Прежде чем стать судьей, он несколько лет проработал секретарем судебных заседаний и судебным ассистентом. Он хотел баллотироваться в Высший совет магистратуры (ВСМ), но отказался от этой идеи, чтобы не участвовать «в политических играх». В продолжении спецпроекта «JusticeInside. Люди внутри системы» NM публикует историю судьи Константина Килиана, который рассказал о новом подходе к судебным решениям, «иллюзорных пенсиях судей» и почему политикам стоит «помалкивать».
«Как бы я хотел, чтобы судили меня?»
Я не думал становиться судьей. Поступив на юрфак, учился, как и все, даже задумывался о карьере судебного пристава. Но как-то летом проходил добровольную практику у судьи Стеллы Блешчяги. Из-за большого объема работы ей нужна была помощь. Через год вернулся к ней, потому что мне нужна была рецензия на дипломную работу. Когда рассказал ей, что планирую стать приставом, она сказала: «Нет, у тебя характер не подходит для такой работы. Ты станешь хорошим судьей».
Через несколько месяцев я устроился к ней секретарем судебных заседаний. Не мог устроиться ассистентом, потому что для этого нужен был опыт работы. На этой должности я проработал год и до сих пор не жалею, что начал знакомство с судебной системой именно с этого. Ведь секретарь отвечает за связь судьи с участниками процесса. Иногда он общается с участниками процесса чаще, чем судья. Было достаточно сложно. С 9:00 до 15:30 у нас были судебные заседания. Если их отменяли, то у меня появлялось 15-20 минут, чтобы оформить протокол заседаний или повестки. Еще надо было подшивать дела, составлять опись документов, отсылать почту. Невозможно было успеть все за один рабочий день, поэтому приходилось брать повестки домой, чтобы оформлять их по вечерам.
В том, что я решил стать судьей, была и личная причина. Не хочу вдаваться в подробности, но мы с матерью участвовали в судебной тяжбе. После того как судья вынес решение, я испытал горечь, но не из-за закона, который он применил, а из-за того, что судья не проявил эмпатии. Он смотрел на историю формально, не разглядев ее сути.
Поэтому, когда я участвовал в конкурсе на пост судьи, руководствовался принципом: «Как бы я хотел, чтобы судили меня?». Этим принципом я руководствуюсь до сих пор.
Игорь Чекан/NewsMaker
«Не уверен, что чувствовал себя свободным»
Когда участвовал в конкурсе на пост судьи, в Кишиневе не было вакантных мест. Я согласился работать в Унгенах. Пришлось самому искать там жилье и оплачивать аренду. Я ждал, что государство с этим как-то поможет, ведь я отправился работать не в своих интересах, а чтобы защищать права людей. В подобных ситуациях государство оплачивает съем жилья для сотрудников СИБ, НЦБК и полиции, но не для судей. Думал судиться с государством, но коллеги посоветовали этого не делать, потому что я был «на испытательном сроке». Это был совет-предупреждение, который можно получить за кофе. Если бы я к нему не прислушался, непонятно, чем бы это все закончилось для меня.
С тех пор как в 2009 году мы нацелились на евроинтеграцию, Евросоюз требовал, чтобы судей назначали в должность сразу до достижения 65 лет. Это должно было укрепить независимость судебной системы, ведь у нас судей сначала назначали на 5 лет, а потом решали, продлят ли мандат. В 2022 году этот «испытательный срок» отменили, но вышло, что у 40 судей истекли мандаты. Президент отклонила кандидатуры 13 судей, а остальные еще ждут решения. Мне жаль, что такое случилось с коллегами. У тех, кто ждет, нет четкого ответа, что происходит и почему им приходится ждать [По закону, президент должен принять решение за 30-45 дней, а судьи ждут ответа с апреля 2022 года — NM]. Не уверен, что чувствовал бы себя в безопасности, если бы проходил ту же процедуру.
Тут речь идет и о дискриминации. Я работаю три года, и мой мандат продлили автоматически, а коллеги, которые попали под эту процедуру, проработали пять лет. Не думаю, что стоило делать это разделение, в конце концов скоро устроят vetting [экстренная аттестация судей — NM], но есть и другие возможности проверить судей.
