Она всегда знала, что будет защищать права человека. Еще учась на юрфаке, стала волонтером в Офисе народного адвоката, а затем устроилась туда на работу. В продолжении спецпроекта «JusticeInside. Люди внутри системы» NM публикует историю правозащитницы Дианы Мазнюк, которая рассказала, почему в тюрьмах и психиатрических больницах Молдовы все так плохо с соблюдением прав человека, как полицейские пытают людей, и какие проблемы обнажил случай солдата Марина Павлеску.
«Поняла, что именно этим и буду заниматься»
В том, как я выбирала будущую специальность, не было ничего необычного. Я всегда интересовалась историей, философией, политикой и решила, что все это связано с правом. Еще со времен лицея мне нравились дебаты. Но в конструктивной манере. Мне нравилось слушать, что говорят, и оспаривать это. Так я и решила поступить на факультет права.
Меня восхищал новый этап моей жизни. Я осознавала, что у каждого есть предрасположенность к определенной профессии, и если человек находит такую профессию, он становится ей очень преданным. Когда я училась в университете, поняла, что мне очень близка тема прав человека и именно этим и буду заниматься. Знала, что в Молдове есть Офис народного адвоката, но и представить себе не могла, что, окончив факультет, стану там работать. Ведь это престижное и требовательное учреждение. В 2018 году, еще будучи студенткой, устроилась туда волонтером. Там познакомилась со многими специалистами, которые стали моими наставниками.
Работая там волонтером, я поняла, насколько в Молдове сложная ситуация с соблюдением прав человека. В тюрьмах людей пытают. В центрах временного размещения людей просто изолируют. Их считают опасными и не работают над тем, чтобы подготовить их к возвращению в сообщество. Члены семей от них дистанцируются.
В психиатрических больницах ситуация очень тяжелая. Там концентрируются на лекарственном лечении пациента, но не осознают, что это подавляет человека и может повредить его развитию как личности. В западных странах применяют эрготерапию [комплекс реабилитационных мероприятий, направленных на восстановление повседневной деятельности человека с учетом имеющихся у него физических ограничений]. Там занимаются социализацией таких людей, формированием жизненных навыков, интеграцией в общество. У нас такого нет. Человек, который попал на 30 дней в психиатрическую больницу, обязательно туда вернется. Он станет зависимым от этого. Его физическое и ментальное состояние ухудшится.
«Их истории разрывают сердце»
Андрей Мардарь/NewsMaker.md
В Офисе народного адвоката я работаю в управлении предотвращения пыток. Слежу за тем, как соблюдают права человека в тюрьмах, изоляторах, центрах временного размещения и психиатрических больницах. В 2021 году была несколько месяцев советницей Народного адвоката. Тогда я напрямую общалась с людьми, которые подают нам петиции. Их истории просто разрывали сердце. После этого чувствовала себя морально разбитой.
Помню, пришел пожилой человек, который едва передвигал ноги. У него миопия, и по ступенькам он шел с большим трудом. Он рассказал, что в 2007 году хотел купить квартиру, продал все, что у него было, но компания, которая должна была построить жилье, обанкротилась. Он смотрит на меня и говорит: «Я живу в гараже. Что мне делать? Как вы мне можете помочь?» Ты стоишь перед этим человеком и не можешь ничего сделать. В этот момент теряешь любую способность справиться с этим, и у тебя наворачиваются слезы.
В Офис народного адвоката приходят люди, которые находятся на грани. Они обращаются к Народному адвокату, как в последнюю инстанцию. Но не всегда можно помочь. Получается очень тяжелая ситуация, но они обратились с таким опозданием, что ты никак не можешь в это вмешаться. Глядя на тех, кто к нам обращается, сложно сказать, почему наши власти не способны защитить самых уязвимых: стариков, детей, людей с инвалидностью, заключенных. Власти как-то не учитывают их проблемы.
«Власти запаздывают на пять-десять лет с выполнением рекомендаций»
В управлении по борьбе с пытками мы каждый день получаем оперативные сводки о том, что происходит в учреждениях, которые у нас на контроле. Сообщают о конфликтах между заключенным, или, если речь идет о центрах временного размещения, могут сообщить о разногласиях между обитателями и сотрудниками учреждения. Также нам сообщают о случаях, когда заключенные или пациенты причиняют себе вред, объявляют голодовку, используют запрещенные предметы (алкоголь, игральные карты, ножи). Мы анализируем эти сводки и, если видим, что есть признаки нарушения прав человека, начинаем проверку. Можем отправить запрос или отправиться в учреждение с проверкой, а после пишем рекомендации. Если речь идет о более сложной ситуации, можем провести проверку и написать специальный тематический отчет.
