Меня госпитализировали 27 мая с подозрением на COVID-19. Тест подтвердил диагноз. «По многочисленным заявкам телезрителей», как говорили раньше, я решил вести заметки о том, что происходит в Молдове с пациентами с коронавирусом, куда их госпитализируют, в каких условиях содержат, как диагностируют, кормят и лечат.
Эта публикация — третья из серии заметок из больницы члена Совета по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства, директора департамента адвокации ОА «Позитивная Инициатива» Евгения Александровича Голощапова, заболевшего COVID-19. В первой части «День № 0. Записки ковидиста» он рассказал о симптомах болезни, встрече с «марсианами» и доставке на «марсоходе» в Центр COVID на Moldexpo. Во второй части «Эй, марсиане! Записки ковидиста» — о «кофейных марсианах» и о том, как все устроено в Центре COVID, чем там кормят и почему не лечат.
Четверг, 28 мая 2020
«Марсоход-2»
Полночь. В Центре COVID тихо. Впрочем, тишина здесь соблюдалась в течение всего моего пребывания. Я снова иду по коридорам Центра, но теперь в обратном направлении — к выходу. Проходя мимо боксов, замечаю, что теперь большинство из них заполнены. Видимо, в течение дня сюда поступило много людей с подозрением на COVID. Подхожу к выходу, благодарю за помощь медперсонал Центра и прощаюсь с ними.
Как известно, в полночь средства передвижения имеют обыкновение превращаться в тыквы. Мой «Марсоход-2» превратился в новенький «Мерседес» скорой помощи. Знаете ли вы подлинную историю закупки новых машин скорой помощи в Молдове? Не гуглите, вы там не найдете: обществу более известна лишь ее последняя часть, связанная с различными проблемами в процессе закупки скорых. Но сейчас вы впервые услышите эту историю целиком.
Пять лет назад, в 2015, я работал в Программе развития ООН в Молдове, координируя портфолио по правосудию и правам человека. Вместе с Управлением верховного комиссара ООН по правам человека мы реализовывали проект, направленный на развитие Офиса народного адвоката (ОНА) и Совета по равенству. Одним из мероприятий было проведение совместно с ОНА национального социологического исследования о восприятии людьми прав человека в стране, которое мы опубликовали в 2016 году. Ключевым результатом для нас стал список прав, которые респонденты посчитали для себя самыми проблемными, несоблюдаемыми. На первом месте в этом антирейтинге оказалось право на здоровье — его назвали проблемным 61% респондентов.
md.one.un.org
Омбудсмен, узнав о результатах соцопроса, сделал это направление одним из приоритетов в работе своей команды и в первую очередь они изучили вопрос предоставления скорой медицинской помощи, придя к выводу о том, что необходимо серьёзное обновление инфраструктуры, в том числе, парка оборудованных машин скорой помощи.
Именно после этого власти решили выделить первые средства на закупку новых скорых. Вот так социсследования могут привести к серьезным изменениям на благо людей. Сейчас я впервые получаю помощь благодаря новой машине скорой помощи, которая стала результатом, в том числе, и моего труда.
«Марсоход-2» везет двоих пациентов: меня и еще одного мужчину постарше. Нас переводят в кишиневскую городскую больницу № 2 (ныне имени Архангела Михаила). Температура воздуха в «марсоходе-2» не отличается от ночной на улице.
Я насмотрелся зарубежных фильмов, в которых врачи укутывают замерзших пациентов в блестящие простыни из какой-то фольги, и решаюсь снова испытать судьбу. «У меня озноб, есть ли в скорой покрывало для пациентов?» — спрашиваю у «марсианина» в белом комбинезоне и иной полной экипировке. Покрывала нет, но в машине есть подогрев, который они не могут включить, так как оба «марсианина» и без этого перегрелись в своих «скафандрах», а с подогревом воздуха рискуют в них окончательно закипеть. «Вареные раки» нам вовсе не нужны, соглашаюсь потерпеть до больницы.
