«Стендап — это твоя личная терапия». Молдавский стендап, румынский язык и философия юмора. Интервью NM

Впервые он попробовал себя в стендапе в 15 лет, а в 20 стал учить румынский язык, чтобы и на нем строить свои выступления в Stand-up. В интервью NM молдавский стендапер Игорь Чепой рассказал, как изменился молдавский стендап за пять лет, почему он решил освоить румынский, и почему неудачно выступил на шоу в Румынии.

«И тишина, никто не смеется»

Ты говорил, что после школы поступил на факультет журналистики, но потом бросил и ушел в маркетинг. Почему? И как ты попал в stand-up?

Скоро исполнится пять лет с момента моего первого выступления в стендапе. Еще в школе мне нравилось делать веселые ролики. Помню, как каждый день смотрел на телеканале ТНТ «Открытый микрофон» и Comedy Club. Мне нравились эти программы. А однажды мне сказали, что я веселый, и в 15 лет я решил написать «взрослым дядям» и попробовать себя в юморе.

С чем ты пошел на свой первый стендап?

С какой-то странной историей, уже даже и не помню точно, но мне до сих пор стыдно. «Замечали, когда вы бегаете по стадиону, и вам дают поджопник такой, что вы перепрыгиваете забор»? И тишина, никто не смеется.

Первый раз, конечно, поддержали люди. Я  был такой подросток невысокого роста. Мне казалось, если я буду вставлять «б*я», смешнее будет.

Часто ты пишешь тексты для своих выступлений?

Часто. Раньше мы выступали раз в две недели или раз в месяц. Сейчас — раз в неделю. Кто-то пишет много текстов. Я каждый раз тоже пишу что-то новое.

«Однажды женщины хотели меня побить за шутку про Приднестровье»

Как сейчас себя чувствует молдавский stand-up?

Пять лет назад у нас вообще не было стендапа. О нем просто не знали. Мы выступали в пабах, там люди пили пиво, смотрели футбол, бегали дети, а параллельно выступали мы.

Один раз меня хотели побить женщины за шутку про Приднестровье. Они были очень пьяные и они стали драться с другими женщинами.

А еще я выступал на каких-то вечерах поэзии. Ребята выступали со своими стихами, а я со стендапом о том, как я устал от того, что мама просит меня покупать огурцы. В меня стали кидать мандаринами, говорили: «Уходи отсюда, пожалуйста». Вот таким был стендап в Молдове пять лет назад.

Стендап изменился с приездом Вани [Люленова], который запустил проект Standupovka. Сейчас мы каждую неделю что-то делаем, сотрудничаем с разными проектами и медиаплатформами, пытаемся из этого проекта [Standupovka] сделать бренд, что-то похожее на российский стендап, но в наших молдавских реалиях.

«Немного преувеличиваешь, гиперболизируешь»

Как ты выбираешь темы для своего стендапа?

Я пишу о том, что у меня на душе, или о том, что у меня в жизни происходит.

Тебе легко даются эти тексты?

Не всегда. Кто-то пишет что-то связанное с жизнью, но многое додумывает, а я пишу все, что у меня в жизни происходит. В моих стендапах все правда. Проблемы во взаимоотношениях с родителями, проблемы со здоровьем. Все это выливается в стендап. Даже если это не смешно, ты делишься какими-то своими мыслями. Стендап — это твоя личная терапия.

Мы сейчас выступаем в Молдове, и у меня шутки про простатит, про то, как я учу румынский, про университет и про то, как я перевелся с журналистики, потому что это г**но, по-моему.

Как говорил Станиславский, комедия — это не про разрыв реальности, а про растяжение правды. Немного преувеличиваешь, гиперболизируешь. Это все правда, но ты делаешь ее смешной.

«Идите на*уй со своими карликами»

Насколько наш рынок вообще открыт для подобного формата?

Вы сами видите, какой долгий путь нам пришлось пройти, чтобы сегодня какие-то крупные бренды были готовы сотрудничать и вкладывать деньги в развитие стендапа. Два-три года назад это было нереально, это вообще никому не было интересно, нам сразу отказывали.

У людей изменилось восприятие?

Если говорить о сотрудничестве, люди увидели, что это выгодно, когда их бизнес представляет или рекламирует человек из такой новой индустрии с кое-каким имиджем и популярностью. К тому же за это время нас тоже начали потихоньку узнавать.

Вы чувствуете, что аудитории это нравится?

Конечно, это невероятные ощущения, когда у тебя зал на 500 человек, и люди смеются. Это не те пивные, где ты непонятно кому рассказываешь, и никто не смеется. Появляется все больше положительных комментариев. Каждый из ребят, выступающих со стендапом, чувствует, что что-то изменяется к лучшему, чувствует поддержку: кого-то узнали, кому-то комментарий добрый написали. Люди уже знают, что есть в клубе такие комики.

Как на этот юмор реагируют?