К сожалению, я не понял, почему кандидатуры этих 13 судей отклонили. Если бы был какой-то документ, который убедил бы и сторонних наблюдателей, и судей в обоснованности этого решения, думаю, ни у кого не было бы столько вопросов. Но когда [СМИ] опубликовали письмо президента [об отказе продлить мандаты — NM], было много вопросов, в том числе от адвокатов. Никому не были ясны причины случившегося.
«Мы, судьи, слишком легко разводим людей»
Игорь Чекан/NewsMaker
В каждом деле, которые ты рассматриваешь, есть что-то, что тебя цепляет. Может, они не такие интересные, с точки зрения юридической практики, но для людей они важны. У меня было дело, с которым сталкивались многие судьи: супруги решили развестись и попросили суд определить, с кем останется жить ребенок. Они продолжали жить вместе, но на заседаниях сильно противоречили друг другу. Анализируя материалы дела, я понял, что они не смогли договориться чисто по-человечески. Когда я заслушивал ребенка, в зале суда были только я и психолог. Ребенок рассказал, что хочет, чтобы родители остались вместе. Еще он сказал, что очень привязан к своей сестричке, о которой нам ничего не было известно. Оказалось, что пока шли слушания, его мать забеременела от отца.
Я как раз прочитал два решения ЕСПЧ, которые касались Болгарии и Польши. В обоих случаях суды отказались разводить семьи, а ЕСПЧ признал эти решения обоснованными. В нашей Конституции написано, что государство должно защищать семью. Развод можно одобрить только в том случае, если сохранение семьи невозможно. К сожалению, мы, судьи, слишком легко разводим людей. И сами люди не хотят бороться за сохранение семьи. Развод воспринимают как формальность.
Когда слушания подошли к концу, я задал сторонам три вопроса, в том числе: считают ли они правильным, чтобы их будущий ребенок рос без одного из родителей. Каждый сказал, что считает это неправильным и добавил: «Но понимаете, мы не можем ничего поделать». Раз они не могли ничего поделать, я принял решение за них и отказался их разводить.
Знаю, что многие меня осуждали за это решение и даже говорили, что оно незаконное. Хотя никто не читал само решение. Это одна из проблем судебной системы — всем нравится критиковать, но мало кто вникает в суть дела и читает судебные решения. Супруги, конечно, сказали, что не согласны с решением, и собрались обжаловать его в Апелляционной палате. Хотя потом отозвали свои заявления. Недавно я узнал, что они до сих пор вместе. Тогда я понял, что поступил правильно, проанализировав это дело не с формальной точки зрения, а вник в суть истории и взял на себя ответственность за их судьбу.
«Решения оформляли «тяп-ляп»»
Когда начинал работать в судебной системе в 2012 году, судьи должны были полностью мотивировать решения. Но из-за большого объема работы их иногда оформляли «тяп-ляп» и оставляли, чтобы с этим разбиралась Апелляционная палата. Недостаточно мотивированные решения вызывали вопросы у обеих сторон.
Бывший судья ЕСПЧ и глава КС Михай Поалелунжь придерживался другой идеи: судьи должны оглашать только резолютивную часть решения, а мотивировочное решение писать, только если стороны настаивают на этом или обращаются в Апелляционную палату. Он сказал, что в резолютивной части нужно указывать законы, на основании которых ты принял решение. По своему опыту могу сказать, что за год у каждого судьи [по гражданским делам] оспаривают не более 15% решений. Получается, судья зря мотивирует 85% решений.
Я пишу расширенные резолютивные части: кто участвовал в заседании, какие доказательства рассмотрел (заслушал свидетелей, изучал письменные доказательства или другое), законы, которые действуют в этом случае и какое принял решение. Если я одобряю иск, там нечего особо расписывать, потому что подтвердилось, что истец прав. Но если я отклоняю иск, тогда объясняю почему. Обычно судьи пишут, что отклонили иск, а решение можно опротестовать в течение 30 дней.