Чтобы лучше понять, как в этих учреждениях соблюдают права человека, мы регулярно проводим проверки, о которых не предупреждаем заранее. Одно дело, когда ты получаешь письмо от учреждения, другое — когда видишь реальное положение дел. Тогда мы можем сформулировать качественные рекомендации.
Я замечаю, что власти сопротивляются выполнению наших рекомендаций. Часто, несмотря на критическую ситуацию, они запаздывают с выполнением рекомендаций на пять-десять лет. Мы говорим об учреждениях, которые не адаптированы для людей с ограниченными возможностями. Или, например, о помещениях, где содержат по 16-20 бенефициаров или по 30 заключенных. Это большое скопление людей, возможность контролировать ситуацию в таких условиях минимальна. Представьте, что вы — надзиратель, а вокруг вас много людей, которые страдают разными формами тревожности или что-то не осознают. В таких помещениях происходит много стычек, много насилия, в том числе сексуализированного. А в тюрьме это еще и укрепляет криминальную субкультуру. Пока сохраняются такие помещения, ситуация не изменится.
Во всех отчетах мы отмечаем, что помещения тюрем и психиатрических больниц находятся в плохом состоянии.
Везде одни и те же проблемы: слишком много людей, отсутствие вентиляции, невыносимый запах. Бывает, что одновременно работают несколько радио и телевизоров. Если человек находится там круглосуточно и слышит такое обилие звуков, это может повлиять на его психологическое и физическое состояние.
Очень много учреждений, где поврежден линолеум, и это становится причиной травм. Есть такие, где нет окон или отопления. В центрах временного размещения и психиатрических больницах почти нет искусственного освещения. Учреждения экономят. Возможно, считают, что, раз бенефициары не читают, ничего не делают, то посидят в темноте. Хотя это может негативно сказаться на их зрении.
«Людей воспринимают как кукол»
Вообще в центрах размещения людей воспринимают как кукол. С ними ничем не занимаются: не проводят индивидуальные консультации, не обсуждают их проблемы, не формируют жизненные навыки. Этих людей просто оставляют без внимания. Это удручает. Когда такое видишь, просто хочется плакать. Ты понимаешь, что это очень беззащитные люди. Иногда персонал вынуждает их выполнять какую-то работу. Но ведь это люди с инвалидностью, которые не могут выполнять работу, которую делают профессионалы. В одном учреждении мы видели человека, который голыми руками убирал мусор. Ему даже перчатки не выдали.
В психиатрической больнице Оргеева в 2021 году не было забора. Поэтому пациенты не могли воспользоваться своим правом на прогулки. Они могли выходить только на балкон. Они были узниками своих палат и балконов. Еще проблема в том, что обитателей таких учреждений считают опасными и при любом инциденте им или дают лекарства, или связывают, пока не успокоится. Это дискриминация. Более того, в психиатрической больнице Оргеева даже нет средств, чтобы обездвижить человека: они используют для этого полотенца. Согласно внутренним регламентам, все меры должны быть научно протестированы, а еще кто-то должен следить, чтобы связанному человеку не стало плохо, но у нас этого не делают.
Составляя отчеты, мы замечаем подозрительные смерти людей, у которых были физические или психические отклонения. Бывает, что медицинский персонал назначает человеку несколько лекарств одной и той же фармакологической группы. Если человек чувствует себя плохо, а лечение назначили без учета его веса, состояния, ему может стать еще хуже. Такое число сильнодействующих препаратов может повлиять на сердце или дыхательную систему, и человек умрет. Это происходит в системе, которая должна заниматься реабилитацией и защищать от любых инцидентов. И это не единичные случаи. Наши власти не осознают этого. Они даже не лечат соматические заболевания. Они думают, что, раз человек к ним попал, то они будут заниматься только его ментальным здоровьем.
«Мы не критики и не строгие инспекторы»
Андрей Мардарь/NewsMaker.md
Нельзя говорить, что все везде плохо. Где-то сделали косметический ремонт, где-то доноры помогли. Но это точечные меры, а нужны системные. В центрах размещения мы видели людей, которые полностью осознают происходящее. Но их помещают в эти центры, потому что они не могут самостоятельно передвигаться. Они могут годами находиться в одном помещении, потому что у них нет колясок.
Мы пытаемся поддержать власти, чтобы они изменили положение дел. Мы не критики и не строгие инспекторы. Нет, мы приходим к вам, чтобы вместе выявить проблемы и сообщить о них властям, чтобы они приняли меры. Обычный исполнитель не может изменить ситуацию. Но власти должны осознать, что, если они начнут сотрудничать с Офисом народного адвоката и будут вникать в наши рекомендации, а не воспринимать их как личные нападки, ситуация с правами человека изменится.
Мы буквально говорим: «Смотри, дорогая власть, вот здесь проблема. Действуй. Мы тебе рассказали, что выявили и рекомендовали шаги, которые надо предпринять, чтобы это исправить. Будь добра, посмотри, приложи усилия и реши хоть несколько проблем».