Сложно. В Молдове же никогда не было такого юмора. Мы были в Бельцах, и там ребята шутили про карликов. Одна бабушка встала, подошла и сказала: «Идите на*уй со своими карликами». И ушла. Потом мы ходили по Бельцам и спрашивали у местных жителей, что они думают про [современный] юмор. Все говорили, что им нравится Comedy Club. При этом никто не знал, что такое stand-up. Примерное такое восприятия по всей Молдове. Кишинев еще более или менее прогрессивный. В Унгенах тоже хорошо на наш юмор отреагировали, мне понравилось. Унгены были очень рады, хотя там было не так много людей. Люди были рады, что в городе происходит хоть что-то интересное. В Кишиневе все заходит, каждое воскресенье на концерт собираются стабильно по 50 человек, смеются. Люди готовы платить 250-300 леев за хорошие концерты.

«А румынский вообще есть?»

Ты выступаешь еще и на румынском.

Да, уже где-то год я выступаю и на румынском.

Почему ты решил освоить, в том числе сценически, еще один язык?

Мой друг сказал мне такую вещь: многие, кто говорит на румынском, знают при этом русский. А вот русскоговорящие не знают румынский. «Как получается, что я знаю, а ты не знаешь?» — спросил он. Для меня это был вызов. Я решил пойти на «Открытый микрофон», где ребята проверяют свой материал на румынском, и спросил, можно ли мне на русском. Но мне сказали: «Нет, нельзя. Только румынский». И тогда я подумал, почему бы мне не написать стендап на румынском.

Какой у тебя уже уровень румынского?

Мне сложно. Я его сейчас усиленно учу. Последние три месяца занимаюсь с преподавателем. Ну, какой уровень румынского языка может быть у русскоговорящего? В школе у нас как было: мы же ничего не учили, уходили ни с чем. Мы росли в каком-то изолированном мире, считая, что это нормально, что мы говорим только на русском. А когда подросли, появилась проблема: «Почему вы не говорите на государственном языке?». Как почему? В детсаду все на русском было, в школе — тоже, на тренировках — на русском, все мои родственники и друзья говорят на русском. И я такой: «А румынский вообще есть»? И это все в Кишиневе, в столице.

Ты пишешь сразу на румынском или переводишь с русского?

Поначалу переводил с русского на румынский, друзья помогали. Сейчас стараюсь писать сразу на румынском. Перевод — это хорошо, но это не совсем то, что нужно для стендапа. Не все на русском звучит так же хорошо, как и на румынском. И это пока сложно. Надо понимать культуру. Если мы хотим выступать и в Румынии, должны эти вещи знать. Но пока пишу про то, как сложно учить румынский язык, про какие-то стереотипы.

«Давай, аутокар, Кишинэу»

Почему ты решил поучаствовать в румынской передаче iUmor?

Это было неожиданно. Мне написали ребята, которые туда ездили. Я знал, что там есть кастинг, но до того, как мне написали, я не думал туда ехать. А потом я решил, почему бы мне не поехать. Мне дали контакты, я в тот же день написал, и мне ответили: «Приезжай». Никакого кастинга не было, я им просто видео отправил, сказал, что стендапом занимаюсь. Плохо, что съемки были до войны, а выпуск вышел уже в апреле. Многое оттуда вырезали.

К тому же у румын не самое хорошее отношение к русскоговорящим. Меня постоянно передразнивали, произносили какие-то мои фразы на румынском с русским акцентом. Стебались надо мной. Но нужно понимать, что у них шоу. Это не «Открытый микрофон», как в России или Америке, а типичное шоу с покупным залом. Это было ужасно. Я, конечно, согласен с тем, что у меня был слабый материал и плохой румынский, они меня не понимали. Зрителям в зале дают деньги, как это бывает на большинстве шоу. В зале всегда есть человек, который начинает смеяться первым. Он один смеется, чтобы на него потом накладывали смех. Гробовая тишина, и смеется лишь один человек. Были ребята, у которых зал вставал, аплодировал, но у меня было не смешно.

«Не смешно», «слабый материал», «покупной зал»: зачем ты пошел на это?

У меня было два материала. Один — проверенный на публике, второй — о стереотипах и о том, как сложно русским, которые не знают языка. Я его почти не проверял на публике, но нашей аудитории он очень понравился, в Молдове положительно относятся к русским, которые хотят и учат румынский. Плюс к этому — смешно звучит, когда ты ставишь неправильные ударения, коверкаешь какие-то слова. Я выбрал для выступления вариант со стереотипами и знал, что или жестко пролечу, или у меня будет какое-то преимущество, так как я русский и выступаю на румынском. Но получилось первое. Им не понятно, насколько это важная и серьезная проблема у нас в Молдове. На таких шоу об этом не задумываются. После меня выступал человек в костюме говна, и он набрал два «лайка», а я со своими стереотипами и проблемами — один «лайк».

На этом шоу ты хотел что-то почерпнуть для себя или передать какой-то месседж?