Я объясняю, что потому отклонил иск, что истец не смог что-то доказать или закон не предусматривает такое решение. Благодаря такой резолютивной части, человек понимает, почему я принял такое решение и стоит ли его обжаловать, а у меня появляется шпаргалка, которую можно использовать, если понадобится писать мотивировочное решение.
Из-за большого объема работы ты можешь начать писать мотивировочную часть где-то через два месяца после рассмотрения. К этому времени ты рассматриваешь еще около 200 дел и забываешь, что послужило основанием для решения, которое сейчас нужно мотивировать.
Такой подход тоже критикуют, говорят, что это не соответствует законному стандарту. Хотя гораздо важнее стандарта — чтобы у человека было доверие к правосудию, чтобы он понимал, что происходит и почему было принято такое решение. Начав работать, я сразу стал изменять подход к резолютивной части решения. Где-то с 2021 года начал подробнее объяснять, почему отклонил иск.
Да, я согласен, с тем, что решения необходимо мотивировать. Эта работа более полезна для судей, чем для участников процесса. Если ответчик не согласен с иском, тогда судья должен мотивировать решение, потому что там два противоположных мнения. Было бы хорошо, чтобы у судьи было около 40 рабочих дней, как и в уголовных делах, чтобы написать мотивировочное решение. Тогда и судья сможет лучше подготовиться, и люди получат полное решение и смогут решить, хотят ли его оспорить.
«Рассматривая дело о разводе, ты не можешь посадить одного из супругов в тюрьму»
Игорь Чекан/NewsMaker
Я хотел баллотироваться в ВСМ, но не стал этого делать, потому что не хочу участвовать в политических играх. Pre-vetting [предварительная проверка кандидатов в ВСМ] — хорошая тема для разговора. Правовое государство строится на разделении властей: судебной, законодательной и исполнительной. Когда исполнительная или законодательная власть вмешиваются в работу судебной власти, у них должно быть достаточно фактов, чтобы подтвердить необходимость таких мер. У нас много говорят о реформе юстиции, которую провели в Албании. Говорят именно о реформе, а не об успехах, потому что там нет ощутимых успехов. Но даже там сначала создали комиссию, которая изучила ситуацию и представила доказательства того, что реформа нужна, а потом начали проверять судей. И Венецианская комиссия сказала, что политики не могут вмешиваться в работу судебной системы, пока не проведут глубокий анализ существующих проблем.
Объясню проще: рассматривая дело о разводе, ты не можешь посадить одного из супругов в тюрьму. Такая мера — непропорциональна. Ты можешь или одобрить развод, или отклонить его. Pre-vetting можно провести, только если политический класс объединится: представители всех четырех-пяти парламентских фракций установят общие правила игры и будут их соблюдать. Есть мнение, что pre-vetting нужно провести единственный раз. Это сказал и глава комиссии pre-vetting. Но недавно экс-президент Молдовы Игорь Додон в интервью сказал две интересные вещи. Первое: «Если со мной такое происходит, то что происходит с другими людьми, которые сталкиваются с юстицией». Второе: «Когда мы придем к власти, мы еще сильнее реформируем судебную систему, там все нужно реформировать с самого основания». Думаю, единственное, что транслируют власти: «Мы можем делать все что хотим, когда хотим, и если у нас есть 51 голос».
«Если бы ANI был функциональным, можно было бы очень быстро очистить систему»
Борьбу нужно вести не со всеми судьями, а с конкретными, если ты знаешь, кто они и какие у них грехи. У нас есть Нацорган неподкупности (ANI). Если смотреть внимательно, у ANI те же полномочия, что и у комиссии pre-vetting. Можно было специалистов из этой комиссии привезти на полгода, чтобы научить инспекторов ANI, как работать. Сейчас единственная разница между членами комиссии pre-vetting и инспекторами ANI — это зарплата. Если у инспектора — 8 тыс. леев, то у члена комиссии — 3-5 средних зарплат по экономике.
Я адепт такой идеи: у нас должны быть сильные учреждения. Их нужно укреплять годами. В США понадобилось 300-400 лет, чтобы укрепить Верховный суд. У нас хотят результатов за одну ночь. Если бы ANI был функциональным, можно было бы очень быстро очистить систему.
