банка со своей командой. Я ни разу не слышал, чтобы Платон давал им какие-то указания или вмешивался в операционную деятельность.
— А у вас с господином Платоном какие отношения? Вы партнеры или просто знаете друг друга?
— Я его знаю, он меня знает. Я хорошо к нему отношусь. Я кот Леопольд, я со всеми хочу жить дружно. И с ним тоже. Он нормальный человек, нормальный бизнесмен. Я проблем никаких [с ним] не имел никогда, не имею и сейчас, несмотря на то, что там у нас есть общие интересы.
— У вас с ним общий интерес только в банковском секторе?
— Только в банковском секторе, больше нигде.
— Имя Вячеслава Платона часто упоминается в связи с рейдерскими атаками.
— Назовите.
— На MAIB, на Victoriabank.
— Какие рейдерские атаки были на MAIB?
— Довольно странным образом менялись акционеры.
— Слушайте, идите вы тоже покупайте акции на рынке. Чего вы не идете?
— Денег таких нет.
— Хорошо, пусть кто-то идет и покупает. Это что, если человек купил акции банка, так он уже занимается рейдерской атакой? Он что, бесплатно что-то взял или насильно? Если есть такие явления в Молдове, то, я думаю, это относится в большей степени не к Платону, а к кому-то другому. Назовите мне, где он что-то захватил или прихватил.
— У некоторых акционеров MAIB таинственным образом пропадали акции.
— Я такого не знаю. Вы конкретно знаете — пожалуйста. Прежде чем что-либо говорить, нужны факты, а не просто сплетни.
— Принял ли админсовет банка решение о продаже 6,2% акций, находящихся в казначействе?
— Приняли. На бирже запланировали продать. Пусть кто хочет идет и покупает.
— Конкретного покупателя пока нет?
— Что значит «конкретный покупатель»? Все продается через биржу, через тендеры. Идешь на биржу и покупаешь, кто купит — заранее никто не знает. Акции лежали мертвым грузом в банке, совет директоров принял решение пустить эти деньги в оборот. Зачем они должны лежать мертвым грузом. И я поддержал руководство банка, как член совета директоров.
— Когда акции будут выставлены на продажу?
— Я не знаю, это уже не мое. Там существует порядок, процедура — что, как и так далее. Я не знаю, что и когда будет.
— Как вы в целом оцениваете ситуацию на банковском рынке?
— Если экономика будет падать, а она обязательно упадет, то на ситуацию повлияют и те 200-300 тыс. тонн яблок, которые мы не смогли отгрузить в Россию. Если нет притока валюты, то падает курс лея к доллару и другим валютам, это влияет на все банки. Есть банки, у которых большие проблемы с невозвратными кредитами, а ресурсных фондов не хватает для покрытия каких-то исторических кредитов. У таких банков будут проблемы. В MAIB такого нет. Банк чувствует себя уверенно, нормально. Есть некие трудности, но незначительного характера, и такие вопросы могут быть покрыты за счет фондов риска, в которых средства накапливаются много лет.
«Мы ставим вопрос ребром: или вакханалиям будет положен конец, или мы снимаемся»
— Не так давно появилась новость, что ваш клуб «Зимбру» снимется с чемпионата Молдовы по футболу. Это правда?
— Не исключено. Будем обсуждать этот вопрос с Молдавской федерацией футбола (МФФ). Но вообще-то, что случилось 7 декабря (в матче «Зимбру»—«Дачия» судья дважды назначил пенальти в ворота «зубров».— NM), и то, что делают судейские команды,― это беспредел, который мы дальше терпеть не намерены. Мы ставим вопрос ребром: или вакханалиям будет положен конец, или мы снимаемся.
— То есть окончательное решение не принято?
— Нет. Заявление было сделано в знак протеста.
— Какова вероятность, что команда снимется с чемпионата?
— Точно сказать не могу. Пока есть такое намерение. Команда деньги не зарабатывает, а только получает. И нам никто не помогает, деньги вкладываю я как владелец. И после всех усилий мы видим такое отношение. Поэтому в знак протеста мы можем снять команду, чтобы МФФ навела порядок при проведении чемпионата страны.
— Кому адресован ваш протест? Главе МФФ Павлу Чебану?
— Нет, Чебану тоже хочет, чтобы был порядок. Против судейского корпуса.
— В СМИ появилась информация о том, что бывший совладелец «Зимбру» Адлан Шишханов снова подумывает о партнерстве с вами.
— Нет, мы с Шишхановым больше не можем быть партнерами. Обязательства, которые он на себя брал, не выполнены по сей день. Мы не раз встречались, но пока не вышло ни предметных разговоров, ни партнерства.
— «Зимбру» может стать третьей командой, снявшейся в течение месяца. До этого были «Костулены» и «Верис». Это совпадения или тренд?
— Наверное, это случайность. Мы с Павлом Георгиевичем [Чебану] и МФФ хотим выйти на нормальный диалог. Наш протест должен помочь навести порядок. Если порядка не будет — мы снимем команду. Сейчас все зависит от МФФ: сможет ли федерация нормально организовать чемпионат. Шутки тут неуместны. «Костулены» снялись, «Верис» снялся. Если мы уйдем — снимутся и другие. Все, больше о футболе я говорить не хочу.