Заведенный разговор позволил узнать, что все средства защиты и у этих врачей скорой помощи есть, им их выдают каждый раз на 24-часовую смену. Все они одноразовые, кроме очков и защитного экрана, которые дезинфицируют и используют вновь.
Что касается машины, «марсиане» согласились, что этот «Марсоход», безусловно, лучше тех, которыми они пользовались прежде. Соглашаюсь с ними и я: автомобиль визуально не просто новее и комфортнее «Ситроена», доставившего меня на Moldexpo, но значительно лучше оборудован, в нем множество ящиков с различными приспособлениями и расходными материалами. Сами «марсиане» оценили «Марсоход-2» на восемь баллов из десяти. Им кажется, что при закупке «Марсоходов» на чем-то сэкономили, могли бы купить машины с более хорошей комплектацией.
«Прописка»
Мы прибываем в больницу. Минут 20 ждем в «Марсоходе-2», пока врачи передают наши дела больнице и судачат между собой. Даже «марсианам» необходимо дружеское общение с коллегами и эмоциональная разрядка в эти особенно напряженные для них времена. Нас вызывают в приемное отделение. Оказывается, перед нами госпитализировали еще несколько пациентов, и потому мы ждали в машине. Оформление документов каждого пациента длится не меньше 10-15 минут.
Впервые за последние дни со мной работает не «марсианин», а медработница, напоминающая человека: она в защитном халате, бахилах, перчатках, маске, шапочке и очках. Но я вижу ее лицо и четко слышу ее слова. Она перепроверяет мои личные данные, снова цепляет «прищепку» мне на палец — насыщение крови кислородом 98%, задает вопросы, доходя до самого интересного.
«Вы знаете, как Вы инфицировались?» Ответ у меня один, в стиле «шоб я знал!».
Впервые этот вопрос мне задали дома «марсиане» в белом. Я не был в контакте с человеком с явными признаками COVID-19, с середины марта не ходил в гости, носил маски, мыл руки, протирал их дезинфекционными смесями по несколько раз в день, измерял температуру при входе в офис и старался снижать риски всеми возможными путями.
Предполагаю, что коронавирус мог ко мне прицепиться в общественном транспорте, в магазине или во время общения с его бессимптомным носителем.
Медработница ведет меня в более теплый холл больницы и просит подождать там. Минут через семь санитарка, также в защитном халате, бахилах, перчатках, шапочке и очках, приносит мне согласие на госпитализацию и просит его подписать. Я беру его в руки и сажусь читать. В глазах санитарки читается удивление. «Trebuie să semnezi și să mergem» («Надо подписать и пойдем»). Объясняю, что я юрист и не могу подписать то, что я не читал.
Как говорит адвокат Вячеслав Яковлевич Цуркан, мой бывший преподаватель на юрфаке в МолдГУ и основатель нескольких правозащитных организаций в Молдове, «есть два дурака: один пьет и не закусывает, а второй подписывает и не читает».
«Nu ia hîrtia în mana, ai coronavirus, pui pe masa și citești aici» («Не бери бумагу в руки, у тебя коронавирус, положи на стол и читай здесь»). Резонно, кладу на стол договор на госпитализацию, подготовленный на государственном языке. «Я бы хотел ознакомиться с договором на русском, здесь есть специфическая терминология, которая мне может быть не совсем понятна», — обращаюсь я к санитарке. «Hai, semnează și să mergem la salon, este tîrziu deja» («Давай подписывай и пойдем в палату, уже поздно»), — явно удивленно отвечает она.
Очевидно, спорить с ней сейчас бесполезно, но я отмечаю для себя на подкорке очередное ограничение доступности информации при оказании медицинской помощи в многоязычной Молдове — обязательно займусь этой проблемой после выхода из больницы.