Многие говорят, что система сама себя защищает. Думаю, ей будет сложно защищаться, когда ей представят достаточно доказательств [виновности определенных судей]. Систему нужно чистить в зависимости от проблем, которые есть у каждого судьи, но процедура должна быть четкой.
Главной проблемой считают коррупцию и заоблачные доходы судей: дома, дорогие автомобили и поездки. Но нужны доказательства, которые и стороннего наблюдателя убедят в том, что судью нужно уволить, потому что он не может объяснить, откуда у него такое имущество.
Если начать чистить систему просто на основании каких-то разговоров, ответ судебной системы будет простым: мы должны одобрять все что угодно [лишь бы избежать проблем] — любое ходатайство об аресте, любое обвинительное заключение. Например, если приходит прокурор и говорит про кого-то: «он коррумпированный, а еще так хочет народ», то судьям придется осуждать всех направо и налево. Все знают о знаменитой борьбе с коррупцией в Румынии. Но Румыния как была в ЕС на 24 месте по уровню восприятия коррупции, так и осталась.
Что там произошло? DNA поднялось на волне: «Коррупционеры должны сидеть в тюрьме».
Действительно, приговорили многих известных людей, в том числе судей, прокуроров. Но в конце концов судьи Верховного суда поняли, что если однажды за ними придут с доказательствами и обвинительными заключениями такого уровня, то, исходя из судебной практики, они должны будут приговорить самих себя. Поэтому они повысили стандарт качества улик, которые должны предоставить прокуроры. Так за несколько лет значительно изменился процент оправданных и осужденных. Да, систему нужно очистить, но я хочу, чтобы ее очистили от людей, насчет которых есть обоснованное подозрение в том, что они коррупционеры. Это должны выявить компетентные органы.
«Мозг не может работать в таком режиме»
Игорь Чекан/NewsMaker
Понятно, что, после того как систему почистят, объем работы у оставшихся судей вырастет, но он и так большой. Только в прошлом году я получил на рассмотрение 864 иска, это в 1,5-2 раза больше, чем поступает кишиневским судьям. Тут две проблемы: менталитет и дурацкие наказания, которые судьи могут получить за нарушение процессуальных сроков. Это наследие советского прошлого, люди привыкли, что того, кто делает больше всех, возводят на пьедестал: чем больше дел закончил, тем лучше. Если судью из Голландии спросить об объеме работы, он скажет, что рассмотрел за год 30 дел, а в следующем может рассмотреть не больше 35. Тут государство должно решить, что делать: принять, что люди будут ждать, когда их дела рассмотрят, или назначить больше судей, или упростить какие-то процедуры.
Научно доказано, что человек не может концентрировать внимание дольше 45 минут в час. Поэтому, уроки длятся по 45 минут. Когда судья говорит, что у него 12 заседаний в день, значит, в неделю он проводит 60 заседаний. Такой объем информации невозможно усвоить. Судьи пытаются убедить друг друга, что, чем больше дел рассмотреть, тем правильнее. Нет. Мозг не может работать в таком режиме. Работая судебным секретарем и ассистентом, я тоже получил такое воспитание. Думаю, это передается из поколения в поколение. Вступив в должность, судьи просто перенимают этот обычай и не хотят думать по-другому. Самое простое, что можно сделать в этой ситуации: ВСМ должен проявить смелость и определить объем работы, который судья может выполнить за день. Например, не больше пяти заседаний в день. Тогда у судьи появится время на себя, чтобы почитать решения ЕСПЧ, судебную практику, даже спокойно попить кофе. В демократическом правовом государстве политик не может заставить тебя рассматривать дело быстрее. Потому что это — не дело политиков. Дело политиков — создавать законы и исполнять их, а дело судей — судить. Когда политик говорит, что надо рассматривать дела быстрее, ты говоришь: прости, но я не могу рассматривать больше пяти дел в день. Нужно или увеличить число судей, или изменить законы. Потому что в европейских странах не каждое заявление дойдет до суда. Маленькие проблемы там решают вне судебной системы.
