«Способ закрывать рты» и «выпячивание пороков государства»: так правозащитники на правом и левом берегах Днестра называют новую Стратегию противодействия экстремизму, принятую этой весной в Приднестровье. С тех пор в регионе завели как минимум два громких уголовных дела за экстремизм: молодой журналистке грозят пять лет за книгу о приднестровской армии, а местному оппозиционному политику — за посты в Facebook с критикой лидера Приднестровья. NM разбирался, как новая стратегия Приднестровья «выросла» из опыта России и Казахстана, как местные власти пользуются этим документом, и собирается ли Кишинев вмешиваться в ход уголовных дел против журналистки и политика.
По следам России и Казахстана
В Приднестровском законодательстве давно борются с «экстремизмом». Закон «О противодействии экстремизму» действует в регионе с 2007 года: его подписал еще первый местный лидер Игорь Смирнов. Документ содержит определения экстремизма. В частности, кроме явных угроз безопасности вроде насильного захвата власти, к нему относят «унижение национального достоинства» и «публичную клевету» в отношении должностных лиц. Борьбу с экстремизмом, следует из документа, необходимо вести на принципах «законности и гласности».
В местном Уголовном кодексе тоже давно есть статьи, предусматривающие наказание за экстремизм. За «публичные призывы к экстремистской деятельности» можно получить до трех лет тюрьмы, а за то же самое с использованием интернета и СМИ — от трех до пяти лет заключения. Эту статью в последний раз дополняли и уточняли во время лидерства Евгения Шевчука в 2013 году.
Несмотря на наличие этих статей и документов, 20 марта 2020 года нынешний лидер Приднестровья Вадим Красносельский утвердил новую Стратегию противодействия экстремизму в Приднестровье на 2020-2026 годы. Ее необходимость он объяснял тем, что «за последние годы увеличилось число внешних и внутренних экстремистских угроз».
«Происходящие в мире геополитические изменения инициируют новый спектр вызовов и рисков в сфере государственной безопасности, которые становятся все более разнообразными», — сказано во вступительной части документа. Какие именно изменения произошли в последнее время, в стратегии не уточняется.
Документ обозначил основные направления работы госорганов в сфере безопасности: усиление контроля и учета иностранных граждан, совершенствование законодательства в этой области, профилактическая работа с теми, кто «подвержен влиянию идеологии экстремизма».
Кроме непосредственной борьбы с экстремистскими организациями, стратегия предполагает противодействие «информационному экстремизму»: выявление информации, которая «дестабилизирует социально-политическую и экономическую ситуацию» в Приднестровье. Эта формулировка фактически приравнивается в документе к «экстремизму».
Отметим, в стратегии говорится, что она учитывает опыт России, Беларуси и Казахстана в борьбе с экстремизмом и терроризмом. На практике, порядка 80% текста стратегии Приднестровья напрямую списаны с аналогичных документов России и Казахстана слово в слово. В приднестровской версии в стратегию добавили лишь принципы гласности, законности и соблюдения прав человека.
«Свое видение вопроса»
К появлению новой стратегии в Приднестровье отнеслись по-разному. Кандидат политических наук, общественный деятель из Тирасполя Анатолий Дирун считает, что в этом нет ничего «удивительного и необычного». По его словам, логично, что новое руководство региона решило принять собственный документ на эту тему «со своим видением» вопроса.
Однако, как рассказал председатель тираспольского информационно-правового центра «Априори» Евгений Дунаев, при утверждении документа не проводились никакие дебаты: «Его приняли по-тихому». По его словам, «Априори» несколько раз обращался в министерство госбезопасности Приднестровья с просьбой провести открытые слушания по стратегии. Но каждый раз получал отказ.
Более того, юрист «Априори» Степан Поповский считает, что Красносельский, подписав стратегию, нарушил местное законодательство. По его словам, закон «О статусе президента» в регионе так и не приняли с 2001 года, а местная Конституция «не наделяет его правом принимать стратегии по вопросам экстремизма».
«Полагаю, принимая стратегию, президент превысил полномочия, закрепленные в Конституции», — заявил Поповский.
