«Практикуемся в эксгибиционизме». Записки ковидиста. День № 3. Евгений А. Голощапов о жизни больного коронавирусом

Меня госпитализировали 27 мая с подозрением на COVID-19. Тест подтвердил диагноз. «По многочисленным заявкам телезрителей», как говорили раньше, я решил вести заметки о том, что происходит в Молдове с пациентами с коронавирусом, куда их госпитализируют, в каких условиях содержат, как диагностируют, кормят и лечат.

Эта публикация — пятая из серии (первая серия, вторая серия, третья серия, четвертая серия) заметок из больницы члена Совета по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства, директора департамента адвокации ОА «Позитивная Инициатива» Евгения Александровича Голощапова, заболевшего COVID-19.

Забегая вперед

Большую часть прошлой недели я провел в обнимку с подушкой, интоксикацией и капельницами, а также обильно круглосуточно потея. Это было состояние общей слабости: практически единственное, на что хватало сил —  тихо лежать на кровати и спать. Мозг отказывался думать, а включить лэптоп и стучать по клавишам казалось вообще нереальным физическим и интеллектуальным усилием.

Благодаря лечению к четвергу состояние улучшилось. А в пятницу, 12 июня, у меня взяли анализы на COVID-19, которые показали отрицательный результат, то есть отсутствие коронавируса в организме. В тот же день меня выписали из больницы, в которой я провел 16 дней. Теперь мне предстоит пробыть 14 дней дома на самоизоляции и продолжить лечение под наблюдением семейного врача. Что ж, теперь вы знаете развязку. Но «Записки ковидиста» продолжаются, ведь я успел описать всего лишь несколько первых дней.

Суббота, 30 мая 2020

«Доброе утро!»

Пациентам в отделении определенно нравится наша буфетчица, от которой всегда можно и нужно ждать непредсказуемых перлов и комментариев. Сегодня утром она выдала очередную порцию позитива. Итак, театр продолжается.

Действующие лица

Буфетчица, та самая, что разливала какао и раздавала манку, с отличным чувством юмора, всегда в прекрасном настроении.

Четверо пациентов палаты № 6, общаются между собой на русском.

Сцена вторая

Буфетчица входит в палату № 6 около 7:00 утра и будит спящих пациентов на первый завтрак.

Буфетчица. Доброе утро!

Пациенты, не сговариваясь, хором. Bună dimineața! (Доброе утро!)

Буфетчица. Care «bună dimineața», rușii? Доброе утро! (Какое «bună dimineața», русские? Доброе утро!)

Ссылка на «русских» нас позабавила. Так само собой получилось, что между собой мы общаемся на русском. В то же время в нашей палате полный интернационал. Наш Афанасий — гагауз. С родней по телефону он говорит исключительно на гагаузском. Игорь — украинец. У Дениса более экзотические корни: как он сам сказал, его отец — ром-урсар, мама — молдаванка, а бабушка — не просто русская, а сибирячка. С родней по телефону Денис преимущественно общается на государственном языке.

И, наконец, в палате я, с моим русско-украинско-болгарско-молдавско-татарским происхождением. Но, видимо, если всех нас свести к общему этническому знаменателю в пределах палаты, то каким-то чудесным образом мы все получимся русскими. Наверное, известная поговорка «потри русского — увидишь татарина» в условиях Молдовы эволюционировала, и ее следует читать наоборот. Короче, утро начинается с позитивным настроем, день обещает быть насыщенным.

Ближе к вечеру к нам перевели еще одного пациента. Он — этнический ром из Сорок, который пришел в палату в настоящем больничном полосатом халате и привнес общение со своей семьей на языке романи. Интернационал укрепился. Я никак не ждал, что, попав на больничную койку в сравнительно небольшое отделение, можно будет настолько полно увидеть и услышать этноязыковое богатство и разнообразие Молдовы!

Кал или капельница?

Сегодня утром я все-таки не забыл и до завтрака собрал мочу для анализа. Но сбор образца кала меня все еще смущает. Во время утреннего обхода интересуюсь у моего лечащего врача-«марсианки», что же мне делать с этим анализом?

«Мы берем анализы крови и мочи, но анализ кала для лечения COVID нам не нужен. Можете его не сдавать, в этом нет необходимости», — вносит она ясность. Аллилуйя! Кажется, теперь до меня доходит: я же лежу в отделении гастрологии. Наверное, санитарки, как говорится, «на автомате» выдают баночки для всех анализов, необходимых врачам-гастрологам, независимо от того, что теперь лечат в отделении. Вот такой «эксцесс исполнителя»! Но теперь меня мучает вопрос: какие же анализы санитарки предлагают сдавать пациентам и пациенткам, лечащимся от COVID-19 в отделениях урологии и гинекологии?