Этого не происходит. Только маленькие проблемы решают, а системные — нет. Чтобы решить такие проблемы, нужно изменить, в том числе, менталитет. Властям страшно действовать со всей ответственностью.
Я мечтаю о том, чтобы у нас не было необходимости в специалистах, которые следят за соблюдением прав человека. Чтобы это было настолько мудрое и сильное общество, что никому и в голову не придет нарушать права человека. Правда, у нас такое не происходит.
«Я благодарна Марину за смелость»
В ноябре 2021 года солдат-срочник Марин Павлеску совершил публичный каминг-аут как гей и сообщил, что не вернется в армию, потому что там над ним издевались. Марин на самом деле очень смелый человек. Он рассказал о проблемах в армии. Обычно это очень закрытая структура, не позволяющая выносить наружу многое, что там происходит. Мы решили, что должны в этой истории «копать очень глубоко» и выявить все проблемы, предотвратив тем самым дальнейшее нарушение прав человека.
Проблема тут даже не в сексуальной ориентации Марина. Начав проверку этого случая, мы выявили несколько проблем. Например, с призывом: они гонятся за количеством, а не качеством. Регламент говорит, что военные силы необходимо пополнять рационально. То есть те, кого призывают, должны быть подготовлены физически и психологически. Они должны быть достаточно повзрослевшими, чтобы выполнять военную службу. Призывать надо тех, кто хочет служить, и кто знает точно, что справится. А у нас получается, что 90% призывников не готовы служить, и командование должно прилагать усилия, чтобы ознакомить их с военной службой. Это двойные усилия.
Там даже с обувью проблемы. Солдаты часто жалуются на то, что, например, травмируют ноги неудобной армейской обувью, никто на это не обращает внимания. Еще во время службы никого не должна интересовать сексуальная ориентация. Это личная жизнь, она не касается военной службы. У нас этого не понимают. Людей дискриминируют.
Я благодарна Марину за смелость. Составив отчет, мы начали диалог с министерством обороны. Они говорят, что намерены работать с нами плечом к плечу. Но, с другой стороны, начав внутреннее расследование дела Марина Павлеску, министерство начало себя защищать: говорят, что над ним не издевались. Хотя даже те доказательства, которые они приводили, демонстрировали прямо противоположное их заявлениям.
Наши власти недостаточно зрелые, чтобы признавать недостатки в своей работе и исправлять их. Если в твоем учреждении произошел инцидент, гораздо более достойно принять этот факт и работать над тем, чтобы исправить ситуацию. Не стоит прятать это. Гораздо более стыдно, когда Офис народного адвоката начинает более глубокое исследование и выявляет еще более серьезные проблемы. Потому что мы выяснили, что в армии полностью пренебрегали правом на личную жизнь. Психологическая служба на самом деле занималась сбором данных, которые передавала начальству. Ему не помогли пережить тревожные состояния. Понятно, что это не единичный случай, и подобное будут и дальше скрывать. Наша задача выявлять эти случаи, придавать их огласке и разрабатывать грамотные рекомендации, которые легко выполнить.
«Их там избивали три часа»
Дело Марина — не единственное. Было много вопиющих случаев, по следам которым мы проводили проверки. Например, 31 января 2022 года двое мужчин, на которых напали на заправке в Сороках, обратились в полицию. Полицейские разозлились на то, что их побеспокоили, и, когда прибыли на место, стали давить на пострадавших. Говорили с потерпевшими, используя уличный жаргон. Мужчины спросили, почему полицейский говорят с ними таким тоном. После этого полицейский напал на человека, который задал вопрос. Второй потерпевший попытался убежать, его поймали и силой запихнули в машину. Их решили отвезти в инспекторат полиции Сорок. Пока их везли, машина то резко тормозила, то разгонялась. Полицейские смеялись, начали над ними издеваться.
Есть видео, на котором видно, что уже во дворе инспектората полицейские грубо ведут себя с потерпевшими. Другие полицейские видели это и не вмешались. Это очень странно. Напрашивается вывод, что в инспекторате полиции Сорок пытки — это рутина, обычный феномен, который все принимают, и никто этому не препятствует. Потом этих мужчин завели в камеру для допросов, которая для них стала комнатой пыток. Их там избивали три часа. Мы говорили с пострадавшими через несколько дней после этого. Мужчины были разбиты морально и физически. Они дрожали. Эти мужчины — единственные кормильцы в семье. Из-за побоев они не могли работать. Говорили, что боятся общаться с органами полиции, что у них нет доверия к расследованию.