«Кошки-мышки с властью»
В один месяц с подписанием стратегии появилось и первое известное дело об экстремизме — уроженки Тирасполя Ларисы Калик. В конце 2019 года она выпустила книгу «Год молодости» с анонимными интервью с экс-солдатами приднестровской армии. Презентации прошли спокойно, однако, вскоре Калик и ее работой начали интересоваться спецслужбы Приднестровья. В начале июня девушка узнала, что еще 3 марта на нее завели уголовное дело о призывах к экстремизму из-за ее книги. Ей грозит пять лет тюрьмы. Калик уже покинула территорию Приднестровья, опасаясь за свою безопасность.
facebook.com
Следующее уголовное дело об экстремизме завели в июне этого года. На этот раз — против оппозиционного политика из Тирасполя, члена местной Компартии Александра Самония. Его обвиняют в написании анонимных постов в Facebook, где якобы содержатся призывы к «социальной вражде и нетерпимости» и оскорбления Красносельского. По словам Самония, писал их не он. Тем не менее местный совет Тирасполя по запросу прокуратуры снял с него депутатскую неприкосновенность. Его сразу объявили в розыск. Самонию пока удалось скрыться от приднестровских властей.
novostipmr.com
Как отмечает тираспольский политолог Анатолий Дирун, дела Самония и Калик — «несомненно политические». В случае Калик его особенно интересует, почему ее книгой заинтересовалась уже после публикации и открытых презентаций. В деле Самония, по мнению Дируна, не было достаточных и внятных оснований для снятия депутатского иммунитета в городском совете.
«Важно, чтобы общественность в лице местных советов высказала свое мнение по этому поводу. Но этого не произошло. Общественность безмолвствует, а вопросы по факту лишения депутатской неприкосновенности остаются», — отметил Дирун.
Юрист «Априори» Степан Поповский считает, что дело Калик невозможно комментировать, потому что с момента возбуждения уголовного дела — 3 марта — ей так и не передали постановление прокуратуры.
«Власть играет с ней в „кошки-мышки“, очевидно, рассчитывая на ее приезд в Приднестровье. При таких обстоятельствах напрашивается один вывод: власть хочет представить не свою оценку действий Ларисы на предмет экстремизма, а власти нужен „субъект экстремизма“! Учитывая, что „экстремизм“ вменяется Ларисе за „Год молодости“, негативно отражающую службу в приднестровской армии, считаю, что в отношении Ларисы нарушается право на свободу выражения мнения», — заявил Поповский.
Он уверен, что обсуждение проблем состояния армии не может считаться экстремизмом.
Поповский добавил, что в случае Самония есть постановление прокуратуры, однако, там не указаны конкретные посты и фразы, которые посчитали экстремистскими, и почему именно «порочащая информация» в них может восприниматься как экстремизм.
Член кишиневской ассоциации Promo-Lex Павел Казаку считает, что Калик не зря покинула территорию Приднестровья: там кишиневские власти «не могут гарантировать ей безопасность». Он также напомнил, что Самоний раньше уже был клиентом Promo-Lex: в 2018 году его арестовали в Тирасполе за участие в протесте.
Формулировки на все случаи
Правозащитники и юристы с обоих берегов Днестра основным недостатком стратегии считают то, что она оставляет слишком большое поле для интерпретаций. Все они относят дело Калик к заданному стратегией тренду, хоть она и была утверждена чуть позже официального открытия дела на девушку.
Тираспольский юрист Степан Поповский считает, что стратегия содержит множество размытых с юридической точки зрения терминов. «Она не является правовым актом, на основании которого принимают судебные решения. Но, разумеется, принятие такого рода документа, содержащего размытые формулировки, — это возможность для злоупотреблений», — считает юрист.
Председатель «Априори» Евгений Дунаев отмечает, что даже определение в документе «экстремизма» так и осталось неясным. К нему по-прежнему относят «унижение национального достоинства». Кроме того, одной из задач стратегий указывается укрепление «гражданского единства», чему тоже не дается никакое определение.
«Хорошо, когда обществу не приходится интерпретировать и догадываться, что делает государство. […] В этой стратегии много абстрактных понятий, которые ниже не прописаны. У нее нет никакого фундамента», — считает Дунаев.
Тираспольский политолог Анатолий Дирун считает, что не стоит преувеличивать роль отдельных документов, а надо в целом смотреть на информационную политику властей. Он напомнил, как при Евгении Шевчуке в Приднестровье заблокировали многие сайты, а после его поражения на выборах часть из них восстановили. «Нельзя сказать, что это решение сильно помогло Евгению Шевчуку удержать власть», — сказал Дирун.
Член кишиневской ассоциации Promo-Lex Павел Казаку тоже отметил, что в документе «формулировки очень размытые, и их можно использовать для чего угодно». Он уверен, что подобная политика в регионе действует давно, а одна из задач документа — ограничение свободы слова.
Дунаев считает, что «эта стратегия выпячивает пороки государства». По его словам, за документом видны его авторы и в нем есть своеобразная «искренность» местных законодателей. «Стратегия становится легализацией того, что делало государство и раньше. […] Это отказ от лицемерия: мы немножко меньше притворяемся демократическим правовым государством», — сказал Дунаев.