Право на здоровье закреплено в Международном пакте ООН об экономических, социальных и культурных правах, который Молдова ратифицировала ещё в 1993 году, обязавшись соблюдать все права, включеные в этот договор. «Доступность информации» — существенный элемент права на здоровье.
Когда госинституты публикуют любую информацию из области медицины, предназначенную для пациентов, они должны излагать ее доступными для понимания словами и на языках, понятных людям, в том числе принадлежащим к разным языковым группам в стране. Вы можете узнать об этом подробнее, если перейдете по ссылке. Смотрите параграф номер 12 на одном из шести языков ООН.
Примерно в час ночи санитарка ведет меня на третий этаж старого корпуса больницы. Все помещения, через которые мы проходим, недавно отремонтированы — больница изнутри производит на меня хорошее первое впечатление. Мои документы передают медработнице, которая к тому времени уже отдыхала и была без средств защиты на части третьего этажа, почему-то отделенной ковриком. На полу был наклеен скотч ярко-красного цвета («Не входить, опасная зона?»). Наконец-то реальный человек.
«У меня к Вам просьба», — обратился я к ней, пытаясь вступить в контакт. Человек с третьего этажа оказался менее общительным существом в отличие от всех предыдущих «марсиан». «Мы к Вам придем, — почти прошептала она. — Идите в первую палату, там есть свободные койки». «Хорошо, что не в шестую», — улыбнулся про себя я.
Сказано — сделано. Я занял первую от входа койку в палате № 1. Укутался в одеяло, меня продолжает знобить, мне нужно второе одеяло. Прождал около 30 минут, но никто из людей так и не появился.
Отчаявшись, прямо в одеяле снова направляюсь к красной линии. Звонков, колокольчиков или иной сигнальной системы там нет. Поразмыслив, слегка постучал о стену стоявшей рядом шваброй. На мое удивление дверь одной из палат мгновенно отворила полузаспанная медработница. «Меня знобит, мне необходимо второе одеяло, — повторил я уже отточенную фразу. — Я в первой палате…» «Да, возьмите второе одеяло со свободной койки». Наконец-то у меня два одеяла, я согреваюсь и засыпаю.
Утро
«Băieți, la masă!» («Мальчики, на завтрак!») — звучным голосом разбудила палату буфетчица Валентина в 7:30 утра. Мне, как новенькому, она выдала кружку и металлическую ложку для личного использования на все время пребывания в больнице. Неужели вилки и ножи в больницах под запретом?
Евгений Александрович Голощапов
На завтрак весь этаж получил по два куска хлеба, кусок сыра, кубик сливочного масла и чай с сахаром — это стандартный завтрак, который будет повторяться каждый день.
Мальчиками оказались не только я, а еще двое мужчин лет на 10 меня старше. В течение дня мы с ними познакомились. Их доставили в больницу в не очень хорошем состоянии с воспалениями легких, у одного из них в дополнение острые боли в животе, из-за которых он не может есть, потому даже не взял завтрак.
Я краем глаза заметил, что мой другой сосед по палате после завтрака помыл тарелку. «Нас просят мыть посуду?» — спросил я. «Нет, это я из уважения к медперсоналу». Теперь посуду за собой мою и я.
Обход и уход
С вечера вторника, когда появились первые очевидные симптомы, и до сих пор я не принимал никаких лекарств. Я плохо себя чувствую. После завтрака к нам в палату с обходом пришли лечащие врачи.
Настала моя очередь: знакомство, вопросы о моем состоянии, что беспокоит, о симптомах, о возможном источнике инфицирования. Обложили со всех сторон: на пальце снова «прищепка» (насыщение 97%), рука под измерением давления и градусник под мышкой (38°С). Мне назначили лекарства на один день, а также сбили температуру.
Обход повторился вечером после ужина. Первый день лечения, конечно, ничего существенного в моем состоянии не изменил, лишь температура после обеда спала до 36,8°С. Ближе к вечеру санитарка принесла мне две баночки для самостоятельного сбора завтра утром анализов мочи и кала. «С мочей все понятно, а кал зачем?» — поинтересовался я. «Так назначили», — последовал безапелляционный ответ.