«Это какое-то молдавское ноу-хау»
Одна из гарантий независимости судей — специальная пенсия. Такая гарантия есть в любой стране, которая считает себя правовым государством. Ведь у судьи не может быть других источников дохода, кроме работы судьей. Закон разрешает заниматься только преподавательской деятельностью. Согласно закону «О статусе судьи», который в Молдове приняли в 1995 году, судья мог получать пенсию 55% от зарплаты, если у него трудовой стаж 20 лет, из которых 12,5 лет он проработал судьей. Если судья продолжал работать, каждый год процент увеличивался, но в итоге судья не мог рассчитывать на пенсию выше, чем 80% зарплаты. Это очень беспокоило политиков. С 2010 года они пытались изменить способ назначения пенсий. Каждый раз эти попытки останавливал ВСМ и Конституционный суд.
В 2019 году политики пришли к консенсусу, о котором я говорил. Правительство Иона Кику и двое депутатов от PAS Дан Перчун и Раду Мариан разработали поправки в закон. Якобы у судей должна быть особая пенсия, но немного другая. Чтобы скрыть всю игру, они исключили пункт, согласно которому судья может выйти на пенсию в 50 лет. Теперь судьи, как и все, выходят на пенсию в 63 года, а стаж увеличили с 20 до 34 лет. При этом стаж работы судьей увеличили с 12,5 до 15 лет. Только когда тебе исполнилось 63 года, у тебя стаж 34 года, из которых 15 в должности судьи, ты можешь получить пенсию 55% своей зарплаты. То есть, они изменили возраст, но оставили в законе проценты (55% и 80%). Каждый год пенсия увеличивается на 3%, но не больше, чем до 80%. Получается, чтобы получить такую пенсию, ты должен проработать еще восемь лет (42 года всего). Никто столько не работает. Это какое-то молдавское ноу-хау. Получается, чтобы получить эту пенсию 80%, ты должен начать работать в 21 год — на третьем курсе университета. Это невозможно. Судьей можно стать только к 30 годам. КС отметил, что «характеристики специальной пенсии сохранились». Как они сохранились — для меня загадка. Благодаря решению КС судьи получают иллюзорные пенсии. КС никак не объяснил свое мнение. Хотя надежда еще есть, потому что КС не проанализировал весь закон, а только аргументы ВСМ, который просил проверить конституционность поправок.
«Начинаешь немного по-другому смотреть на роль судьи»
Игорь Чекан/NewsMaker
Люди приходят в суд, ожидая, что судья их выслушает и даст ответ на вопросы. Часто получается, что у сторон либо недостаточно времени, чтобы представить аргументы, либо они не получают убедительный ответ. Поэтому они остаются разочарованными. Многое зависит и от менталитета судей. Почему так важен Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ)? Не столько важно, что ЕСПЧ скажет, что права человека нарушили, сколько то, что дело рассмотрят люди с другим менталитетом. Когда я работал судебным ассистентом в Высшей судебной палате, то читал очень много решений. Имея такую возможность, начинаешь немного по-другому смотреть на роль судьи. В ЕС и США на юстицию смотрят под другим углом. Если почитать их судебные решения, может поразить простота изложения. Судья пишет решение от первого лица. Судьям из Молдовы необходимо изменить менталитет и принимать другое мнение.
Кроме изменения менталитета, юстиции необходимо, чтобы политики начали помалкивать. Они очень много говорят о судебной системе как о едином целом, а не о конкретных судьях. Хотя, вынося решение, судьи оставляют «следы». Да, судей нужно критиковать, но это должна быть здоровая критика. Можно, например, проанализировать аргументы из решения судьи и объяснить, почему они недостаточно хороши. На сайте унгенского суда провели опрос граждан. Около 70-80% человек остались довольны решением суда. А если смотреть на другие опросы, то уровень доверия к юстиции очень низкий. Люди, которые сталкивались с судебной системой, смотрят на ситуацию под одним углом, а те, кто судят о юстиции в зависимости от того, что увидели по телевизору — думают совершенно по-другому. Политики должны понять, что невозможно построить государство без юстиции. Государство не строят на четыре года, а строят для поколений. Нужно «бить» по конкретным делам, даже не судьям, а — решениям, чтобы построить государство, которое будет работать.