Мне было важно сказать, что у русскоговорящих есть такая проблема. Мне было важно сказать это и в Румынии, потому что об этом никто не говорит. И я получил фидбэк. Люди из Молдовы, которые смотрели это шоу, что-то для себя поняли.

Это был не самый приятный опыт, но для моего опыта в стендапе это очень полезно. Ты стараешься, повторяешь текст 12 часов, тебя держат в каком-то помещении, как в тюремной камере, красят постоянно, четыре раза интервью берут на камеру, ты выходишь на сцену и рассказываешь, никто не смеется, жюри говорит, что все очень плохо, тебе ставят один лайк и говорят: «Все, уходи со сцены. Давай, аутокар, Кишинэу». Это не самый приятный опыт, но у меня почти всегда все идет плохо, редко бывает, когда что-то хорошо получается. Это меня, наверно, и мотивирует продолжать что-то делать.

«Людям приятно, когда кто-то говорит на их родном языке»

Как ты себя чувствуешь, выступая на русском в Молдове?

Мои друзья очень комфортно себя чувствуют. У меня были случаи, когда я выступал со стендапом про Еминеску. Да, там было смешно, но, когда об этом говорит русскоговорящий, предполагается, что он не может сказать что-то плохое или пошутить чуть острее обычного.

Здесь еще возникает вопрос самоидентификации. Кто я? Одна бабушка — русская, другая — украинка, дедушка — молдаванин. Я молдаванин по национальности, но говорю на русском, поступал на учебу в России, но остался в Молдове. Знаю немецкий, английский. Кто я? Почему все так сложно у нас? Ты говоришь на румынском, тебе говорят: «Ты так хорошо говоришь, как будто ты румын. Почему ты не говоришь на русском?». Говоришь на русском, тебе говорят: «Говори на румынском». Говоришь на румынском, тебе говорят: «Говори на молдавском». Ну, ребят, определитесь!

Но знать язык своей страны — это важно, это полезно, это, как акт патриотизма. Людям приятно, когда говорят на их родном языке. Ты как бы показываешь свое уважение к стране, культуре, чувствуешь себя намного лучше. Я чувствую себя потрясающе, изучая этот язык.

«Об этом видео говорили депутаты, учителя, бабки у подъезда»

Вернемся к стендапу. Много ли в Молдове можно заработать на этом денег?

Мне пока ничего не удалось заработать. Сейчас вот что-то только начинает появляться. Но это точно не полноценный заработок, который бы удовлетворял.

Это гонорары или проценты с продажи билетов?

«Открытые микрофоны» вообще нигде не оплачивают. Каждое воскресенье у нас есть «Открытый микрофон», где гости платят какую-то символическую сумму за вход. Эти деньги мы не получаем, они идут на менеджера, на затраты или рекламу. На концертах можно немного заработать, на корпоративах, но по минимуму.

О каких примерно суммах речь?

На концертах — примерно €100. То же с корпоративами: если какая-то компания хочет заказать выступление комиков, то на одного приходится примерно такая сумма. Но корпоративов у меня нет, не зовут еще. Сложно выступать, не получая денег, признания. Теряется мотивация.

Как твои друзья, родители и близкие относятся к тому, чем ты занимаешься?

Помню, мы делали ролики типа фейковых выпусков новостей, и после одного такого бабушка сказала, что у нее больше нет внука. Мне все звонили, говорили, что я дурак, но это было самое популярное видео за всю мою карьеру: об этом видео говорили депутаты, учителя, бабки у подъезда.

Родители всегда поддерживали мое занятие стендапом, друзья — тоже. Всегда круто, когда в 15 лет начинаешь заниматься стендапом. Но всегда есть много хейта в мой адрес. «Что, не можешь нормальную работу найти?», «Иди работай» — пишут в комментариях или говорят в лицо.

«Стендап — это про время и не всегда про деньги»

Молдавское общество готово к стендапу?

Вот это была одна из задач нынешнего поколения юмористов — подготовить общество к такому юмору, сделать модной эту культуру. Представляете, сколько времени ушло на то, чтобы сейчас где-нибудь собралось 50 человек, желающих послушать стендап, и чтобы на комика никто не кричал, не кидал мандаринами, не говорил, что он дурак и пусть уходит со сцены. Сейчас все сидят спокойно и слушают, понимают, что за это можно платить деньги. И результат, которого мы достигли, потрясающий.

Много в Молдове стендап-комиков?

Сложно сказать: кто-то приходит один раз и бросает, кто-то пишет раз в полгода. Костяк клуба Standupovka — человек десять-пятнадцать, которые постоянно выступают. Было много ребят, которые выступали два года назад, но у всех появились семьи, дети. Но стендап — это про время и не всегда про деньги. Поэтому многие уходят или выступают раз в полгода, чтобы просто выговориться. Кто-то посвящает этому часть своей жизни, многое для этого делает, но не все идет по плану. В 15 я думал, что в 20 буду, как Нурлан Сабуров, но за это время мало что изменилось.