В редакции NM Стела Унтила была первопроходцем. Ей пришлось с нуля развивать румыноязычную версию NewsMaker, когда русскоязычная версия работала уже пять лет. В интервью корреспонденту NM Надежде Копту она рассказала, зачем работает по ночам, какой урок извлекла, после того как подверглась медиатравле за колонку в поддержку русскоязычных, и почему она против того, чтобы политики использовали детей в предвыборных кампаниях.
Это интервью — третья история спецпроекта #NMinside, в рамках которого сотрудники редакции рассказали о себе, о работе и о том, что остается «за кадром» наших материалов. Первые два интервью из этой серии — с основателем NM Владимиром Соловьевым и с заместителем главного редактора Ольгой Гнатковой.
«За два месяца работы узнала больше, чем за три года в университете»
Как ты пришла в журналистику?
Я была очень тихим ребенком и до 12 класса не устраивала никаких подростковых бунтов. Я была на год старше одноклассников, так как мне пришлось дважды учиться в девятом классе: один раз в Молдове, второй — в Румынии. И вот тогда меня настиг переходный возраст: я открыла для себя ночные клубы, новые виды макияжа, шопинг. Мне было не до мыслей о будущем: сдав БАК, я даже не думала, что делать дальше.
Это заметил мой старший брат и созвал семейный совет, чтобы решить, что со мной делать. Мама предложила, чтобы я стала экономистом, брат — юристом. Услышав это, я подумала, что неплохо пишу и могла бы заняться журналистикой. Мы с братом пошли в университет, хотя я даже не выяснила, какие документы нужны для поступления. Оказалось, что это был последний день приема документов на факультет журналистики, а на следующий день уже надо было сдавать вступительный экзамен. Я его сдала на 10. С такой оценкой поступили только две девушки. Думаю, мне просто повезло, потому что я не готовилась.
В университете я в основном скучала. Учебная программа казалась устаревшей. Ходила только на те пары, которые нравились. Окончив университет, увидела вакансию одного телеканала: они искали сотрудников, которые готовили бы новости бегущей строкой. Я пришла по этому объявлению, но в отделе кадров мне предложили стать редактором зарубежных новостей. Там я очень многому научилась. За два месяца узнала от редакторов больше, чем за три года от преподавателей в университете. На этом телеканале я проработала несколько лет, но потом у них начала меняться редакционная политика. Тогда я как раз забеременела и решила, что пора увольняться.
«Да не волнуйся, я тебе понравлюсь»
А как ты попала в NewsMaker?
После того как два года провела в декрете, один из моих бывших редакторов предложил мне поработать в новом медиа-проекте. Я снова стала редактором зарубежных новостей. Мне там очень нравилось: у нас была замечательная команда. Правда, из-за финансовых проблем СМИ закрылось, а я стала безработной. Меня это задело не только финансово, но и эмоционально: я очень привязалась к людям, с которыми работала.
Неожиданно мне позвонила знакомая и сказала, что ее пригласили на собеседование в NM, но у нее резко изменились планы, и она порекомендовала на эту работу меня. В тот же день я пришла на собеседование. Мне показалось, что главный редактор смотрит на меня скептически, и меня это заинтриговало. Я прямо смотрела на нее и думала: «Да не волнуйся, я тебе понравлюсь». В итоге так и вышло, и я стала работать в NM.
В первый же год работы в NM ты написала колонку о работе в NM, в которой, в том числе, отметила, что первое время в нашей редакции тебе было одиноко. Когда это ощущение прошло?
Ну, это ощущение в первую очередь было связано с депрессией от потери предыдущей работы. Я не успела осмыслить эти моменты. Теперь я больше не чувствую себя одинокой. Рада, что, несмотря на эмоциональные проблемы, смогла проявить профессионализм и осталась в NM.
«Иногда я публикую новости даже ночью»
Сколько длится твой рабочий день в NM?