Он утверждает, что конкретные случаи применения этой стратегии «ломают жизни».
Политика закрытых ртов
Как считает юрист Promo-Lex Павел Казаку, в последние два-три года ситуация со свободой слова в Приднестровье особенно ухудшилась. По его словам, дела Калик и Самония — результат давно проводимой местными властями политики борьбы с критикой власти и любыми оппонентами.
Напомним, в мае 2018 года в Приднестровье утвердили новый закон «О некоммерческих организациях (НКО)»: он запрещает политическую деятельность тем, кто получает иностранное финансирование. При этом четкого определения «политической деятельности» нет.
Юристы называли этот закон калькой с российского «об иностранных агентах», а общественники были уверены, что так чиновники пытаются ограничить в действиях организации, нелояльные власти. Пока единственным известным случаем применения этой нормы остается дело центра «Априори»: в минувшем году его едва не закрыли после нескольких прокурорских проверок. Причиной недовольства правоохранителей послужили выставка о свободе слова и лекция о смешанной избирательной системе.
Общественники «Априори» обратились в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ): они намереваются привлечь к ответственности Молдову за бездействие и попустительство в нарушении прав человека на территории Приднестровья.
apriori-center.org/
Следующее ограничение в выражении мнения появилось в Приднестровье в марте 2019 года: в Уголовный кодекс ввели статью за «оскорбление президента». Уже через несколько месяцев NM узнал об аресте двух пенсионеров — Татьяны Беловой и ее супруга Сергея Мировича из села Чобручи Слободзейского района. Их задержали за оскорбление Красносельского в постах в Telegram. Их местонахождение долго не было известно. Весной 2020 года выяснилось, что обоих приговорили к трем годам тюрьмы.
«Людей запугивают, закрывают им рты уголовными делами. […] Немногие публично говорят о ситуации», — подчеркнул Павел Казаку. Отметим, в местных СМИ и на телеканалах не было информации ни об одном из этих дел, включая дела Калик и Самония.
Повод для диалога?
С просьбой прокомментировать происходящее в Приднестровье и то, как в регионе борются с «экстремизмом», NM обратился в миссию ОБСЕ в Молдове, которая участвует в процессе приднестровского регулирования.
«Миссия внимательно следит за развитием событий в области прав человека в Приднестровье. Мы поддерживаем регулярные контакты с нашими коллегами для обсуждения этих вопросов», — ответили в ОБСЕ. Обсуждаются ли в ходе переговоров конкретные уголовные дела, в миссии не уточнили.
Отметим, 16-18 июня в Молдове побывал спецпредставитель ОБСЕ по приднестровскому урегулированию Томас Майер-Хартинг. В пресс-релизе по итогам его визита говорится об обсуждениях с Тирасполем и Кишиневом мер по укреплению доверия, в частности «в сфере телекоммуникаций, банковской деятельности, свободы передвижения и школ с обучением на латинской графике». Права человека в нем не упоминаются.
Тем не менее в правительстве Молдовы NM сообщили, что знают об упомянутых уголовных делах. Замглавы Бюро политик по реинтеграции Алин Гвидиани рассказал, что политическому представителю Тирасполя в переговорном процессе Виталию Игнатьеву уже направили обращение «с выражением недоумения и недопустимости притеснения неотъемлемых прав, необоснованного преследования и незаконного лишения свободы». Игнатьева попросили содействовать восстановлению нарушенных прав и прекращению необоснованных преследований.
По словам Гвидиани, бюро также проинформировало миссию ОБСЕ по каждому делу и попросило миссию следить за их развитием и поддержать участников этих уголовных дел. В бюро выразили надежду, что ОБСЕ внедрит полноценный мандат по защите прав человека в регионе и убедит Тирасполь «отказаться от провокационных подходов и отменить меры несовместимые с универсальными требованиями в области прав человека».
Аналогичные просьбы бюро направило посредникам и наблюдателям в переговорном процессе «5+2», и намерено обсуждать эти дела с международными партнерами Молдовы.
Гвидиани напомнил, что Кишинев неоднократно предлагал создать механизм по защите прав человека в регионе. По его словам, сопротивление есть со стороны Тирасполя. «Гуманитарные аспекты и права человека являются корзиной переговорного процесса и должны быть приоритетными во всех форматах диалога Кишинев-Тирасполь, однако в Тирасполе не усматривается готовность и открытость продвигаться в этом направлении», — ответил NM Гвидиани.
Власти в Тирасполе уголовные дела и проблему борьбы с экстремизмом пока никак не комментировали.