Пребывание в больнице внесло существенные коррективы в мой распорядок дня: впервые за долгое время я заснул около 22:00.
Палата № 1
В палате, как и на этаже, отремонтированы стены, вставлены пластиковые окна, есть новый рукомойник, окруженный новой кафельной плиткой с по-прежнему одноязычным плакатом о гигиене рук, новая система канализации и кварцевая лампа. Прежними, похоже, остались только постеленный на полу линолеум, а также больничные койки, матрасы, тумбочки и один стул.
Евгений А. Голощапов
Я был готов к тому, что в больнице не будет вай-фая. Кстати, в Центре COVID-19 на Moldexpo было несколько точек подключения к бесплатному вай-фаю. Но я совершенно не ожидал, что в палате на пять коек будет всего лишь одна электрическая розетка. Это старый блок больницы. Во времена его постройки электричество в палатах было необходимо, видимо, лишь для того, чтобы вскипятить чай. В наши дни ситуация кардинально иная: почти у каждого есть мобильный телефон, у многих лэп-топы, планшеты, бритвы и иные электроприборы. Так и хотелось воскликнуть: «Каждому пациенту по розетке!»
В палате есть электромонополист — это наш коллега по несчастью, прямо над тумбочкой которого находится та самая единственная розетка. Несмотря на свое исключительное положение на рынке поставок электроэнергии в палату, он оказался на редкость порядочным человеком. «Подходи в любое время и без проблем подключай все, что необходимо», — пояснил мне он. Сегодня мне не до электричества, тем не менее я воспользовался его приглашением и подзарядил мобильный телефон.
«Граду и миру»
Единственное, на что у меня хватило сил под конец дня, это сообщить друзьям, знакомым и коллегам о том, что я заболел COVID-19. Несмотря на не очень хорошее самочувствие, я решил, что это важнее моего нынешнего состояния.
Последние лет пять я особенно много сталкивался со страхами в отношении людей, живущих с ВИЧ, и с их стигматизацией в обществе только потому, что у них ВИЧ. В отношении людей, у которых диагностировали COVID-19, эти страхи, ненависть, слухи и даже угрозы физической расправы проявились с новой силой и в новых для всех нас обстоятельствах.
Я убежден, что никакой медицинский диагноз не должен вести к унижению человека. Необходимо лечить болезнь и поддерживать пациента — это цивилизованный подход. Я не остаюсь безучастным зрителем. Раз уж судьба распорядилась так, что я заболел COVID-19, буду использовать это как дополнительную возможность, чтобы бороться с этим заболеванием, с этими страхами и создавать более дружественный мир для каждого из нас. Именно из таких побуждений я и опубликовал на моей странице в Фэйсбуке пост следующего содержания:
У вас есть друзья, знакомые, коллеги, которые заболели COVID-19? Если нет, то теперь будут! 🙈 Вчера у меня…
Gepostet von Evghenii Alexandrovici Goloșceapov am Donnerstag, 28. Mai 2020
«У вас есть друзья, знакомые, коллеги, которые заболели COVID-19? Если нет, то теперь будут! Вчера у меня диагностировали этот самый COVID-19. Вызвал днем скорую, отвезли на Moldexpo, там взяли анализы, поздним вечером пришли результаты, ночью на скорой перевезли в больницу на лечение, которое обычно занимает от 16 до 30 дней — кому как повезет. Так что у меня вынужденный «отпуск», а заодно лично промониторю изнутри, что и как у нас происходит с лечением COVID-19. На закуску пара вчерашних фото из Центра COVID-19 на Moldexpo. Сидите дома, мойте руки, носите маски!».
Именно с этот поста и начались «Записки ковидиста». Но в тот момент я этого еще не знал и ничего более объемного писать не планировал.
Продолжение следует.
Евгений Александрович Голощапов