Хороший вопрос. Официально — мой день начинается в восемь утра и заканчивается в пять вечера. На самом деле, проснувшись, я беру телефон и смотрю новости, которые появились за ночь. Если произошло что-то серьезное, могу написать новость раньше восьми утра. Вообще журналистика — это работа, которая требует стопроцентного вовлечения. Ты не можешь просто в 17:00 поставить точку и уйти. И мне это нравится. Если бы я не была вовлеченной, не справлялась бы. Вокруг происходит много событий, очень важно их замечать и быть в курсе всех важных тем. То есть, если сегодня что-то произошло, оно, как правило, не произошло просто так, это следствие событий, которые произошли вчера, неделю назад или даже год. Важно увидеть эту связь. Если не следить постоянно за новостями, ты теряешь эту связь и становишься поверхностным.
Иногда я публикую новости даже ночью. Просто я очень переживаю из-за того, что румыноязычная версия NM не так популярна, как русская. Я хочу развить ее, чтобы у нее было больше читателей. Новости требуют оперативности. Если ты не дашь новость первым, то потеряешь читателя. Завтра утром никто не будет читать новости о том, что произошло вчера вечером. Поэтому, если вижу что-то интересное, я сама заинтересована в том, чтобы поскорее сообщить об этом читателям.
А еще бывали случаи, когда я оставалась без напарника. Получалось, что вся румыноязычная реакция — это я одна. Но все равно стараюсь не отставать от русской версии. Часто берусь переводить какие-то эксклюзивные тексты наших корреспондентов, потому что те, кто читает NM на румынском, должны быть в курсе. Вообще меня никто никогда не просил работать сверхурочно, это мой выбор и желание.
«Он 20 минут отчитывал меня за какую-то новость»
Тебе часто приходится по работе общаться с политиками. Было такое, что кто-то из них обиделся на твою публикацию?
Ситуации бывают разные. Есть очень открытые политики, с ними легко общаться. И такие люди есть в каждой партии. У меня был случай, когда депутат, которому я позвонила, чтобы взять комментарий, так меня рассмешил, что все в редакции оглянулись, чтобы посмотреть, почему я так смеюсь.
А был другой случай: позвонил политик, с которым мы не были знакомы. Сначала решила, что он позвонил случайно. Но он стал меня отчитывать за какую-то новость, и это продолжалось не менее 20 минут. Все это время он рассказывал мне о деонтологии, профессионализме, но так и не объяснил, что именно его возмутило, хотя я спрашивала несколько раз.
Об этом разговоре я рассказала главному редактору, мы вместе просмотрели все новости, которые я опубликовала в этот день. В конце концов, нашли новость, которая, возможно, его оскорбила. Но мы не понимали, чем именно она могла его задеть. Редактор сказала, что с новостью все в порядке. Через несколько дней я случайно узнала, в чем была проблема. Той новостью, в которой шла речь о нем, я поделилась в нескольких группах в Facebook. В одной группе я сделала более ироничную подводку, и именно это его задело. Но я не единственный журналист, который попал с этим политиком в такую историю. Коллеги из других редакций тоже сталкивались с подобным.
Какие еще сложные моменты бывают в твоей работе?
Сложно, когда приходится долго ждать подтверждения информации от каких-то ведомств. Ты уже написала новость и нужен только комментарий, но его все нет и нет. Ты просто теряешь время. Хотя, надо отметить, есть очень хорошие пресс-службы. Например, в МИДЕИ, в полиции. Не знаю, может, это только со мной так, но мне они очень быстро отвечают на вопросы.
«После этого на меня обрушилась волна возмущений»
Можешь вспомнить свой текст, который особенно тебя зацепил?
Ты, наверное, помнишь эту историю. NM опубликовал серию репортажей о нацменьшинствах, которые живут в Молдове. И вот, после того как моя коллега Дарья [Слободчикова] опубликовала репортаж о русских, он собрал в сети много ужасных комментариев. Меня это очень возмутило. Было много оскорблений и предложения сослать всех русских в Сибирь. Мне захотелось написать об этом колонку. Коллегам понравилось, и мы решили опубликовать.