«Есть несколько крупных серьезных игроков, которые никогда не вступят в сговор по ценам»
— Существует ли сговор на топливном рынке?
— Нет. Налажена правильная система работы рынка нефтепродуктов. Когда-то я участвовал в ее разработке, после конца госмонополии. Есть несколько крупных серьезных игроков, которые никогда не договорятся между собой по ценам и другим каким-то делам. Почему? Потому что они конкуренты и нет монополии. Есть Lukoil, Bemol, Petrom, Rompetrol, Tirex-Petrol, Valiexchimp. Монополии нет ни у кого, никто не контролирует долю рынка более 20% (по итогам 2013 года на долю Lukoil-Moldova приходилось 32% импортированного в Молдову бензина, 31,7% дизтоплива и 25,8% сжиженного газа.— NM). На каждой заправке есть ценник. Кроме того, покупатели и продавцы договариваются между собой о каких-то скидках и общего сговора не существует. Цена на топливо зависит от [мировых] цен на нефть и нефтепродукты.
— Да, но стоимость нефти значительно упала, а цена пока не очень.
— Я бы не сказал, что не падает. Вы проследите, проанализируйте — и убедитесь, что цены упали вместе с падением цен на нефть. Но составляющая цена на топливо в Молдове на 60% зависит от налогооблагаемой базы, а 40% ― это цена нефтепродуктов. Плюс ко всему сейчас продается топливо, выработанное из более дорогой нефти. И еще государство каждый год повышает налоги.
— Министр экономики Андриан Канду два раза собирал нефтетрейдеров на совещание, и после этого все одинаково снизили цены.
— Государство для этого и существует, чтобы выступать регулятором. Еще есть Национальное агентство по регулированию в энергетике, которое тоже смотрит, что на рынке творится. Естественно, никто из продавцов не хочет отказываться от какой-то быстрой прибыли. Сейчас так получается, что падение цен на топливо не успевает за падением цен на нефть. А было время, когда ситуация была обратной: все время росла цена на нефть, а цены на местном рынке опаздывали.
— То есть цену на топливо отрегулировал Андриан Канду?
— Нет, рынок. Но Андриан Канду вмешался в связи с тем, что он был обязан в это дело вмешиваться, потому что продавцы немного тянули с этим вопросом.
— Если бы он не вмешался, цены бы упали?
— Конечно, это ― естественный процесс. Если ты получаешь нефтепродукт и хочешь больше продать, зачем тебе его держать — по высокой цене ты не продаешь. Что за удовольствие? Другие игроки привезут товар подешевле и продадут, а ты будешь сидеть со своим дорогим товаром. Поэтому опускает цену один, потом второй, потом третий…
«У меня все деньги вложены в бизнес, я их толком даже посчитать не могу»
— В Молдове по-настоящему состоятельных людей немного, но, в отличие от России или Украины, где регулярно публикуются рейтинги Forbes, наши богатые люди скрывают свое состояние. С чем это связано?
— С тем, что люди боятся говорить о своих деньгах. Чаще всего два мотива: просто боятся, потому что богатых у нас не любят, второй — боятся, потому что все нажито нечестно.
— В России и на Украине богатых тоже не особо любят, но рейтинги выходят.
— Там эти списки составляют какие-то аналитики. Вот вы думаете, если где-то написано, что у меня €300-400 млн, так оно и есть? Даже обсуждать не хочется. У меня все деньги вложены в бизнес, я их толком даже посчитать не могу. Но я знаю, где и сколько своих кровно заработанных денег я вложил.
— А сколько налогов выплачивает ваш холдинг ежегодно?
— Мы платим где-то десятки миллионов леев в год.
— А сколько вложили в это?
— Слушайте, это неэтичный вопрос, сколько вложил. Я могу только сказать, что это десятки миллионов евро.
— По-настоящему состоятельных людей в Молдове не так много. В каких вы отношениях с людьми вашего уровня?
— У меня со всеми нормальные, добрые отношения. Я же сказал — я кот Леопольд. Живу дружно со всеми, ни с кем не ссорюсь.
— С Владимиром Плахотнюком или Иланом Шором у вас какие отношения?
— А что у меня с ними? Мы мало знакомы, совместных бизнесов у нас не было, я не могу ничего сказать, ни хорошего, ни плохого.
— Как оцениваете их бизнес-качества?
— Я всегда преклоняюсь и восхищаюсь людьми, которые делают дело. Как они это делают, не мне судить ― для этого есть соответствующие органы власти, правоохранительные органы. Я восхищаюсь уровнем, которого они достигли. И, кстати, что плохого они сделали?
— У Владимира Плахотнюка самый высокий антирейтинг в этой стране.
— Вы у него лучше спросите, что он делает и как он делает и кто те люди, которые считают рейтинги. Я не исключаю, что сегодня-завтра и я появлюсь в рейтингах-антирейтингах, потому что хочу пойти на примара. Может, будут провокации, разные инсинуации и надо будет доказывать, ловить за руку, а я этим не занимаюсь.
