Президент Украины Владимир Зеленский дал интервью британскому изданию The Economist, в котором рассказал, почему в Украине «живут такие же люди, как в США, Европе и России», почему в любой стране «лидер — народ, а не президент», и почему некоторые страны все еще продолжают бояться «дать четкий ответ российской агрессии». NM собрал и перевел главное из этого интервью.

Подписывайтесь на Telegram-канал NewsMaker. Там коротко, удобно и быстро — о самых важных событиях

«Если не знаешь, как поступить — поступи по чести, и люди тебе поверят»

The Economist: Вы — актер и президент. Теперь вас называют Черчиллем XXI века. Это невероятная перемена. Как это произошло?

Зеленский: Я думаю, что эти изменения произошли в тот момент, когда меня избрали. Это то, чего [люди] хотели. Они видели мою честную позицию во всем. Как говорит мой отец, «если ты не знаешь, как поступить — поступи по чести, и люди тебе поверят». Нужно быть собой, так люди будут любить тебя сильнее, чем раньше. Они увидят, что ты не такой сильный. А временами, может, даже и ленивый. Не лгите и не доказывайте, что вы лучше, чем есть на самом деле.

***

The Economist: Можете ли вы вспомнить момент, когда вы поняли, вокруг чего будет конфликт с Россией?

Зеленский: Думаю, когда я уже стал президентом. Я понимал, почему некоторые вещи происходят определенным образом и старался быть честным со многими мировыми лидерами, в том числе и с российским, конечно. Вы помните нашу первую и последнюю встречу с Путиным в 2019 году?

Мы начали приходить к решению, что не можем быть частью кого-то или чего-то. Я хотел изменить отношение к Украине, потому что украинцы — это такие же люди, как люди в США, Европе и России. Мы такие же. Мы на одном уровне. Дело не в том, у кого больше оружия или денег, газа или нефти и так далее. И именно потому, что мы все равны, у нас должна быть свобода выбора. И нужно понимать, что люди — это лидеры, а политические лидеры — неудачники в какой-то степени.

«Вряд ли он понимает, что происходит снаружи»

The Economist: То есть сейчас вы обращаетесь к людям Запада, а не к их политикам?

Зеленский: Конечно, естественно. Иногда мне кажется, что политики живут в информационном вакууме. Мы видим, что сейчас Путин в атмосфере некой закрытости. Значит, он чего-то не знает. Я не могу описать всего, что с ним происходит. Я не могу этого описать, потому что не знаю, с кем он разговаривает каждый день, каждую неделю или каждые две недели. Вряд ли он на самом деле понимает, что происходит снаружи.

***

The Economist: Когда вы просили помочь с вооружением, президент Франции Макрон сказал, что наступательные вооружения, такие как танки — за красной чертой, и что партнеры Украины не могут ее переступить. Почему?

Зеленский: Потому что они боятся России. Вот и все. И те, кто говорит [о красной черте] первым, тот и боится дать четкий ответ российской агрессии.

***

The Economist: Джонсон был гораздо более заинтересован в отправке оружия?

Зеленский: Да. Честно говоря, Джонсон — лидер, который больше помогает. Лидеры стран реагируют в соответствии с тем, как действуют и реагируют их избиратели. И в этом смысле Джонсон — пример.

The Economist: А немцы? После вторжения произошел внезапный сдвиг, и внешняя политика Германии, казалось, изменилась очень быстро. Они опасаются сделать больше?

Зеленский: Они пытаются балансировать. У них давние отношения с Россией, и они смотрят на ситуацию сквозь призму экономики. Временами они выручают. И стараются адаптироваться к изменяющейся ситуации. <…>

«У них столько техники, что уже возникают пробки из танков»

The Economist: Вас беспокоит истощение запасов необходимой военной техники?

Зеленский: У русских тысячи военных машин, и они все идут, идут и идут. Если вообще можно шутить в этой ситуации, то я пошучу. Есть города, где настолько много танков, что они не могут выехать. У них возникают пробки из танков.

The Economist: Где?

Зеленский: У нас есть знаменитый город Чернобаевка (Херсонская область), где мы в десятый раз обстреливаем российские воинские части. Они не понимают, что происходит, теряются и продолжают возвращаться на одно и то же место.

Дело не в том, что у Украины кончаются танки, у нас их и так было меньше. Бронетехнику нам никто не продает. Это большая проблема для нас. Мы не получили ни самолетов, ни бронетехники, ни танков. Мы уже передали список военной техники, которую намерены закупить. Пусть это даже советская техника. Хорошо, нам все равно.

«Не думаю, что он представляет себе ту Украину, которую видим мы»

The Economist: Вы сказали, что хотите встретиться с российским президентом лицом к лицу. Что бы вы сказали ему?

Зеленский: Много чего. Мы должны поговорить. Дело не в одном вопросе и не в одном ответе. Речь о решении. Надо говорить о конкретных вещах. Возможно, говорить придется месяцы, а, возможно, что и годы. <…> Стоит делать все пошагово. Давайте искать решения по очереди. Мы можем говорить обо всем. Но мы не можем идти на компромисс во всем. Надо понимать, что Украина — это наша земля. Он должен понимать, что происходит, и мы должны понимать друг друга, если это возможно. Дело не в уважении, не в любви или еще в чем-то. Дело не в чувствах. Все очень конкретно. Есть проблема, мы должны ее разрешить.

The Economist: Вы думаете, Путин принципиально считает, что Украина не имеет права на существование?

Зеленский: Не думаю, что он представляет себе ту Украину, которую видим мы. Он видит Украину частью своего мира, своего мировоззрения, но он не соотносит это с тем, что случилось за последние 30 лет. Я не думаю, что Путин был в бункере две недели или полгода, он был там больше двух десятилетий. Не говорю буквально, но в том смысле, что он был в информационной изоляции, ему предоставлял информацию его круг. И Украина, пока он был в этом бункере, существенно изменилась. Так что то, как он видит Украину, очень отличается от той Украины, которая существует в реальной жизни.

Подписывайтесь на Telegram-канал NewsMaker. Там коротко, удобно и быстро — о самых важных событиях