Полицейских, которые их избили, не задержали и не арестовали. Хотя, когда происходят подобные преступления, подозреваемых обычно арестовывают. Более того, у нас могут арестовать даже людей, которые болеют раком или гепатитом в терминальной стадии. Им 12 раз продлевают арест [максимальный срок, предусмотренный законом — NM]. А тут полицейских оставили на свободе, хотя преступление было очевидным. Чтобы так поступить, надо быть или слепым, или не осознавать, что происходит.
Мы проверили и их внутреннее расследование. Удивило, что единственная проблема, которую они заметили — полицейские не отчитались о применении физической силы [к задержанным]. Это было единственной причиной, по которой их отстранили от должности. Мы удивлены тем, что пытки выдают за применение физической силы. Более того, с каких пор к потерпевшим применяют физическую силу? Это полный абсурд. Тогда я поняла, что права людей, которые общаются с полицией, никак не защищены. Да, у нас есть закон, но на практике полицейские злоупотребляют [положением]. Власть — это власть. Ее не касаются права человека. Она позволяет себе все и постоянно придумывает оправдания. Якобы цель оправдывает средства. Они не смотрят на права человека, как на что-то неприкосновенное и никогда не будут так к этому относиться.
«Тебя всегда могут обвинить»
Андрей Мардарь/NewsMaker.md
Мы попытались этим отчетом вызвать реакцию. Общество отреагировало, но власти не приняли наш отчет к сведению. Они начали оправдываться в очень дерзкой манере и попытались показать, что действовали правильно, а мы неверно интерпретировали их действия. В этом и заключается риск борьбы за права человека. Тебя всегда могут обвинить в неправильной интерпретации ситуации, или в том, что вы интерпретировали слишком сухо, хотя вы были очень вовлечены в исследование документов и вам было больно над этим работать. Власти должны понимать, что мы прилагаем максимальные усилия, чтобы защитить права человека. Мы не действуем по шаблону или просто, чтобы их обвинить. Нет, мы анализируем все очень глубоко и понимаем, кто и как действовал. Мы не ищем виноватых.
Моя работа эмоционально выматывает меня. Я очень эмпатичный человек и все принимаю близко к сердцу. Я обязана работать на результат. Мне хочется что-то сделать, чтобы сразу достичь результата. Очень сложно управлять эмоциями. Нет ключика, который помог бы с этим справиться. Я пытаюсь делать качественные отчеты, разрабатываю такие рекомендации, которые могут изменить положение дел. Даже небольшие успехи приносят мне радость. Говорю себе: смотри, ты сделала что-то, радуйся этому.
О больших успехах пока рано говорить. Я работаю всего два года. Как-то участвовала в международной конференции, где представила отчет об осведомителях, сообщающих о коррупционных действиях [avertizorii de integritate]. Это было очень ответственно: я представляла целую страну. Те, кто слушали отчет, оценили усилия Офиса народного адвоката в соблюдении прав осведомителей. Меня особенно порадовало, что эта конференция касалась ассоциации Молдовы с ЕС. От того, как хорошо у нас работает механизм защиты осведомителей, зависит курс развития страны.
Еще у нас в офисе очень хороший коллектив. Хотя нас мало, люди прикладывают колоссальные усилия. Да, у общества очень большие ожидания, да, социальные проблемы в Молдове настолько масштабные, что не знаешь, достигнут ли наши рекомендации цели. И все же каждый сотрудник Офиса народного адвоката прикладывает максимальные усилия, чтобы хоть что-то изменить. Я рада, что у меня такие коллеги. Очень помогает то, что ты знаешь, что работаешь в команде, у которой такие же цели, как у тебя. И никто не саботирует твои действия. Мы все идем в одном направлении.
Положение дел в системе юстиции зависит не только от нас. Я считаю, что и судьи, и прокуроры должны проходить специальное обучение по вопросам защиты прав человека. Они должны быть эмпатичными и предвидеть риски и последствия своих действий. Ведь сейчас наши суды просто одобряют ходатайства прокуроров и могут распорядиться госпитализировать в психиатрическую больницу человека без того, чтобы вникнуть в суть дела. Они не смотрят, насколько эта мера пропорциональна, какие у этого могут быть последствия. Они просто, как по шаблону, одобряют эти ходатайства.
То же самое у нас происходит и с применением ареста: его применяют чрезмерно. При этом у нас чаще арестовывают и без того уязвимых людей, а чиновники избегают ареста, даже если совершили очевидное преступление, например, пытали человека. Зато людей, которые совершили даже небольшую кражу, могут арестовать. В таких случаях судебные решения обычно пишут, как по шаблону: просто перечисляют законные предписания, но никак не связывают закон и то, что произошло. Думаю, что наши власти должны пересмотреть свои практики и постоянно учитывать права человека. Если они продолжат ими пренебрегать, то просто скомпрометируют систему юстиции. Ее превратят в инструмент необоснованных наказаний. Ведь юстиция означает справедливость и восстановление законного порядка.