После этого на меня обрушилась волна возмущений. Мне говорили: ты их защищаешь, а они 30 лет здесь живут и так и не выучили язык, они свиньи, и т.д. Мне кажется, такие ядовитые комментарии вредят всем. Больше всего меня поразило, что такие комментарии позволяли себе не только читатели, но и журналисты, которые утверждают, что продвигают европейские ценности и отстаивают свободу слова. Они перешли на личные оскорбления. Они не обсуждали идеи, которые я высказала в колонке, они обсуждали меня. Свой урок из этого я извлекла. И он не в том, что надо молчать, когда тебя что-то задело, а в том, что ты должен быть готов к негативным реакциям.
Кстати, о твоих колонках. За первую свою колонку в NM («Фашистка» среди «оккупантов») ты получила «Золотое яблоко». Вторая твоя колонка, о которой мы говорили, вызвала шквал негативных комментариев в твой адрес. Еще одну колонку ты написала о политиках, которые используют в своих предвыборных кампаниях детей. Почему ты решила об этом написать?
Тогда депутат и мэр одного города опубликовали фото «торжественного открытия» туалета в местной гимназии. У входа в туалет стояли дети и держали красную ленточку, которую должны были перерезать взрослые политики. Когда я увидела это фото, у меня сработал материнский инстинкт. Моему сыну пять лет, и мне не хотелось бы, чтобы его использовали в предвыборных мероприятиях. У нас ведь политики используют для PR все средства. Это низко.
Низко, когда политики едут в село раздавать какую-то помощь и при этом обязательно берут с собой фотографа. Все мы знаем, как дорого обходятся услуги фотографа. И вот политики перед фотокамерой раздают детям игрушки и печеньки, потом эти фото используют в предвыборной кампании, чтобы показать всем, какое у них большое сердце и как они помогают бедным. Да лучше бы они разработали какие-то законопроекты, чтобы поднять уровень жизни в стране и этим детям было что есть и что надеть. А такими фотографиями нами просто манипулируют. Самое интересное, что такое позволяют себе политики из самых разных партий. Даже президент [Майя Санду], хотя меньше, чем другие.
Кстати, когда опубликовала эту колонку, меня критиковали за то, что я подыгрываю PAS. Но это часть жизни NM. Нам постоянно пытаются приписать симпатии к тем или иным политикам.
«Стой, мы должны быть уверены в информации»
Расскажи про это подробнее.
Не хотелось бы, чтобы это выглядело, как дифирамбы NM, но я считаю, что мне повезло оказаться в этой команде. В Молдове журналистика часто пересекается с политикой, и СМИ часто обвиняют в том, что они поддерживают то волков, то зайцев, то медведей. Положа руку в огонь, могу утверждать, что NM не принимает ничью сторону. Это очень важно.
К тому же в NM есть коллеги, у которых многому можно научиться. В противном случае, ты перестанешь развиваться. А когда тебя окружают сильные и умные люди, которые придерживаются деонтологических норм, это тебя мотивирует. Иногда я даже не согласна с этой правильностью. Например, есть какая-то новость, которую хочется дать быстрее, а мне говорят: «Стой, мы должны быть уверены в информации, давай посмотрим, где еще можно ее подтвердить». А еще в этой редакции совсем не ощущается возраст сотрудников. Часто я себя чувствую инфантильнее, чем некоторые коллеги, которые моложе меня.
Последний вопрос. Мы в NM пишем на достаточно сложные темы и рассказываем о не самых приятных вещах. Как ты думаешь, журналист может что-то изменить?
Я думаю, что каждый человек, независимо от того, где работает, может что-то изменить. Достаточно просто делать свою работу чуть лучше, чем от него требуется. Но, если говорить о журналистах, мы напоминаем властям об их обязанностях, а людям — об идеалах. Мы их воспитываем, открываем на что-то глаза. Да, конечно, иногда люди сами предпочитают более легкие или светские новости. И когда мои коллеги публикуют какие-то важные тексты, которые касаются экономики или юстиции, их читают не так активно, как короткие новости. Но тут важнее не то, сколько человек прочли этот материал, а кто именно прочел. У нас есть преданная аудитория среди дипломатов, политиков, юристов. И важно, чтобы они узнавали об этих проблемах и делали выводы.