С анализами разобрались, но мой лечащий врач сообщает, что ей не нравятся мои печеночные пробы. Вчера у меня уже взяли кровь для анализа на гепатиты, а сегодня она решила почистить печень, положив меня  на следующие три дня под капельницы. Первую мне ловко сделала медсестра сразу после обхода. Сам собой напрашивается фантасмагорический вывод: не сдал кал — получи капельницу!

 

Операция «Кооперация»

Сегодня ночью я спал под одним одеялом — второе уже не нужно, озноба нет, еще два дня назад мне сбили температуру парацетамолом. С тех пор она держится в разумных пределах благодаря начавшемуся лечению.

Я лежу на кровати под одеялом и под капельницей. Сейчас лежать легко и удобно. Однако, давеча ночью была совершенно иная картина. Спал я откровенно плохо, и мое состояние здоровья здесь было абсолютно ни при чем. Все дело было в больничной койке. Всю ночь мне пришлось провести «на волнах», лежа практически на одном боку на узкой ровной полоске, балансируя между краем койки и непонятно откуда появившейся выпирающей из матраса складке. Утреннее обследование скелета и внутренних органов показало, что у моей койки «поломаны ребра». Ее основание оказалось пластиковым и частично было пробито. Именно эта дыра и заставляла матрас вздыматься каждый раз, когда я ночью приближался к ней. Раньше кто-то наивно попытался «залечить» переломы бумажным скотчем.

Пока я с поднятым наверх матрасом любовался внутренним устройством кровати и разрабатывал план спасения сна в последующие ночи, дверь в палату отворилась. К нам в очередной раз по-хозяйски заглянула буфетчица. Ее пытливый взгляд моментально уловил мои нестандартные кроватно-матрасные манипуляции. Сразу схватив суть проблемы, она ловкими и легкими движениями рук мгновенно проверила другие койки. Диагноз: почти у всех кроватей были различные повреждения пластиковых днищ. С некой ностальгией я вспомнил полностью металлическую койку советского образца, на которой я спал в палате № 1 — та койка, хоть и была внешне страшнее, была в полном рабочем состоянии, без пробоин.

Вместе с постановкой диагноза наша буфетчица назначила и лечение: срочное «хирургическое» кроватное вмешательство. Она же взяла на себя и руководство этой операцией. Лечение оказалось до безобразия гениально простым: поверх дыры был брошен широкий кусок линолеума, обеспечивший достаточное поверхностное натяжение, не давая матрасу проваливаться вниз. Этот «хирургический» материал буфетчица позаимствовала у одной из других коек, где линолеума оказалось больше, чем было необходимо.

Смекалистость буфетчицы создает впечатление, что она в больнице не просто так, а «под прикрытием». Может, она на особом спецзадании как завхоз, плотник, укладчица линолеума, женщина-кошка или кто знает еще кто? Как бы там ни было, теперь матрас абсолютно ровный, мой сон спасен! Единственное напоминание о проблеме — скрип при каждом движении. Но с этим, как говорится, можно жить.

Пополнение и распределение

В ночь с пятницы на субботу моему коллеге Косте стало плохо, он вызвал скорую, и его привезли в Центр COVID-19 на Moldexpo. Вечером ему сообщили, что у него подтвердили коронавирус. В связи с тем, что его форму заболевания определили как «легкую», Косте предоставили выбор: лечиться в больнице или дома. Он выбрал лечение дома. Костя — первый мой коллега, у которого диагностировали COVID-19. Надеюсь, что других не будет.

Благодаря Косте мне становится понятно, почему одних кладут в больницу, а других отправляют домой. В Центре COVID мне поставили оценку «состояние средней тяжести». Теперь я понимаю, что в состоянии «средней» и большей тяжести показана госпитализация. При «легкой» у тебя есть выбор: больница или дом, а пациентов без симптомов однозначно отправляют домой. Костя шутит, что меня отправили в больницу, так как я «не успел подправить карму».

Кстати говоря, при определении тяжести состояния врачи исходят из множества данных: это не только анализы на COVID, но и результаты рентгена, общий анализ крови, кровяное давление, частота ударов сердца, насыщение крови кислородом, температура, общий осмотр и опрос пациента. При диагностике врачи не пальцем в небо тычут и не просто так направляют людей в больницы.

Симптомы

Из-за того, что я попал в больницу с COVID, в глазах многих людей из моего круга общения я стал «специалистом по коронавирусу». И так как начали поступать вопросы, вот в двух словах ключевые симптомы COVID так, как их ощутил я и мои соседи по двум палатам:

— повышенная температура тела;
— сухие и глубокие покашливания без мокроты;
— горло почти не болит, пить воду и глотать еду легко, нет болевых ощущений;
— снижение или потеря обоняния и вкусовых ощущений;
— ломота в мышцах и (или) костях.

Это не инструкция для диагностики COVID-19. Не каждое повышение температуры и кашель означают наличие коронавируса. Нужно разумно следить за своим состоянием, причем не только во время пандемии. Главное, не впадать в крайности типа ипохондрии. Помните, как один из героев Джерома К. Джерома в повести «Трое в лодке, не считая собаки» листал медицинский справочник заболеваний? «Я начал прямо по алфавиту. Прочитал об анемии — и убедился, что она у меня есть, и что обострение должно наступить недели через две. Брайтовой болезнью, как я с облегчением установил, я страдал лишь в легкой форме, и, будь у меня она одна, я мог бы надеяться прожить еще несколько лет. Воспаление легких оказалось у меня с серьезными осложнениями, а грудная жаба была, судя по всему, врожденной. Так я добросовестно перебрал все буквы алфавита, и единственная болезнь, которой я у себя не обнаружил, была родильная горячка».

Передачка и «помана»

После обеда коллега принес мне передачку из дома. В больницу посетителей сейчас не пускают. Люди подходят к воротам, звонят пациентам по телефону, а те просят санитарку принять и занести передачку. У ворот рядом со сторожкой стоит металлический столик. Часто именно на нем люди оставляют сумки с передачками, в которые зачастую кладут записки с именем пациента (как шутят пациенты — записки «о здравии») и 10 леев («за поману») санитаркам за оказание монопольных услуг курьерской доставки по больнице. Как-то так это сейчас работает.

Передачка ко мне поспела как раз вовремя. Во-первых, в нашей палате закончились бумажные салфетки над раковиной, а новых нам не выдали: на выходных больничный склад закрыт, и нас спас переданный мне рулон бумажных полотенец. Во-вторых, прибыл спасительный удлинитель с пятью розетками — мы ликвидировали очереди за электричеством. В-третьих, о радость, теперь у меня есть собственная туалетная бумага!

Переданные бутылки с минеральной воды сразу же разошлись в палате по тумбочкам, хотя вода оказалось на редкость противной. Дениса обрадовало банное полотенце, и он сразу отправился в душ. Я не мылся уже несколько дней, и потому тоже занял очередь на помывку с переданным полотенцем, банными тапочками, шампунем и мылом.

Больничный квест

У нас в отделении одна душевая на всех пациентов, которых на этаже около 40 человек. Порой необходимо занимать очередь и ждать. Мне повезло: в конце дня очереди не было, и мне удалось искупаться в душе. Но, как оказалось, попасть в него было непростой задачей. Предстояло отыскать заветный ключ. Я видел, что пациенты, выходя из душа, кладут ключ под какую-то пластиковую крышку, прикрывающую набор хозяйственных тряпок. Но сейчас его там не оказалось. Я «привлек к ответственности» Дениса, который подсказал, что ключ прячут в шкафчике туалетно-душевого коридора под емкостью для стерилизации медицинских инструментов. Снова промашка. Отправился за помощью к санитаркам, одна из которых отыскала ключ под простыней, накинутой на каталку все в том же туалетно-душевом коридоре. Похоже, теперь я, наконец, знаю здесь все потайные места.

Душ оказался прилично-необычным. Все отремонтировано: новая плитка, туалет и раковина. Есть бойлер и  душевая  кабина с белой занавеской с трех сторон. Все довольно прилично, но конструкция душа неудачна: много воды стекает на пол, водостока в нем нет, и после мытья кому-то приходится собирать воду шваброй. Этот «кто-то» — обычно санитарки, которые ворчат каждый раз, когда пациенты идут в душ. Чтобы сгладить их недовольство (я и сам был бы недоволен этой лишней работе), мы сами собираем воду шваброй. Санитарки довольны и перестают ворчать.

После посещения больничного туалета широкое и прозрачное окно в душевой вовсе не удивило меня. Перед окном светло, на широком подоконнике удобно сложить вещи. Раздеваешься, а напротив красуются несколько 2-3-хэтажных частных домов. У нас снова нет друг от друга секретов, мы практикуемся в эксгибиционизме. И вообще: зашел в душ, разделся, включил горячую воду, окно само запотеет.

 

Капитуляция

Я не ожидал, что мой пост в Фэйсбуке о том, что я заболел COVID-19, спровоцирует такое внимание: за двое суток его залайкали почти 300 человек, более 300 — прокомментировали, я получил сообщения на четырёх языках из более чем двух десятков стран. Причем не только из Европы и Центральной Азии, но, в том числе, из Австралии, Тайланда, Турции и США.

Несколько моих фэйсбучных друзей — журналисты и бывшие коллеги по ПРООН — подбадривали меня писать о том, что со мной происходит. Именно после их сообщений я окончательно сдался, перестал сопротивляться страшной мысли о необходимости что-то писать (мне всегда было проще сказать, чем написать), выкинул белый флаг и открыл лэптоп.

Продолжение следует.

Евгений Александрович Голощапов